Глава I
По разбитым дорогам, и тёмным лесам
Ляжет путь мой, что вьётся еще с малых лет.
Не увидеть мне пламя, что греет очаг
И не ведать покоя.
Мне — распутывать тайны, идти по следам,
Мне — вершить приговоры и чтить свой завет.
Но безмерно труднее — один сделать шаг
Между мной и тобою…
Пролог.
По извилистым сводам пещерных стен, отражаясь в глазах висящих под потолком нетопырей, плясали голубоватые отблески пламени. Костер питало особое, ценное дерево, чьи сложенные ветви больше походили на иссохшие скрюченные руки. Яркий огонь плясал у изголовья алтарной плиты, установленной на базальтовом основании. Кроме него горели длинные и тонкие свечи, расставленные широким кругом.
По алтарю плелись вязью линии, вырезанные в камне, собираясь в узлы символов. В углублениях покоились прозрачные камни грубой огранки — пока еще пустые. На самом алтаре застыло обнаженное тело жертвы, привязанной крепкими ремнями. Она казалась совершенно неподвижной, и под действием дурмана должна быть без сознания. Но ее глаза оказались открыты.
Зрачки медленно обводили круг, осматривая пещеру.
У изголовья алтаря стояла фигура в черной мантии. В отличие от других, заканчивающих последние приготовления и раскуривающих нужные благовония, этот жрец молча изображал статую, возвышаясь у нее в головах. Но вот и он пошевелился.
Человек протянул руку и взял нож, аккуратно проверив остроту обсидианового лезвия. Итак. Все готово.
Жрецы образовали второй круг за свечами. Каждый держал в руках такой же ритуальный нож. Атмосфера стала накаляться, словно воздух сам собой задрожал от напряжения. Даже отблески пламени вдруг показались телами призрачных змей. Тени бесновались по углам пещеры и за спиной каждого жреца, в такт дикому танцу пламени.
Жертва пристально следила за тем, как они сомкнули круг.
Ее запястья были скованы браслетами из металла, похожего на тусклое, зеленоватое серебро. На первый взгляд безобидные украшения связали ее не хуже оков, и теперь не давали даже нормально мыслить. Холодное масло, которым начертили знак у нее на лбу, показалось касанием отвратительного щупальца. Она отдернулась и изнеможенно смежила веки.
Так просто сдаться? Должен же быть выход. Освободиться хотя бы от одного ремня. Ударом в горло вывести из строя первого, выхватить нож у второго. С таким раскладом уже можно обороняться. А то и быстро полоснуть по остальным ремням, освободившись окончательно. Тут уж вволю разгуляться…
Открыла глаза.
Бесполезно. Вязали на совесть. От любого движения ремни только затягивались туже, не оставляя никаких шансов. А сил так мало…
Раздались слаженные шаги вперед. Дрожание свечей. Колыхание черной ткани. Круг из жрецов стал сужаться.
Тот, что стоял у ее головы, приблизился и нанес первый символ. Лезвие неторопливо коснулось кожи и выписало знак так аккуратно, словно он чертил стилом по холсту. Однако ей показалось, что лезвие было раскаленным.
По пещере разнесся вскрик. С деревьев снаружи вспорхнули ночным птицы.
Она бессильно взирала наверх. Там, в потолке пещеры зияло отверстие, сквозь которое на нее косились мерцающие звезды. Шевельнулись губы, начиная шептать слова, что всплыли в уме. Нет выхода — значит, нужно выдержать.
Главный жрец размахнулся и ударил ее по щеке, обрывая молитву. Жертва отвернулась и зажмурилась, чтобы не видеть, как ее коснутся острые ножи. На алтарь должна пролиться кровь. И сила в ней достанется кому-то, кому поклоняются эти фигуры. Остается только сжать зубы, пока лезвия покрывают кожу символами, и острая боль медленно сменяется холодом. Это не простые знаки. Это метки.
От стекающей крови каменная глыба алтаря медленно разогрелась и запульсировала собственным теплом. И откуда в ней столько крови… Капает с углов плиты, обволакивает кристаллы-накопители, пропитывает светло-рыжие волосы, разметавшиеся возле плеч. И силы уходят с каждой каплей. Неизбежно. Даже открыв глаза не разогнать эту тьму, что медленно наползает со всех сторон, готовая вцепиться, забраться в саму душу, забрать все, что есть… Никогда!
Нет! Не бывать этому!
— Сердце темному! — Провозгласил главный, и занес нож в последний раз.
В глазах жертвы мелькнула бессильная ярость, а потом раздался самый громкий крик, который тут же оборвался.
Глава 1.
Если вы искренне верите, что женщины — слабый пол,
попробуйте ночью перетянуть одеяло на себя.
В жизни каждого человека наступает момент, когда ему настолько не хочется просыпаться и отдирать себя от подушки, что проще задушить этой подушкой любого, кто покусится на сон. Вот и у меня сейчас такой момент наступил.
Состояние такое, словно до этого я три дня без передыху работала на разгрузке в порту, потом подползла к самой мягкой и удобной в мире кровати, рухнула на нее, и стоило только погрузиться в сладкий сон, тягучий как патока, меня вырвал из него мерзкий птичий вопль.
День, когда человек решил завести петухов в качестве домашней птицы, был черным. И даже петушатина на завтрак уже не исцелит моей сердечной боли!
Я с глухим стоном нащупала одеяло и натянула его себе на голову. Не помогло.
Как только я встану — если смогу, учитывая мерзкую ломоту во всем теле — то спущусь и переговорю с хозяином, который держит птичник вплотную к постоялому двору, или я не…
Или я не буду… я?
При попытке повернуть голову, затылок отозвался глухой болью, радостно кинувшейся грызть череп. Я с трудом откопалась из постельных завалов и открыла глаза. Прикрыла их ладонью, чтобы привыкнуть к свету, поморгала и уставилась на потолок.
Ничего не понимаю. Или я настолько еще не пришла в себя ото сна или я… не помню свое имя.
Лоб не оказался ни горячим, ни липким. Я дрогнувшей ладонью провела по нему, по волосам и уронила на подушку. Сон ушел — имя не пришло. Как и все остальное.
Но… кто я?
Я смутно припомнила, что родилась и выросла в глухой деревне. У меня были проблемы с родными. Какие проблемы? Кто родные?
Пусто.
Смутные воспоминания оборвались годах на шестнадцати. Вроде как до этого было спокойно, а потом что-то произошло. И кажется, что будет неприятно это вспоминать.
И еще я уверена, что сейчас нахожусь далеко от дома и мне уже давно не шестнадцать. Но куда, блин, делись остальные годы!?
Больше не вспоминалось ничего.
Потолок. Смотрим на потолок, не паникуем, думаем… Потолок деревянный, в углу от сквозняка плавно колышется паутинка, в остальных местах она тщательно выметена. Раскрытое окошко, в нем утренний ветерок треплет ситцевые цветные шторки на веревочке. Значит, судя по тому, что постель мягкая и удобная, а из подушки в нос не лезут перья, ночлег неплохой. А как я тут оказалась, и кто за меня заплатил? И если я, то откуда у меня деньги?
Напилась вчера, что ли!? Я дернулась и застонала от боли. Ломило каждую косточку. Что-то не похоже на похмелье…
Встать.
С трудом села на кровати, откинула одеяло… Вот еще дела. Почему я сплю одетой и обутой?
Ноги под одеялом оказались затянуты в штаны из темно-коричневой кожи. Они оказались так удобны, что я их почти не ощущала. Я в замешательстве провела пальцами по коже и нащупала тщательно зашитую дырку на шве.
Недешевый наряд. Штаны, плотный корсет со шнуровкой впереди, и несколькими мелкими скрытыми карманами, поддетая под него рубашка, не иначе как шелковая. Кожаные туфли, тоже со шнуровкой и на мягкой подошве. Все сидит идеально, явно сшито по мерке. Запястья облегает по два браслета из кожаных ремешков, на одном набраны темные бусины. Теплые, хотя сделаны из камня. Непростые украшения.
Я почесала затылок, а потом схватилась за голову.
Откуда у меня такие деньги!?
Вперед на одеяло свесились светло-рыжие волосы. Я в замешательстве потянула за один завиток. Такие длинные… В детстве не было таких. Зачем, интересно, отрастила? Еще уверена, что на левой щеке у меня будет шрам. Провожу по ней пальцами — ничего подобного не ощущаю.
А мое ли это тело!?
Действуя по наитию, повернула ладонь и вздохнула с облегчением. Память выдала информацию из детства, что на правой ладони, на мизинце у меня была парная родинка. Врезалась в память такая удобная примета. Когда увидела ее наяву, стало спокойнее. Я знала, что окажись я в чужом теле, ничем хорошим это не закончится: оно рано или поздно отторгнет меня. Откуда мне это так хорошо известно, вопрос другой.
Спустила ноги с кровати и увидела валяющийся на полу ремень с оружием. Узкий меч, короткий кинжал, рядом лежит крепкая трость с острым концом. Трость изначально не моя, потому что навершие выполнено в виде змеиной головы. Мне ее подарила… Кто? На уме вертится только «белая змейка». В общем — кто-то.
Снова действуя по наитию, я завела руку за спину и нащупала еще один кинжал, спрятанный в корсете и прилегающий лезвием к позвоночнику. Рукоять, по идее, маскировалась волосами или курткой.
Ну что ж такое! Откуда у меня это оружие, и зачем?
И что это на руке?
На пядь ниже локтя, вокруг правой руки обвилась черная татуировка, похожая сразу на змей, языки пламени и замысловатый узор. У меня снова голова заболела от вопросов: когда я ее себе сделала? Что она означает?
Не хватало еще зеленых глаз к образу ведьмы! — Фыркнула я про себя.
— А ты не волнуйся, зеленые и есть! — Фыркнул в ответ некий странный голос. То, что слышать голоса, звучащие из ниоткуда, это плохой признак, я тоже знала.
Резко обернулась. Никого.
— Кто здесь?
Комната застыла в молчании. Потом раздалось задумчивое:
— Я.
Я тоже некоторое время молчала, прикидывая, не сплю ли еще. Потом решила уточнить.
— Кто это, «я»?
— Твой временный наставник.
— Какой еще наставник?
— Добрый. — Ядом в кислом голосе можно было отравить стаю волков. — У некоторых ведьм с проблемами, вот как раз у таких как ты, появляются подобные наставники.
— С проблемами?
— Угу. В том числе с головой.
— Все в порядке с моей головой. — Огрызнулась я, разглядывая татуировку. Что-то вспоминалось по ее поводу, вроде как это было очень больно, и наносилась она магически…
— Нда? А скажи тогда, милая, как тебя зовут?
Я попыталась придумать язвительный ответ, но собеседник снова фыркнул.
— Во-первых, имя твое Хельдин. Во-вторых, я не называл тебя сумасшедшей или дурочкой, а имел в виду, что у тебя стерта память и нужна помощь. Обижаться бессмысленно.
— Может, еще что интересное расскажешь? — Я закинула пробную удочку и замерла в ожидании. Но в сознании было глухо, и я разочарованно выпрямилась с ремнем в руках. Встала, чтобы его приладить… и чуть не выронила.
На окне, которое вдруг оказалось открытым, нагло сидел крупный ястреб, впиваясь когтями в дерево подоконника. «Красный ястреб, место обитания — юг Антарии и орочьи степи» — тут же вспомнила я.
Взгляд желтых глаз был до странности пристальным и тяжелым.
— Нравлюсь? — Уточнил голос, по-прежнему звучащий у меня между ушей.
Я ткнула пальцем в птицу.
— Ты!?
— У тебя есть другие кандидатуры? — усмехнулся голос. Ястреб заинтересованно склонил голову набок.
Я села обратно на кровать, забыв про пояс. Маразм крепчал, деревья ржали…
— Можешь даже не задумываться, это тоже бессмысленно. Вкратце: у меня есть это тело, но если ястреб тебя на время покинет — ему нужно спать и охотиться — я все равно смогу видеть, что с тобой происходит. Возможно, смогу с тобой разговаривать.
— И слышишь мои мысли — недовольно добавила я.
— Не стоит беспокойства. Я соблюдаю границы личного, и от меня никто ничего не узнает. А теперь послушай внимательно.
Я подняла взгляд.
— Существует орден охотников на нечисть, занимающийся сохранением жизни и баланса. Ты одна из них. Отсюда снаряжение. Орден стоит на страже мира и рас, населяющих его. Основная задача — их защита и истребление нечисти.
Орденцы курсируют по всему материку, в основном в одиночку и оказывают посильную помощь разумным расам в защите от темных сил. В исключительных случаях, в основном для зачисток, созывается группа охотников.
Орден бессмертен, и это не метафора. Убитый охотник иногда возрождается в прежнем теле, чтобы продолжить свое дело. Но тут не обходится без минусов, в числе которых временная потеря памяти.
Я помолчала, потом снова рассеянно провела руками по волосам, отбрасывая их с лица. Хрипло спросила:
— Меня убили?
— Да.
— И я просто этого не помню?
— Именно.
Я подумала.
— Так… Орден… Как его охотник, я должна уметь драться и иметь обширные знания о нечисти, нежити, призраках и прочей бесовщине. Знать все о защитных и боевых заклинаниях, разбираться в зельях и амулетах. Те же браслеты, что на мне, наверняка непростые.
Но что-то мне подсказывает, что если сейчас я надумаю метнуть нож в дверь, то он, скорее всего, вырвется из рук, улетит в окно и убьет кого-то из кур. Выходит, без своей памяти я не охотник, а щенок беспомощный?
— Именно поэтому я здесь. И прежде всего напоминаю, что ты не беспомощна — ты охотник-маг. И пусть сейчас заклинания помнишь не лучше себя самой, всегда способна на интуитивные реакции.
В уме словно щелкнуло.
— Специализация — боевой стихийник?
— Да. Вспомнила?
Я покачала головой, морща лоб.
— Только термин, и что примерно он значит. Я управляю четырьмя стихиями, и заклинания творю на их основе. Силу тоже могу черпать из них… точнее, смогу делать это напрямую, когда получу статус магистра первой ступени, а у меня пока только вторая. Имею развитую интуицию и второе зрение, но способности к ним слабые. Как у любого мага третьего ранга, чья сила направлена на воздействие, а не видение. Помню, что помимо боевой есть специализация теоретика и алхимика. Помню, что алхимию ненавижу всеми фибрами души. Что кроме стихийников к третьему рангу относятся некроманты. И кто-то еще… — растерянно протянула я. Небольшая порция информации, прорвавшись, тут же иссякла.
— На этом все? Насколько мне известно, ты будешь вспоминать понемногу. То, что необходимо в данный момент, или по цепочке ассоциаций. Больше ничего не пришло в голову?
— Мое имя Хельдин, оно звучит еще и как «Хаэлд». Но второй вариант, кажется, нельзя даже вслух не произносить… а я только что это и сделала.
— Второе имя тайное, и я никому его не передам. Но на будущее — да, никому его не открывай.
Я подождала пару минут, но внезапные озарения кончились.
Вздохнула, наклонилась и подняла пояс с оружием. Встала и вдела его в петли, для чего с одной стороны пришлось отстегнуть кинжал. Подумав, я решила оставить трость в комнате. Тяжелая палка с заостренным концом и массивной рукояткой, конечно, вселяла оптимизм, но в данный момент вряд ли пригодится.
Правда, оставляя это оружие, я не могла лишить себя остального. То ли жадность, то ли привычка. Меч в руках я держала еще неуверенно, однако его вес уже придавал уверенности.
Вынула его из ножен, поднесла к лицу, чтобы лучше рассмотреть лезвие. Вытянувшись по долу телами и раскрыв крылья, на нем застыли силуэты трех птиц. Под углом они были белыми, при другом наклоне выцвели почти до прозрачности. Кажется, это что-то значило. Какие-то три качества? Три заповеди?
— Тяжеловато — пробормотала я.
— Ничего не вспомнила?
— Нет. Похоже, пока с меня хватит.
Я обернулась к сумке, которая лежала на стуле у входа, и рискнула сделать к ней пару шагов. Ломота уже отпустила, но движения все равно давались с трудом.
— А что это со мной? Все тело крутит, как… как после отравления!
От ястреба донесся щелчок клювом.
— А ты думала, перерождаться легко?
В сумке обнаружился набор метательных ножей в чехлах, полировочная мазь для лезвий, связки сушеных трав в мешочке и пара пузырьков с подозрительным мутным содержимым. В одном даже какие-то червяки плавали. Варила я это, наверное, для заклятого врага.
Обнаружив походное одеяло и посуду — маленький котелок, пару чашек и ложку с вилкой — я вздохнула. Даже не обращаясь к памяти, точно могу сказать, что не люблю готовку в полевых условиях.