Dam: «Ты сказала, у меня успехи… это от того, что я слишком много работаю, Ева. Не только днём, но и вечером, и ночью. Это не от трудолюбия, поверь! Мне просто необходимо забивать голову текущими проблемами, заставлять мозг искать решения, чтобы он не думал о тебе и не пытался разобраться в том, в чём разобраться невозможно»
Dam: «Почему я не могу перестать думать о тебе?»
Evа: «Я не знаю»
Dam: «Знаешь, я завидую тебе. Хотя мне и больно это признавать, но ты оказалась живучее меня, нашла свой выход. А у меня ничего не выходит. С женщинами, Ева. Ничего! Я не вижу их, не воспринимаю. Они все - говорящие куклы, ты понимаешь меня, Ева? Хотя, наверное, не понимаешь. У тебя ведь теперь есть ОН. А у меня - мои проститутки»
Dam: «Боже, что я несу… Завтра, наверняка, буду сгорать от стыда. Телефонным компаниям стоит ввести услугу блокировки номеров “бывших” на случай пьяного дебоширства. Это была бы отличная услуга, я бы воспользовался! Завидую, Ева, тебе и твоей сдержанности. Ты - сила. Сила! Сила! Сила…»
Dam: «У меня чёрные мысли, Ева. Но страшнее всего то, что они меня больше не пугают. Я говорю себе, что это слабость, но знаешь, мне, кажется, уже и на это наплевать»
Evа: «Дамиен, пожалуйста, перестань! Ты меня пугаешь!»
Dam: «Я не нарочно, честное слово. Мне некому об этом сказать. Ни одной живой души вокруг, ты понимаешь?»
Ох, как же хорошо я его понимаю. Плачу, глядя на голубой экран своего телефона и не зная, как и что правильно отвечать. Ведь ему плохо, это же очевидно: моему Дамиену плохо!
Dam: «Если бы мы могли встретиться… Хотя бы раз, Ева? Помнишь, как раньше? Только ты и я, и никого больше?»
Evа: «Ты не трезв, завтра пожалеешь, о том, чего просишь»
Dam: «Жалеть придётся в любом случае»
Спустя минуту:
Dam: «Давай встретимся?»
Мои руки дрожат. Да что там! Всё во мне, что есть, трясётся в нервном треморе. Он хочет ВСТРЕТИТЬСЯ! Увидеться, поговорить наедине.
И только я успеваю набрать своё почти согласие: «Где?», Вейран входит в спальню и, соблазнительно улыбнувшись, укладывается рядом. Я знаю, чего он хочет, и пока позволяю брать то, что обязана ему давать, думаю о необходимости как можно быстрее ответить Дамиену. Его сообщение о «чёрных мыслях» поселило в душе тревогу. Мне страшно не потому, что я доверчива, а потому, что слишком хорошо знаю, каково ему. Знаю, потому что сама пережила это раньше. Не так давно.
Глава 7. Давай сбежим на остров?
Это та же кофейня, где мы впервые встретились, будучи взрослыми. Здесь мы играли взглядами в «пинг-понг», здесь впервые почувствовали притяжение. И влечение тоже.
И теперь тоже вечер, как тогда, только более поздний, и вместо запавшего в мою душу лилового зарева – серое небо и извечный дождь. Вдали едва различимый тёмный залив, гор не видно из-за мглы мороси, зато на дороге прямо под нами, на три этажа ниже, мелькают проезжающие авто, и путешественники с чемоданами и раскрытыми зонтами.
Дамиен постарался хорошо выглядеть – на нём красивый модный пиджак тёмно-синего цвета и такая же рубашка. Он встаёт, увидев меня, и я могу сказать, что его тёмные джинсы прекрасно сочетаются с туфлями, как и в прошлый раз непростительно дорогими на вид.
Я тоже сделала сегодня исключение – надела платье, и так совпало, что оно идеально соответствует оттенку его рубашки.
Дамиен легонько приобнимает меня и целует в щёку, как и положено родственникам. Или «бывшим»?
Он гладко выбрит, от него сногсшибательно пахнет. И он нервничает, поэтому, очевидно, начал без меня – на столе бокал с алкоголем. Не знала, что его продают в Старбаксе.
- Давай выпьем вина? - предлагает.
- С каких пор здесь водится вино?
- Считай, мы у них – vip-клиенты! – улыбается.
Официант приносит нам вино, бокалы и блюда, каких я сроду не видела в этой кофейне.
- И всё-таки, откуда здесь спиртное и ресторанные блюда?
- Я же уже сказал! – подмигивает.
На моём лице, очевидно, пропечатывается недовольство, потому что Дамиен тут же сдаётся:
- Мы здесь снимали эпизод пару дней назад, ребята меня знают и разрешили заказать еду в другом месте. Я сказал им, что именно этот столик, это окно и этот вид имеют решающее значение в моём сегодняшнем деле, а еда нужна человеческая. Они просто сделали для нас исключение.
Дамиен наполняет наши бокалы, а я считаю нужным заметить:
- Вино я люблю, но тебе, по-моему, уже достаточно.
Он поднимает бровь и с ухмылкой отвечает:
- Тебе не идёт быть строгой мамочкой!
Через секунду, словно его осенила глубокая мысль, добавляет:
- А-а! Я понял! Это ТАК ваши роли распределились? Ты командуешь?
Дамиен пытается «юморить», но у него плохо это выходит: в натянутой усмешке, в сжатых губах слишком отчётливо проявляется напряжение. Так улыбаются люди, которые стараются скрыть, что страдают.
- Ты странный, - признаюсь. – Непривычный.
- Я выпил три литра растворителя морали! – смеётся.
- Ты пьян!
- Я пьян… А мне ничего больше не остаётся, кроме как поливать свою душу спиртом! Дамиен Блэйд в спиртовом растворе! Высшее качество, но товар однажды уже был возвращён продавцу. Хотите скидку?
- Прекрати!
- Почему у меня не получается так же легко, как это вышло у тебя?
- Откуда тебе знать, как было у меня? Как ты вообще можешь обо мне что-либо знать! Ты не видел меня три года, три! Ты… ты… ты трус!
- Да… я трус… наверное… но я ждал тебя… в этом кафе… в этом чёртовом кафе… будь оно проклято!
- Так я и думала, что эта тема ещё не закрыта! Не так просто и не так легко! И, прося забыть, ты требуешь, на самом деле, помнить! Как достойно!
- Почему ты не пришла?
- Думаю, по той же причине, что и ты.
- Что я, что? Я был там! Я ждал тебя!
- Ты не хотел меня видеть. Ни сразу, ни спустя день, ни два и ни три! Месяцы прошли! Месяцы, Дамиен! Что? Чувствовал себя грязным?
- Не смей!
- Ещё как посмею! Я же права, так ведь?
- А ты? Хочешь сказать, у тебя этого не было? Ни о чём не думала?
- Да, Дамиен! Именно это я и хочу сказать! Можешь удивляться и не верить, но я не чувствовала себя грязной или совершившей дикое преступление. Я ждала звонка, но ты не звонил. Ты просто ушёл, хлопнув дверью! Ты первым бросил меня! Не родители, не люди, не общество и не мораль, Дамиен! Ты сделал свой выбор: ты ушёл!
- Мне нужно было подумать!
- Думать очень полезно. Да. Особенно по поводу обещаний, которые раздавал.
Его пьяный расфокусированный взгляд мгновенно трезвеет, делается серьёзным, и я могу наблюдать волны негодования, стыда, сожалений. Да, его тёмные блестящие радужки словно умоляют меня дать ему шанс исправиться, стереть из памяти прошлое, вернее, только ту его часть, где он забыл о том, что обещал. А обещал очень многое, и главное – любить несмотря ни на что. Всегда рядом быть, никогда не бросать. Защищать от всех и вся, но только не от самого себя.
- Прости меня!
«Бог простит» - думаю, но вслух произнести не решаюсь – слишком пугает уязвимость, влажно поблёскивающая в его глазах.
- Дело не в этом, - бормочу, да практически шёпотом сообщаю бессмыслицу, вертящуюся на языке.
Думать сложно, почти невыносимо, когда он сидит вот так, всего в метре. И грудь, к которой так хочется прижаться, нервно вздымается при каждом его вздохе. А если разжать тормоза и дать себе волю, то руки мои сорвали бы с его мышц эту «fancy» рубашку и легли бы ладонями по обеим сторонам того самого символа, идентичная копия которого красуется на моей собственной груди. Я бы показала ему центр всех его обещаний, но сама, втайне от всех и самой себя, наслаждалась бы теплом его кожи под своими пальцами.
За широким окном уже почти стемнело – начался «синий час», время фотографов. Цветные огни проезжающих внизу авто расплываются длинными кометами на мокром стекле витрины Старбакса. Наша любовь похожа на этот след – вспыхнула ярко-красной вспышкой и пролетела так быстро, что мы едва успели понять, что произошло. И только в памяти остался её исчезающий след.
- Ева… - он почти шепчет. Звучит так, словно потерял голос. – Ева, прости!
Сложно бороться со слезами, когда они нагло прут, сшибая с ног, не ожидая разрешения на пересечение границы. И вдруг я слышу то, что мгновенно приводит меня в чувство:
- Ева! – он резко накрывает мою руку своей, как тогда в юности. – Давай наплюём на правила? Давай забьём на мораль?
- Ты пьян! Опять пьян!
- Ты права. Но пьяный я всего лишь озвучиваю свои трезвые мысли!
- Я замужем, Дамиен! У меня есть муж! И обязательства перед ним!
- Ты скала, Ева, – отпускает мою руку и откидывается на спинку сидения. – Я восхищён: не женщина – кремень!
Его глаза неприятно суживаются, и, возможно, будь он трезвым, моя внутренняя рана опалялась бы только этим вот его обиженно-рассерженным взором, но нет же, он ведь ещё и пьёт один бокал за другим:
- Меня удивляет та решимость, с какой ты вышвырнула меня из своей головы и легла в постель к своему Хуану! Почему я, интересно, не могу так же?
- Он не Хуан, он Вейран!
- Один хрен, чурбан с маленьким членом!
- Откуда тебе знать, какой у него член?
- Столкнулись в душевой в джиме, - ржёт.
- И ты пялился на его член?
- Ну, нужно же мне было знать, как теперь развлекается моя Ева!
- Дамиен, ты не можешь думать обо мне в таком контексте!
- Да? И кто же мне запретит?
- Мораль.
- Ах мораль… Чёрта с два твоя мораль заберётся в мои мозги!
- Почему моя?
- Потому что не моя. Ты когда-нибудь задавалась вопросом, а что, в сущности, есть мораль?
- Мораль – это базовые основы человеческого поведения. Устои, основанные на… многовековом опыте и практике.
- Мораль – это свод придуманных кем-то правил. Правил, установленных чьей-то ограниченной мудростью. Люди веками считали, что Земля – центр мира, пока Джордано Бруно не вышел за рамки и не объяснил им реальное положение вещей.
- Я помню его статую на площади цветов в Риме. Мы переводили надпись под ней, и, кажется, там было сказано: «Джордано Бруно — от столетия, которое он предвидел, на том месте, где был зажжён костёр». Ты же помнишь, что с ним случилось?
- Сейчас не шестнадцатый век, мы не в Риме, и у нас нет инквизиции!
- Она есть, Дамиен. Она заложена в нас самих и наших близких. Мы сами сожжём себя, сами. И это будет куда дольше и мучительнее, чем у Бруно.
Где Дамиен-лидер? Куда делась непоколебимая уверенность в себе и то безразличие к людям и окружающему миру, которые делали его таким привлекательным? Где несгибаемый борец?
- Я знаю, что тебе больно, Дамиен.
- Интересно, откуда?
- Если бы ты не пребывал почти постоянно в пьяном угаре, то, возможно, понял бы, что и мне тоже больно. Что Вейран - это мой способ пережить. Пока ты забываешься с проститутками, я пытаюсь сосредоточиться на человеке, который меня любит!
Дамиен со вздохом накрывает лицо ладонями, с силой прижимая пальцы к глазам, потом, словно стряхнув временное помутнение, резко убирает их и смотрит на меня совершенно трезвым взглядом:
- Что если и мне сосредоточиться на том, кто меня по-настоящему любит?
Я не сразу улавливаю намёк. Сижу некоторое время в полной прострации, взвешивая вероятность любви между покорёженным эмоционально мужчиной и дорогой проституткой, как вдруг на ум внезапной вспышкой молнии, сопровождаемой громом, приходит имя «Мелания».
В это же самое время Дамиен с совершенно серьёзным лицом делает мне предложение:
- Давай уедем на остров? Купить кусок суши в личное пользование я не смогу, но виллу с участком - вполне. Нам ведь всё равно не нужны… школы, будем жить на острове и говорить туристам, что муж и жена.
- Если бы не количество тобой выпитого, увиденное сегодня моими глазами, я бы подумала, что ты серьёзно.
- Рискни предположить, что серьёзно. И ответь.
Он держит меня взглядом с такой интенсивностью, будто распял, а у самого в глазах страх. Панический страх.
- Дамиен, это грех, то, что ты предлагаешь. Это страшный грех. И позор для родителей, для всей семьи!
Я как будто впервые всерьёз задумываюсь, взвешивая весь вес аморальности не только этого предложения, но и допустимость мыслей о нём.
Конечно, я лгу ему и лгу себе, отгораживаюсь пристойностью, но ведь в полной тишине своего одиночества, даже невзирая на храпящего рядом мужа, сколько раз мой извращённый мозг мечтал о таком же уединении, которое Дамиен набрался мужества предложить?
- Родители никогда этого не примут, они не примут нас! - ищу оправдания своей трусости.
- Мне плевать на родителей! Особенно после того, что они с нами сделали! - вспыхивает.
- Но они не перестали быть нашими самыми близкими и родными людьми. Они совершили ошибку… несколько ошибок, Дамиен. Разве ты не ошибался?
Он не отвечает.
- И потом, я думала, у тебя наладились отношения с матерью. Это, наверное, важно для тебя?
- Энни всегда выдаёт желаемое за действительное.
- Правда? Ты не называл её матерью?
- Называл. Когда был в стельку пьян и не стеснялся открыто стебаться. Или стёб тоже считается? Знаешь, очень странно никогда не иметь матери и вдруг внезапно начать её «иметь». Это вызывает в моём воспалённом мозгу когнитивный диссонанс! Я и выгнать её из своей жизни не имею права, она ведь всё-таки мать, но и принять никогда не смогу тоже. Особенно, помня о том, во что она превратила твою жизнь, Ева.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Только то, что она, похоже, так и не поняла за все годы после случившегося в роддоме, что у неё родился не только мёртвый сын, но и живая дочь! Кошки, Ева, лучшие матери, чем наша по отношению к тебе! Это просто режет глаза, выворачивает душу! Она будто отказалась от тебя, но при этом официально не бросила. И знаешь, может приёмная мать любила бы тебя больше.
- Она любит меня. В своём специфическом стиле, правда, но любит. И не говори ерунды! Ни одна приёмная мать не лучше родной!
- Не знаю, - поджимает губы. - Не знаю.
Спустя время, неожиданно добавляет:
- Мне бы побольше ума в детстве…
- Что было бы?
- Меньше тупых поступков с моей стороны, Ева! Стыд - жалкое чувство в сравнении с тем, что я теперь испытываю. После всего.
- И что же ты испытываешь? - надавливаю.
Дамиен поворачивает голову к окну, стискивает зубы и после недолгой паузы признаётся:
- Я должен был любить тебя… а не ненавидеть. Ты - мой единственный по-настоящему близкий, родной человек. Из-за их ошибок мы наделали своих.
- Не все братья и сёстры любят друг друга, Дамиен. Ты идеализируешь то, чего у нас не было, но на деле дети ссорятся и враждуют независимо от родства.
- Я бы любил тебя… и защищал.
- Что мешало тебе если не любить, то хотя бы не третировать Еву сводную сестру?
- Глупость, недостаток жизненного опыта, детский максимализм и заложенная в генах жестокость. И отсутствие любви. Да, не удивляйся, мне тоже её не хватало!
- А между тем, мать души в тебе не чаяла и вечно лезла с нежностями, заботой и советами. И отец любил, пусть и своей сдержанной любовью, но любил и любит сейчас. Не жалуйся! - делаю глоток из своего стакана с соком, потому что в горле пересохло от этого странного разговора. - Я помню, ты однажды рассказывал, как сильно тебе не хватало матери, а ведь она почти всё время была рядом! Она всегда любила тебя.
- Именно поэтому теперь я не хочу даже пытаться заменить реальность иллюзией. Они не понимают нас? Пусть! Не принимают? Пусть! Мне плевать на всех! Важно только то, чего мы двое хотим. А я хочу просыпаться с ТОБОЙ, заниматься любовью с ТОБОЙ. Жизнь свою прожить хочу с ТОБОЙ! Мы мечтали о наших детях, семье, но если это невозможно, я согласен на всё, что могут дать нам альтернативы: приёмный ребёнок или банк спермы – как ты скажешь, так и будет. Я знаю одно: последние четыре года были для меня невыносимы в своей бессмысленности, и я чувствую, что и для тебя тоже. Тогда ответь мне: что в этом правильного? В каком именно месте всё это – правильно?