Ты лучше, Билл, расскажи, что у тебя к нам за работа такая попривлекательней зимовки в поселке.
Билл покачал головой.
- Ну, насчет привлекательности, я бы не сказал. В поселке зимовать приятнее.
У Ричи снова появилось скверное предчувствие. Припомнил, как увлеченно спорил обычно спокойный Вереница с незнакомцем из таверны. Богохульства сотрясали воздух и испуганного подавальщика, самогон лился в глотки и мимо, квашеную капусту и вовсе опрокинули. Ричи пытался успокоить, да ему вежливо, а потом и не очень предложили пойти вздремнуть. Он так и сделал, бросив напоследок, что кто-нибудь непременно додумается позвать священников, и тут уж беды не оберешься. Сид оглянулся на него, угостил довольной улыбкой и вернулся спору. Нашел чем запугивать.
А этот Билл даже скрывать не стал, что предлагает им неприятности. Спокойствие Сида можно было объяснить только одним – за эти неприятности собирались хорошо заплатить.
- Поэтому я настаивать не буду, - продолжал Билл. – Можете отказаться, но лучше до того, как я все выложу.
- Тогда выложи причину, из-за которой мы, по-твоему, должны отказаться, - предложил Сид. – А мы посмотрим.
На Ричи он даже не взглянул. Ричи в который раз напомнил себе, что из них двоих Вереница старший, главный и достаточно жуткий, чтобы слушаться его беспрекословно. Единственный бунт, предпринятый Ричи год назад, закончился непринужденной улыбкой и горящей пустотой на том месте, где у него еще секунду назад была мочка уха. Сид тогда убрал карабин, пожал плечами и вернулся к чтению.
- Юго-запад, - коротко и очень емко сообщил Билл. – Ну, как?
Сид понимающе закивал. Со шляпы посыпался чуть подтаявший снег. Ричи выразительно скорчился, а потом с надеждой посмотрел на напарника. Плевать, что взгляда этого Вереница даже не увидит. Очень хотелось, чтобы Сид тем же ласковым тоном сообщил, где он видал Юго-запад, а затем и порекомендовал Биллу отправиться туда самому. Сердце Ричи тяжелело и ритмом уже не попадало в молчаливые секунды.
- А там что? – наконец, спросил Сид.
У Ричи внутри все оборвалось. Юго-запад. Вереница согласился! Разумеется, и не мог не согласиться. Ричи много раз замечал, как тянет туда его напарника. Сид часто выспрашивал у подвыпивших проводников, чего нового на границе с Пустошью и в ней самой. Словно родина у него там была, и Сид ужасно тосковал.
- Согласны, я так понимаю?
- Юго-запад большой, скажи, где именно.
У Ричи забрезжила надежда, но очень слабая. По большому счету, Сид задавал такие вопросы скорее ради приличия.
- Возле самой Пустоши.
- Плохо, - рискнул вставить Ричи.
- Ладно, пусть будет Пустошь, - принял решение Сид. – Сколько?
- Дорожные расходы и по две тысячи на каждого.
В Ричи отчаянно сражались беспокойство – столько денег разом ничего хорошего не приносят – и жадность – столько денег. Разом! Сид, судя по всему, уже сделал свой выбор в пользу жадности и Юго-запада.
- Тухлая голова опять? – спросил Ричи и получил в бок от Сида.
- Все, согласны, - объявил Вереница.
Билл вздохнул.
- Зря я сомневался. Выходит, верно меня информировали по поводу вашего рода занятий.
- Информировали? – переспросил Ричи.
- Рассказали про нас, - перевел Сид, который моментально догадался, что напарник удивлен не фактом, а незнакомым словом. – И какой у нас род занятий, Билл, про которого мы сами ничего не знаем и знать не хотим?
- Неопределенный, - хмыкнул тот. – Словом, за любую работу беретесь, даже если за нее можно сплясать на виселице.
- Эй, полегче! – разъярился Ричи и снова задохнулся от крепкого удара под ребра.
Он оскорблено фыркнул и замолчал. Билл отхлебнул отвара и приступил к рассказу. Метель постепенно успокаивалась, снег становился крупнее, но падал медленнее.
- Мне нужно, чтобы вы нашли одного человека, - сказал Билл. – Его след теряется на Юго-западе. У меня есть все основания полагать, что он попал в руки священников.
Услышав, что придется вступить в противоборство со священниками, Сид расцвел. Ричи же расстроился, прекрасно зная, чем обычно заканчиваются попытки мозолить глаза наместникам божьим, наделенным к тому же мирской властью.
- Ученый? – с чувством спросил Сид.
Билл кивнул.
- Врач.
- Ох ты черт! – не удержался Ричи. – Настоящий?
- Даже слишком, - буркнул Билл. – Ничего против не имеете?
- Да хоть сам дьявол! – воодушевленно возразил Сид. – Врач, значит врач. Голову или целиком?
- Хоть волосок с его головы упадет, денег не получите. Человека зовут Рэй Аркано. Найдите, если у него проблемы – решите их. Выбор средств на ваше усмотрение.
Сил улыбался и, казалось, совсем не слушал.
- Проблемы – это священники? – сварливо поинтересовался Ричи.
- Возможно. Если у него нет проблем, помогите ему в том, что он делает. Иными словами – охраняйте. Через полгода жду вас в Новой Мекке на доклад. Спросите в трактире Билла, вам скажут.
- Расплывчато, - резюмировал Сид. – Но занятно. А если вашего Аркано уже благополучно исповедали на виселице?
- Тогда остаток денег получите за справку от шерифа или священников. Но если это так… - Билл оборвал сам себя. – Значит, привезете мне в Новую Мекку справку.
- Да, задаток… - вспомнил он вдруг и зашарил под дубленкой, извлекая целлофановый мешочек, полный прозрачных и розовых пластиковых кружочков. – Одна треть.
- А если то, что Рэй Аркано делает, не уложится в полгода? – сообразил Ричи.
- Тогда приедет один из вас, и разрешаю нанять третьего, на замену.
Вереница остался доволен, а Ричи сделал вывод, что дело Рэя Аркано точно не закончится до лета. Но при виде тысячи с гаком денег, да еще в пакете из редкого целлофана, Ричи на миг позабыл все тревоги. Потом задаток перекочевал под дубленку Сида, искушение убралось, а Ричи остался с опасениями и усталостью.
2
В тюремной избе на окне стоял горшок с остро-пахнущим красным цветком. Несколько засохших листьев болталось в застиранной тюлевой занавеске. Плетение ткани истончилось, местами узор дополняли дырки. Наверное, именно их и созерцал человек, лежавший напротив окна на топчане.
Он был небольшого роста, в молодости наверняка казался хрупким, но теперь зрелость наложила свой отпечаток, превратив трогательно-субтильное телосложение в неприятно-угловатое. У заключенного были острые колени, сутулая спина и необычное для этих мест азиатское лицо. Но волосы, в отличие от немногих живших в Крайней деревне китайцев, были не черными, а холодного сероватого цвета. Из-за них выглядел он раньше времени стариком, а может быть, уже давно им стал.
В тюремной избе было тепло и по-домашнему пахло тем особым, добрым печным запахом. Попыхивал чайник с чабрецовым отваром. Мрачноватый, долговязый шериф в ватном жилете зябко тянул руки к чайнику, пытаясь согреть их. Возле порога оттаивали его сапоги с облепленными снегом меховыми отворотами. Арестант на шерифа не смотрел, а тот не смотрел на него. Солнце, словно забывшее, что наступила зима, весело проглядывало через занавеску. Молчание плавало в натопленном уюте избы.
Шериф, отогревшись, повернул голову к заключенному, вздохнул о чем-то и засобирался снова на улицу. На половике еще не успел растаять опавший с сапог снег, а шериф уже стоял на пороге с ключом, собираясь замкнуть избу.
- Тебе если чего надо, - сказал он, сосредоточенно изучая узор половика, - Тут Джерри будет, мой помощник. Его позовешь.
Заключенный даже не пошевелился.
Шериф, ничего другого не ждавший, выскочил в сенцы, а оттуда в пушистый сугроб. Подумал, что еще с утра собирался отрядить Джерри убирать снег, но парнишка куда-то запропастился.
- О-ой, Винс!
Шериф повернул голову туда, откуда донеслось это своеобразное приветствие. На другой стороне улицы орудовал огромным пихлом староста, давний его знакомец. Из-под мехового капюшона ярко сверкал большой красный нос – явное свидетельство старостиной любви к постоялым дворам и трактирам, а так же повод для бешенства всех пятерых незамужних дочек.
- Здорово, Йохан! – отозвался Винсент, который очень не любил, когда его звали Винсом. – Смотрю, полезным делом занимаешься!
Изящно напомнив старосте о том, кто на самом деле заставил его, первого человека в Крайней деревне, выбраться на мороз и поработать лопатой, шериф ощутил определенное колючее удовлетворение. Староста жалостливо хрюкнул и только яростнее упер широченное брюхо в рукоять пихла. Винсенту подумалось о снегоочистителях, последний из которых видел он лет десять назад и то уже никуда не годный, даже если бы удалось раздобыть солярки.
Чтобы не орать через всю улицу, шериф подошел. Староста с явной радостью прислонил пихло к крыльцу. Теперь его дочери если и высмотрят из окна, что папаша расслабляется, будет видна и уважительная причина – похожий на колодезный журавль, сутулый мужик в широкополой, обвисшей шляпе и при револьверах поверх ватных штанов – одним словом, Винсент, шериф Крайней Деревни.
- Ну, как там доктор? – тут же спросил Йохан, утерев шмыгающий нос заскорузлым рукавом дубленки.
- Лежит половичком, - посетовал Винсент. – Ничего не ест. Как бы не помер до приезда святейшеств.
- А если и помрет, - сощурился староста. – Ему ж и лучше. Вот ты бы, Винс, что предпочел – на виселице выплясывать или своей смертью помирать?
- Я бы постарался до такого не доводить, - честно сказал шериф. – В наше время осторожнее надо быть, а этот будто сам напрашивался. Сидел бы тихо, огород копал, никто б его не тронул. Так нет же, шастал по деревням, врачевал и людей, и скотину. И скотов, видимо, тоже. Вот и нарвался. Бывает.
Староста внимательно выслушал шерифову речь, наблюдая за тем, как клубится пар вокруг обмотанного бурым шарфом подбородка того, потом вздохнул и зачем-то взялся снова за пихло.
- Ты б его и не арестовал, - мрачно, но все же с иронией заметил Йохан. – Сочувствуешь всякой твари, даже ученым проклятым. Я-то все понимаю, но смотри, не разглагольствуй так, когда святейшества пожалуют. А еще лучше скажи, что сам лично его изловил, а не проводники твои привезли.
- Я как раз их пошел искать, - вспомнил Винсент.
- Иди, иди, - поддержал староста. – И за языком своим последи, если не хочешь, чтобы твои недоброжелатели тебя же святейшествам и сдали. Кстати, их прибыло. Вот зачем вчера было в трактире Оскари плеткой вытягивать по заднице? Он мне на тебя жалобу подал.
- Сказал бы спасибо, что не прикладом его проучил, - беззлобно зарычал Винсент. – Все эффективнее, и мебели бы меньше перепортить успел.
Староста что-то булькнул и махнул рукой – дескать, иди уже, и так все ясно.
Шериф смешно взмахнул руками и зашагал, пропахивая в сугробе широкую, с неровными краями колею, в сторону постоялого двора.
То была большая двухэтажная изба. Перед ее крыльцом торчала из снега длинная коновязь, сработанная из обломка железного столба и пары трухлявых бревнышек. Все равно каждый год ее ломали, так что возводить более изящную конструкцию Яков, хозяин постоялого двора, даже и не думал. Вместо этого потратился на странное сооружение, похожее не то на флагшток, не то просто на столб, с коего в безветренные дни свисала посеревшая простыня со словами «Кров и пища». Очевидно, задумывалось это как видная издалека вывеска, но большую часть времени она служила наблюдательным постом для ворон или убежищем для деревенских кошек.
В самом трактире было душно и пахло если и лучше, чем в хлеву, то ненамного. Очевидно, уборку Яков еще не начинал, поэтому все, что вчера было недоедено и недопито, валялось на полу или кисло на столах, размазанное по деревянным чашкам. Капустная вонь мешалась с кислятиной разлитого самогона. Винсент криво улыбнулся, вспоминая вчерашние попытки призвать общественность к порядку.
- Утречко доброе, Винсент, - поздоровался Яков. – Спасибо тебе еще раз.
Шериф обернулся на звук скрипучего голоса и плеск воды в тазу. Трактирщик выступил на бой с объедками. Руки у того тряслись, таз в них прыгал, вода разливалась, а еще Яков недвусмысленно таращился ему за спину, словно кого-то высматривая. Джерри. Шериф подумал, куда подевался Джерри, и даже немного забеспокоился. Ночевал сорванец дома, долго вертелся на полатях, пару раз якобы бесшумно спрыгивал попить – это все страдавший бессонницей шериф помнил превосходно. Потом, ближе к утру, когда тяжелый, не приносящий облегчения сон накрыл Винсента, Джерри, наверное, проснулся и сбежал куда-нибудь.
- Ну да, два стола я все-таки спас, - Винсент красноречиво указал на остатки еще трех, переломанных вчера развеселым Оскари и его друзьями. - А где мои проводники?
- Джо с Янушем что ли? - уточнил трактирщик. - Уехали оба, вы с ними вчера разминулись. Ты как ушел, так они минут через десять явились. Еды в дорогу заказали да и сгинули. Наверное, работы подвалило.
- Вероятно, - вздохнул шериф. – А жаль, поговорить с ними надо было.
- Бывает, - хмыкнул Яков. – Сегодня в обед клецки будут, заходи.
Винсент покивал, хотя честно собирался пообедать совсем немного подгорелой жареной картошкой, дожидавшейся своего часа в сенцах. Пошел к выходу, слишком уж тяжело дышалось в дубленке среди влажного, тошного тепла трактира. И все-таки остановился, уже взявшись за налакированную руками дверную ручку.
- А к тебе Джерри не заходил?
- Нет, не видел, - Яков плеснул водой, выуживая мерзкого вида тряпку. – А жалко, я его хотел угостить, печенье осталось.
Шериф угукнул и вывалился на приятный холодок. Снег размягчился, липнул к сапогам, но земля сквозь него не проглянет уже до самой весны. Пока Винсент возвращался в тюремную избу, мимо прогарцевал на толстом коротконогом жеребчике деревенский парнишка, протащил за собой волоком вязанку растрепанного хвороста. Винсент вяло ответил на приветствие и потер переносицу.
Солнце резало глаза, грело затылок через шапку. Ощущение было неприятное, словно пил долго и с остервенением, но правда заключалась в том, что Винсент вообще не брал в рот спиртного уже целых семнадцать лет и впредь не собирался. Примерно столько же он не мог нормально спать, в те короткие часы, когда измученное тело объявляло перерыв, приходили наизусть выученные кошмары, и просыпался шериф, чувствуя себя еще хуже, чем вечером. Потом, после пары кружек густого травяного отвара и прогулки становилось легче, и до ночи Винсент вроде бы жил.
Сегодня мерзкое чувство не проходило, наверное, потому, что к привычным поводам для бессонницы добавились и новые. Этот врач, которого притащили два дня назад Януш и Джо. Ну, чего ему стоило просто поесть, хоть слово шерифу сказать, воспользоваться этим неловким, наверное, совсем не нужным гостеприимством перед тем, как явятся священники и показательно его вздернут? Шериф и сам сделался пленником, опасаясь надолго отойти от тюремной избы, ожидая, когда заключенный сдастся и попросит чего-нибудь.
Теперь еще и Джерри куда-то запропастился. Конечно, мальчишка мог идти, куда хотел, Винсент никогда его не ограничивал. Когда тому исполнилось двенадцать, шериф даже раздобыл в меру дурного, с веселым характером серого мерина. С тех пор Джерри сделался почти неуловимым, мог часами носиться вокруг деревни, пугать кур и фермерш, заставляя коня прыгать через изгороди. Правда, один раз, когда сорванец в пылу скачки проторил изрядную борозду в чужом картофельном поле, шериф счел нужным применить воспитательные меры. И только. К тому же, когда Винсент поручал помощнику какую-нибудь работу, тот никогда не пытался увильнуть, выполнял все с жутковатой старательной отрешенностью. В такие моменты шериф чувствовал себя не погонщиком рабов, а скорее отцом, усыновившим ребенка с плохой наследственностью, и теперь ждущим напряженно, когда же она проявится. Так оно и было.
За Джерри переживать все-таки не стоило. Скорее всего, радовался погоде, нарезая вокруг деревни круги. И за объявившего голодовку доктора – тем более. Ждать-то осталось дней пять, не больше, потом подоспеют священники. Главное, чтобы казнь в деревне не устраивали, потому что смотреть на нее шериф не хотел. Он вообще никогда не любил казней, а с некоторых пор и вовсе при виде готовящейся к празднику виселицы мысленно примеривал петлю на собственную шею.