Билния вместе с братом возглавила отряд драконид с сосной на эмблеме, Фиред повел вперед своих воинов. Отряд погибшего Теферта по распоряжению Талааса обрел новую предводительницу — Силиру. Драконицу следовало поощрить за преданность, а Талаас пока не обладал другими возможностями это сделать.
Доклады были правдивы. Пепел сыпался не переставая, земля ощутимо дрожала, город горел, воздух пропитали гарь и сера. Тонкий аромат камфоры напоминал о родном мире, о сам-андрунах, о времени восстановления запала. Такие воспоминания были приятными ровно до этого дня. Теперь же Талаас с раздражением представлял новую встречу с сам-андрунами. Госпожи знали, как он завладел диском, но молодой дракон всем сердцем надеялся, они никогда не узнают, что он провел ритуал с неполным набором камней. Тогда о троне можно будет забыть раз и навсегда.
От мрачных мыслей отвлек жуткий треск — шальной магический разряд ударил в землю всего в десятке шагов от Талааса. Набросив щит на свой отряд, дракон велел воинам поторапливаться.
* * * * *
Город давно остался позади. С беспокойством поглядывая на девочку, Нальяс понимал, что либо неверно рассчитал расстояние до храма, в который магистр Левьис и военный собирались отвезти императора, либо в темноте выбрал неправильную дорогу. О последней вероятности не хотелось даже всерьез задумываться, потому что такой поворот был воистину ужасным. Неизвестная местность, отсутствие еды и воды, рыщущие по округе странные твари и пустой резерв в довершение бед — худшее и представить было сложно.
Конец сомнениям положила молния, рассекшая небо пополам. Громыхнуло так, будто небо обрушилось на землю, но этот грохот смешался с ликующим возгласом — благодаря вспышке Нальяс увидел храм на холме. Теперь он мог с чистым сердцем сулить Амаэль скорый отдых в безопасности.
Рядом с храмом собралась толпа, но Нальяс ошибся, решив, что жители пришли проститься с императором. До погибшего правителя никому не было никакого дела. Бегущих из Арроса привлекал только колодец.
С большим трудом пробиваясь в храм, страж надеялся увидеть там монахов, читающих молитвы над покойным, Левьиса и, возможно, других магистров, военных, отдающих дань памяти императору Ардиру. В конце концов, он умер всего лишь несколько часов назад. Но и храм обманул ожидания Нальяса.
Монахи там действительно были. Они занимались тем, что выковыривали из стен рядом с фресками, изображающими чудеса Великой, золотые завитки и драгоценные камни. Добычу складывали в мешки и грузили на большую тачку. Пару долгих минут опешивший от подобного юноша молча наблюдал за монахами, не находя в себе сил даже пошевелиться. По сравнению с их действиями святотатственное поведение магов и военных даже не стоило внимания.
Левьис и еще двое магистров спорили о чем-то с тремя воинами, используя алтарь в качестве стола, на котором развернули карты. Заметив Нальяса, старейшина гильдии магов жестом остановил своих собеседников и указал на одну из боковых дверей:
— Он там. Постарайтесь нам не мешать.
К пренебрежительному тону, добавилось и странное выражение лица, когда Левьис увидел бросившуюся к двери принцессу. Взгляд, которым старейшина гильдии проводил девочку, Нальясу совершенно не понравился. Вспомнился рассказ Амаэль о кошмаре, в котором за ней охотились после смерти родителей. Теперь такое развитие событий перестало казаться Нальясу невероятным.
В борьбе за власть принцесса — помеха. Слишком мала для династического брака и укрепления позиций. Опекун мог бы претендовать на регентство, будь принцесса наследницей, но в империи Терон закон предусматривает наследование по мужской линии. Поэтому опекунство не принесет выгод, если опекун не поставит своей целью изменить законы и сделать Амаэль императрицей по достижении совершеннолетия. А это угроза, постоянная угроза власти нового правителя.
От девочки проще избавиться. В такое смутное время смерть малолетней Амаэль даже не вызовет вопросов. Землетрясения, твари, драконы, общее бегство, неконтролируемые разряды магии — вполне достаточные, исчерпывающие объяснения.
Раздумывая над этим, Нальяс вошел вслед за девочкой в указанную комнату. Там на длинном столе у окна лежал император Ардир. Свет факелов проникал в витражное окно с улицы, падал разноцветными пятнами на аристократическое лицо покойного. Амаэль замерла в шаге от отца и неотрывно смотрела на него.
— Это ведь не сон, так? — чуть слышно спросила она, когда за Нальясом тихо затворилась дверь.
— Нет, не сон, — честно ответил юноша, стараясь смириться с тем, что оказался единственным, кому небезразличны сама Амаэль и ее судьба.
— И я не сплю, правда ведь? — уточнила девочка. Ее голос дрогнул, по щекам скользнули слезы. Из-за витража они казались красными.
— Нет, не спите, — подтвердил страж.
— Я знала, что так будет, — просипела она и, упав на колени, разрыдалась.
Нальяс осторожно обнял принцессу и ничего не сказал. Все равно никогда не смог бы найти слова утешения.
Через несколько минут Амаэль высвободилась из его рук. Девочка не смотрела на мага, прятала лицо, будто стыдилась слез. Поэтому Нальяс не удивился просьбе уйти, оставить ее наедине с умершим.
Монахи все так же выцарапывали из стен драгоценности, маги и воины по-прежнему обсуждали что-то над картами. Все это последний страж видел словно сквозь туман. Истощение резерва отупляло, замедляло мысли, ослабляло. Желудок болезненно сводило от голода, во рту пересохло, тело налилось свинцом от усталости. Нальяс занялся поиском еды, воды и места для сна для девочки и для себя.
Длинный коридор вывел эльфа к той части храма, что служила домом для монахов. Найти кладовку и кухню не составило труда. Там гремел посудой и что-то бормотал себе под нос крупный служитель в традиционном темном одеянии. На столе стояли несколько сумок, в которые мужчина укладывал припасы. Колбаски, хлеба, сыр, какие-то соления, пыльные бутылки с вином… Нальяс ни минуты не сомневался, что без скандала монах не даст и корки. К сожалению, ожидания полностью оправдались, но все же итогом долгих препирательств маг остался доволен. Отвоеванного вполне могло хватить на два дня и ему, и девочке.
Жадно припав к горлу кувшина, Нальяс долгими глотками пил холодное молоко. Недовольный монах бурчал что-то пакостное, почти оскорбительное о нищебродах и попрошайках, но мага это не волновало. Спор забрал последние силы, не хотелось не только снова ввязываться в перепалку, но и двигаться.
Новый подземный толчок отвлек служителя от Нальяса, напомнил о необходимости быстро собрать съестное. Пользуясь тем, что монах отвернулся, маг запрятал в сумку лишнюю ковригу хлеба и, прихватив еще один кувшин с молоком, ушел к Амаэль.
Девочка стояла, положив ладони на руку отца, и вздрогнула, резко повернулась, когда Нальяс вошел в комнату.
— Я принес немного еды. Вы наверняка голодны, — удивившись тому, что принцесса казалась виноватой, сказал маг.
— Спасибо, — она потупилась, заметно покраснела и слишком поспешно, чтобы это не вызвало вопросов, отошла от покойного.
Нальяс сел у стены недалеко от входа. Место он выбрал не случайно — теплые отсветы придавали фарфоровому лицу правителя краски, сглаживали тени. Даже казалось, что правитель спит, отдыхает перед новой битвой. Эльф с усилием оторвал от серой ковриги большой кусок, передал его девочке. Амаэль медленно, несмело подошла к стражу, села так, чтобы не видеть отца.
— Попейте, — пододвинув ей тяжелый кувшин, посоветовал маг, — и постарайтесь поспать. Вам понадобятся силы завтра.
Она вздохнула, бросила на Нальяса короткий взгляд и промолчала. Ему же тишина была в тягость, поэтому в ход пошли безликие фразы и беспредметные утешения. Он замечал, что принцесса находила его разговорчивость обременительной, но другого способа заполнить время у мага не было. Пустопорожний монолог тянулся вечность, не меньше, но в холодном, чуждом и, к счастью, не поврежденном даже самыми сильными подземными толчками храме он был единственной защитой Нальяса от трудного разговора с осиротевшим ребенком. Этой беседы молодой страж боялся и внутренне напрягся, когда девочка заговорила.
— Я пыталась узнать, любил ли он меня, — чуть слышно выдохнула Амаэль. — Но не смогла нащупать нужные воспоминания.
— Он любил вас, не сомневайтесь, — твердо заверил Нальяс. — Что бы вы ни слышали до появления драконов, что бы ни услышали позже, не сомневайтесь. Он любил свою единственную дочь.
Принцесса всхлипнула, украдкой стерла слезы и сказала, что хочет спать. Нальяс не перечил. Постелив на пол одеяло, прихваченное на обратном пути из жилого крыла, устроил девочку подальше от двери. Вход в комнату запер магией только оттого, что не мог забыть задумчивый и расчетливый взгляд магистра Левьиса. Военные и маги, положившие на священный алтарь ноги, решали сейчас не только судьбу Арроса и империи, но и судьбу Амаэль. Нальяс мог поклясться чем угодно, что от девочки в ближайшее время попытаются избавиться.
Усталость окутала туманом и эти тревоги, мерное сопение Амаэль под боком убаюкивало, сытость согрела, налила приятным теплом пальцы. Кутаясь во второе одеяло, Нальяс размышлял о том, что делать дальше. Перед самой чернотой глубокого сна пришла какая-то неглупая мысль. Нальяс отчетливо помнил, что обещал себе ее обдумать. После была только пустота…
* * * * *
Фарсим долго рассматривал матерчатый потолок над собой, силясь сообразить, где находится, и что его разбудило. Тяжелая голова болела, во рту пересохло, слабость в теле была такой сильной, что эльфу вначале показалось, его привязали широкими лентами к постели.
С трудом повернувшись к говорившим, он увидел командира, стоящего напротив госпожи Заритты. Лорд Старенс явно злился — его фигуру зыбким маревом окружало черное сияние, руки дракон скрестил на груди, в волосах проблескивали магические разряды. Стоящий в паре шагов лорд Санборн полностью повторял позу друга и ярился не меньше. Госпожа Наззьята держалась чуть поодаль, выглядела растерянной, не смотрела на лордов и время от времени бросала взгляды на кого-то вне шатра. Госпожа Среффа хмурилась, но создавалось впечатление, что она поддерживала Заритту.
— Я не призываю вас ему верить, лорд Старенс, — голос госпожи Заритты дрожал от напряжения. — Я даже не призываю вас заключать с ним временный союз. Мы все знаем, как легко он и его друзья предали военные клятвы. Я призываю вас подумать о том, что в этом мире мы очень одиноки и сейчас слабы. Кроме нашего отряда и отряда лорда Талааса в этом мире больше нет драконов. Помощи ждать неоткуда!
— При всем уважении, — зло возразил лорд Санборн, — от него не будет никакой помощи! Талаас предатель! Самовлюбленный недоумок, активировавший артефакт с неполным набором камней!
— Все так, — согласилась госпожа Заритта. — Но из-за преступлений одного не должны пострадать ни другие драконы, ни простые воины! Они — наш народ! О нем нужно думать в первую очередь!
Лорд Старенс молчал, вцепившись в плечи, на пальцах проблескивала сдерживаемая магия. Лорд Санборн, его ближайший соратник, после отповеди сам-андруны не проронил ни слова. Едва не звенящая от напряжения тишина била по нервам, спутывала мысли, ускоряла сердце так, что оно захлебывалось стуком.
— Разумеется, он понесет наказание за свои преступления, — вмешалась госпожа Среффа.
— Боюсь, даже мучительная смерть не будет достаточным наказанием, — вступил в разговор еще один голос. Сиплый, глухой, едва слышный. И только, когда лорды и сам-андруны повернулись к эльфу, Фарсим понял, что этот голос принадлежал ему самому.
— Ты так говоришь из-за гибели императора? — холодно уточнила госпожа Заритта.
— Из-за этого, — ответил Фарсим, смутно удивляясь тому, что нисколько не робеет, разговаривая с сильнейшими магами в мире. — Из-за того, что он сделал с императрицей. Из-за разрушения Арроса, из-за разрушения столицы и еще двух городов. Сила потока обрушилась на них сейчас. Жители беззащитны. Они умирают. Города умирают.
— Я хочу видеть то, что видел он, — сурово нахмурившись, госпожа Заритта обратилась к кому-то, находящемуся рядом с эльфом.
В то же мгновение золотое облако окутало сознание Фарсима, но вернуло к вращающемуся в центре синей звезды диску. Он больше не стоял на ребре, а лежал, как и должен был. Скорость вращения была такой, что разноцветные камни слились в радужный обод вокруг черного провала воронки. Сияющий столб энергии, как и три огромные арки, стал больше, в нем чувствовалась мощь. Воронка вспыхивала, всплохи поднимались ввысь по столбу энергии, окрашивали арки кармином, изумрудом и бирюзой. Фарсим считал, воронка работает. Странно, искаженно, но все же работает.
Он чувствовал злобу и растерянность наблюдающей, ее беспомощность. Эти чужие эмоции ощущались особенно ярко из-за того, что собственных Фарсим не испытывал. Его не тронуло ни насилие над Мадаис, ни клеймо наложницы. В душе никак не откликнулось, что действия Талааса сам-андруна считала низкими, недопустимыми, мерзкими.
Госпожа Заритта излучала желание покарать, наказать показательно. Эти чувства кололись силой, решимостью, но даже не тревожили эльфа. Ему казалось, он перестал быть живым существом, а стал лишь безликим инструментом в руках чужаков. Но и подобная участь его не отвращала. Напротив, происходящее и собственная судьба стали Фарсиму безразличны.
Разъяренную сам-андруну окутывало такое же черное сияние, что и лорда Старенса, но слов госпожи Заритты Фарсим не слышал — постепенно возвращалась боль. Она была сильна настолько, что по щекам бежали слезы, а каждый вздох становился стоном. Золотое исцеляющее свечение усилилось, прохладный голос плохо владеющей общим языком чужачки ласкал слух, успокаивал сердце.
* * * * *
Повезло, что защитный кокон, оберегающий наложницу, имел в своей основе заклинание невидимости. Талаасу нравилась Мадаис, и отдавать добычу он не собирался. Владение этой женщиной, похожей на леди Диалу, одну из прекраснейших дракониц старого и нового мира, доставляло Талаасу мрачное, мстительное удовлетворение. Пусть пришлось солгать сам-анрунам, прицепившимся с вопросами о Мадаис. Пусть! Зато теперь он знал имя пленницы и мог быть уверен в преданности своих телохранителей. Они не выдали тайну, не рассказали, что отряду пришлось остановиться из-за недомогания бывшей императрицы.
Сера, камфора и другие испарения, напоминающие о местах восстановления запала, раздражали легкие эльфийки. Она кашляла, сильно, чуть не до удушья. Талаас не только подлечил ее, но и создал кокон, защищающий от влияния близкого вулкана, в который постепенно превращались целебные источники Арроса. В тот момент, когда нити волшебства переплелись над головой наложницы, она перестала существовать для окружающего мира.
Поэтому так легко было соврать, что женщина умерла. Поэтому сам-андруны поверили. Правда, не создавалось впечатления, что они довольны исходом, но Талааса это не сильно беспокоило.
Гораздо важней, что ему и его соратникам позволили остаться в одном лагере с остальными отрядами. Что можно было отдохнуть в относительной безопасности вдалеке от Арроса. Что Старенс, этот чванливый старик, под давлением сам-андрун согласился сотрудничать и даже пригласил Талааса и Беэлена на утренний совет.
Дипломатически настроенный Беэлен видел в этом шанс избежать нового обострения отношений и даже надежду на примирение. Будто отношения между стариками и братством хоть когда-то были хорошими! Будто Талаас собирался мириться со Старенсом или с его приспешниками! Будто Беэлен хотел продолжать сотрудничество и после решения проблемы потока!
Но нет! Талаас не для того рисковал всем, не для того укреплял отряды, не для того создал братство, чтобы теперь преклонить колени перед королем Старенсом! Он будет владеть этой землей. Он будет устанавливать законы. И первый закон будет об изгнании Старенса и его прихвостней!
— Они более опытны во всем. И как маги, и как воины, и как полководцы, умеющие заботиться о своих отрядах, они превосходят нас, — шагая рядом с Талаасом, шептал Беэлен так тихо, будто боялся, их могли услышать дракониды на границах лагеря стариков.