— Ой, божечки-кошечки, да ты всего лишь кот! А я-то перепугалась! Ты не представляешь, как страшно тут идти. Каждый вечер иду и обмираю! Я тебя тоже напугала? Иди, почешу! Красивый ты какой, пушистый! И огромный!
— Перцовый баллончик купи, — буркнул я, выворачиваясь из ее рук. Чесать меня — в некотором роде привилегия, и не всем это дозволено.
— Мамочки, еще и мерещиться, — снова нервно рассмеялась она. — Надо, что ли, перцовый баллончик, в самом деле купить. Или найти попутчика.
Вот и заведи, подумал я, выдергивая из ее рук свой хвост.
А меня не трожь. Я священный. Только вот, конечно, уж точно не святой.
***
Удивляясь сам себе, на следующий день в восемь часов вечера Илья обнаружил себя идущим вдоль Российской детской библиотеки и дальше, мимо дворика и корпуса три. Через проезд было видно депо имени Апакова, и Илья даже немного поежился при смутном воспоминании о плотоядном трамвае, который то ли был на самом деле, то ли привиделся в алкогольном бреду. Все-таки Айкин папа знатно умел спаивать случайных собутыльников, каждый раз коль скоро Илья нарывался на него, так и возвращался потом на бровях и весь в глюках. Так что, может, и Пони Дэш ему привиделся вместе со всей чепухой. При этом Айкин батя пьяницей или алкоголиком не был, зато “дочкиных друзей” ценил без меры и готов был дегустрировать в их компании разнообразные напитки со рвением, достойным лучшего применения. А так как он был музыкантом, причем популярным не сказать чтобы у молодежи, а вполне у людей постарше, арсенал домашнего бара пополнялся эффективно и даже без затрат, исключительно за счет щедрых даров.
Напротив входа в торговый-деловой центр, конечно, никого не было, и из ярких пятен вокруг — вообще только далеко впереди чья-то красная куртка, на секунду вызвавшая нервный всплеск адреналина. А вот Дэша-Пони не было, и Илья даже засомневался по второму кругу, “а был ли мальчик”. Впрочем, через полторы минуты его панибратски хлопнули по плечу, и Дэш в своем цветастом великолепии повис у него на плечах, опасно балансируя на лестнице на ступеньке выше.
— Брат! Привет, брат, а деньги есть? А то я того, потратился, — и он, радостно улыбаясь, помахал перед носом Ильи довольно стремным игрушечным пони в пластиковой упаковке.
— А это тебе зачем? — осторожно уточнил Илья, с оттенком недоумения изучая подозрительную игрушку, имеющую такой вид, словно создатель ее курил что-то покрепче сигарет. Возможно, даже мухоморы.
— Это пони! Дружба это чудо, брат! — осклабился Дэш. — Так деньги-то есть? Э, хоть сто рублев? На мороженку.
— Ты за этим встречу назначил, что мне пони показать и денег поклянчить?
— Считай это, э, этим, добровольным взносом в фонд … эээ … информирования населения, — Дэш прищелкнул темными пальцами. — Не жлобись, брат, купи мороженку.
Илья неодобрительно на него посмотрел, осторожно сгрузил со своих плеч и с максимальным апломбом двинулся в сторону продуктового магазина в том же деловом-торговом ТЦ. Поскольку магазин был из недешевых, на два мороженых, пару шоколадок и прочие запасы, которые Дэш незаметно и невозмутимо походя прихватил на кассу, ушло значительно больше сотни, но Илья, в самом деле, решил считать это своего рода данью: если Дэш в итоге расскажет что-то внятное, и станет внезапно понятно, как жить дальше, все будет значительно лучше. А так Илья до сих пор понять не мог, спятил он, или все-таки еще только на пути к этому.
— Куда теперь?
— Вон, во дворик, — Дэш указал вдоль улицы на вход в уютный внутренний дворик дома один, почти всегда тихий и умиротворенный, если там не обретались очередные бешенные подростки со своей музыкой и прочими излишествами. Однако, борьба местных жителей за тишину и порядок была вполне эффективной. Во дворике, обойдя припаркованные машины, Илья направился было к лавочке, как Дэш внезапно цапнул его за рукав, поддернул к себе, одновременно чуть пригибаясь, и внезапно душа Ильи ушла в пятки, а пятки оторвались от земли.
Дыханье перехватило, а потом оно вылетело из груди, когда его ноги снова соприкоснулись с твердой поверхностью — вот только стояли они уже на крыше дома.
— Что, — начал было Илья, но Дэш перехватил его за шиворот влажной противной рукой и снова прыгнул, поднимая в воздух на долгие, корявые секунды. Илья как завороженный проводил взглядом крышу, деревья, фонтаны… и больно, зверски больно стукнулся коленями обо что-то твердое, инстинктивно зажмуриваясь, протягивая руки и цепляясь за теплую, нагретую солнцем поверхность.
— Эй, брат, долго будешь труса праздновать, э? — насмешливо уточнил голос над ухом.
Илья рискнул приоткрыть один глаз и обнаружил перед глазами бронзовое покатое плечо. Собственно, именно за вождя мировой революции он и цеплялся, и осознание этого факта заставило Илью сжать руки и пальцы еще сильнее.
— Ааа, — умно сказал он, не решаясь на крик и не рискуя повернуть голову достаточно, чтобы посмотреть вокруг.
— Да ты не парься, брат, — посоветовал Дэш. Подняв глаза темной поверхности, Илья с ненавистью обнаружил колени в потрепанных спортивных штанах буквально в паре сантиметрах от своего носа. Дэш, ничуть не переживая о текущей ситуации, болтал ногами в грязноватых кедах, небрежно облокотившись локтем на воротник памятника. — Да не парься ты, э! Не свалишься, брат, вот, точно тебе говорю, вот смотри, — он демонстративно поставил обе ноги словно бы на воздух и отклонился назад так, что Илья даже зажмурился. — Да ты чего, э? Высоты боишься, что ли? Да не бойся. Если что, я тебя поймаю. Ну, сам подумай, засунул же я тебя сюда? И поймаю тоже, брат, не ссы.
Это вот “не ссы” почему-то оказалось достаточно убедительным. Илья разлепил глаза, оторвал руки от бронзового дедушки и попытался сесть нормально. Дэш тут же поймал его за предплечье, не очень деликатно поддернул вверх, и Илья, пользуясь его помощью для стабилизации себя в не слишком удобном пространстве, в который раз удивился нечеловеческой, в самом деле, силе своего нового приятеля.
— Я тоже таким суперменом стану? — поинтересовался он, умостив задницу на не слишком удобное плечо вождя и чувствуя себя от этого каким-то попугаем. Хотя нет, он был, скорее, серо-коричневым нахохленным воробьем, а вот Дэш в своей яркой толстовке с цветным хохолком как раз на попугая и был похож.
— Неее, это вряд ли, брат, — расслабленно отозвался Дэш, разворачивая мороженое и кидая обертку вниз. Илья думал было сделать замечание, но его спутник лениво указал на летящий фантик пальцем, и он вспыхнул в воздухе моментальным огнем, оставляя только щепотку белого невесомого пепла, тут же размазанного ветром. — Просто я волшебный пони, вот так вот.
— От работы дохнут кони, — нервно процитировал Илья, шаря по воздуху ступнями в поисках невидимого чего-то, на чем стояли ноги соседа. — Ну а ты бессмертный пони.
— Точно! Вот это ты так хорошо сказал, — одобрил Дэш, радостно жуя свою добычу.
И — оп! Что-то поймалось. Илья осторожно, не глядя вниз, пощупал мыском опору, но она была плотной, надежной и не прогибалась, так что он рискнул опустить на нее сначала часть веса ноги, а потом и весь.
— Вот, жуй, — Дэш сунул ему мороженое, но бумажку на этот раз бросать не стал, а просто запихнул в карман, скомкав.
— Спасибо, — уныловато отозвался Илья, без особого энтузиазма оглядываясь. Впрочем, вид был красивый: отсюда открывался чудный пейзаж с Крымским мостом, вполне достойный поэмы или песни, вот только желания что-то сочинять совсем не было. Туда-сюда шустро и не очень сновали люди, и Илья проводил взглядом девушку в красной кожаной курточке, идущую по краю сквера. Где-то он уже такую видел.
— А мы никого не шокируем таким пикником?
— Да ладно, брат, — отмахнулся Дэш. — Ты часто вверх смотришь? На небо, там, на облачка? Вот, на Ле-ни-на? Да никто не смотрит вверх, э? Хотя вот тут Лени-н, а будь я хоть негром преклонных годов, — внезапно продекларировал он. — И то, без унынья и лени, я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Лени-н.
— Как-то много нестыковок, — автоматически пошутил Илья. — Года у тебя не преклонные, а русский ты выучил.
— Да, брат, ну откуда тебе знать, может, мне сто двадцать… десять, и я, этот, ну, как его, горец! — рассмеялся Дэш, принимаясь за пакет с чипсами.
— Да я не удивлюсь даже, — грустенько ответил Илья. — Я уже почти смирился с тем, что попал в какой-то роман жанра городское фентези. Хотя все еще остается вопрос о том, что, может быть, на самом деле я нажрался мухоморов или лежу в коме в больнице.
— Не, э, брат, это было бы слишком просто, — хмыкнул Дэш. — Не выйдет. Придется тебе того, вроде того что мир спасать.
— Я все еще жду инструкцию к этому, — напомнил Илья. — Пока мне очевидно только то, что Шторм за мной гоняется потому, что я увидел, как он убивает того человека. Кстати, зачем?
— Чтобы, вроде как, э, подтолкнуть всадника, чтобы проснулся. Ну, как тебе объяснить, брат, — он задумался. — Ну, вот живет девочка, например, какая-нибудь, и кругом у нее все плохо. И парень бросил, и папа болеет, и двойка в четверти. Ну вот представь. И никто ее не понимает, друзей нет, ну адов сущий гадский такой вот ад. И если девочка, э, нужного типа, вместо отчаяния в ней просыпается Всадник. И его надо усыпить обратно, пока он не развернулся полностью.
— И как это сделать?
— Ну, обычно, предотвратить, там, новые беды. Э, наладить как-то проблемы. Такие дела, да.
— А чтобы разбудить Всадника, нужно этих проблем новых создать?
— Да, раскачать, — Дэш покачал в воздухе рукой с пакетом чипсов. — Всадники, ну, четырех типов бывают. Ну, там, я говорил. Война, Мор, Голод, Смерть. Но Войну мы как бы не боимся. Боимся остальных.
— И как узнать, где оно просыпается? И почему не боимся Войну? — замороченно уточнил Илья.
— Ну, так бывает, можно угадать. Мы, звери, мы чуем. Хорошо чуем особенного того Всадника, который, как бы, наш. Ну, вот я тебе говорил, я — Конь Черен. Голод, значит. Значит, хорошо чую, когда Голод ворочается.
— А я?
— А ты пока стажер, Сессия, — весело рассмеялся Дэш, сверкая белоснежными зубами в опускающемся флере сумерек. — Да почем я, брат, знаю, какой ты зверь, может, и не зверь, а просто какой хитрый потомок фаэ, или альде. Но может и Зверь. Тогда и почуешь, так вот как-то, и узнаешь, и вообще. Вот Блед бы сразу сказал, но Блед далеко где-то, вроде как. Я ему писал, писал в фейсбучек, и а он не отвечает. Так что ты пока, значит, будет со мной на подхвате, и мы сами спасем мир, вот как-то так. Круто, да?
— Обосраться просто, — отозвался Илья, забывая даже, что восседает, как нечесанная ворона, на плече памятника на высоте четвертого этажа. Осознание того, что пресловутые “звери апокалипсиса” переписываются через социальные сети, было несколько ошеломительным. — А Блед, он Зверь Смерти, получается, и всадника Смерть ловит?
— Да ты гений, вообще-то, точно говорю, — преувеличенно восхитился Дэш. — Вот поэтому именно Смерть особо тоже не надо бояться, она будет спать, вроде так, как-то, потому что Блед справится. Ну, Голод, Голод, что, ну, ловлю я Голод. Когда лучше, когда хуже, ну, как получается. С Мором трудно, — он сморщил нос и сделал паузу на невеселое хрумкание чипсами.
— А с Войной?
— А, Война, — Дэш досыпал обломки чипсин себе в рот и скомкал упаковку. — Вот Войну я тебе покажу. Вон она, Война, — он показал рукой с зажатым в ней мусором мимо Ильи, на сквер, где, кажется, пятый круг вокруг нарезала девчонка в красной куртке.
— В смысле? — чуть не свалился со своего насеста Илья, вытягивая шею. — Да ты меня разводишь. Это вот Война?
— Ну так, брат. Натуральная.
— А что она тут делает?
— Ходит.
— Ты издеваешься?
— Не, ну, а что, не ходит, что ли? — Дэш явно наслаждался бурной реакцией приятеля, похихикивая. Заметив это, Илья сделал над собой усилие, чтобы снизить градус накала страстей.
— Может, все-таки объяснишь?
— Ну, что особо объяснять, ну, Война она. Почти до конца пробужденная, между прочим. Но там, вроде как, что-то пошло не так, сама она справилась, или кто помог, но вот так как-то вышло, да? И она, типа, Всадник, но ничего не делает. Заперла она Войну, понимаешь, брат? Собой заперла, и, пока держит, мировой войны точно не будет. Рука там, не дрогнет, нервишки не сдадут, и все такое. Конфликтовать будут, стрелять будут. А вот планету не грохнут, и на том спасибо.
— И она как, понимает? Что она это самое?
— Да не, брат. Вроде как, и не понимает. Но себя держит, и мир держит, и все нормально, поэтому хорошо. А нам от нее другая польза есть. Дорога за Порог, вроде как, закрыта, фаэ перекрыли, но вот с какой-нибудь штукой от Войны пройти можно.
— Штукой.
— Ну, там, шарфик пойдет, конечно, да, но металл лучше всего держит память, а самый простой металл это монетки. Поэтому проще всего монеткой. Я у нее, типа, клянчу, да?
— И что, ты просто подходишь и говоришь, мол, дай монетку, мне надо, куда там? За Порог?
— Ну, зачем, зачем так-то вот, — посмеялся Дэш, сверкая зубами. — Да сейчас покажу, брат.
Он поднял ладонь ко рту, дохнул, что-то сказал и потом несильно стукнул этой рукой не успевшего увернуться (и не ожидавшего такой подставы) Илью по уху.
— Эй!
— Так надо, брат! А теперь смотри и слушай, да? — сказал это, Дэш легко соскользнул с плеча Ильича и полетел вниз, словно нелепая птица. Илья даже успел испугаться, но буквально в двух метра от земли парень вывернулся и медленно и плавно опустился на ноги, после чего вытащил из-за пазухи тонкую пачку каких-то листовок и побежал догонять ближайшего прохожего.
— Тут близко! Приходи в солярий, будешь красивый, прямо как я! — невероятно отчетливо услышал Илья одним ухом — тем самым, которому досталось. — Красивый будешь, приходи, да! Девушка, девушка, погоди, э? Красавица, помоги! Видишь, вот, работаю, листовки раздаю, а сам голодный совсем! Выручи монеткой? Ну хоть пять рубликов?
— Блин, тебе медом намазано? — услышал Илья голос Войны. Звучал он, впрочем, не злобно, а скорее устало или задерганно, но при этом даже с оттенком шутки. И еще он казался смутно знакомым. — Ты всегда с листовками и всегда голодный.
— Я студент же, красавица, бедный голодный студент, да? Видишь, живот к спине прилип?
— Так, стриптиз прекрати, — а вот тут уже явно звучал смех. — Я тоже бедный студент, тебе не стыдно? Ладно, если есть что, считай, что тебе повезло.
— А ты, красавица, замужем? А?
— И это ты тоже уже спрашивал.
— Вот беда!
— На, держи, — Иль расслышал бряканье монеток. — Сомневаюсь, что тут больше, чем на “Доширак”.
— Век помнить буду, красавица! Может, телефончик дашь все-таки, а?
— Да уйди уже, — девушка, явно веселясь, отвернулась от Дэша и, маша рукой, пошла к кому-то, только что увиденному, ускоряя шаг.
И вот когда Илья разглядел, к кому она направляется, он узнал и саму Войну.
— Ку-ку, брат, — раздалось у него над ухом, и Илья дернулся так, что едва не свалился вниз… снова.
— Почему мне кажется, что ты имел в виду другое слово, а не “брат”? — проворчал Илья, глянув на него искоса и возвращаясь к наблюдению за Войной.
— Да это тебе показалось, точно вот, брат, — довольно рассмеялся Дэш. — Это ты, наверное, вот, имел ввиду другое слово! А с виду такой приличный чувак, э, брат?
— Да ну тебя, — отмахнулся Илья. — А куда они сейчас?
— Ну там на мост? Или в парк. Да кто их знает-то, э?
— Ты же знал, что твоя Война тут будет, почему не знать, куда она пойдет?
— Ну так это, приходит-то она сюда каждый понедельник, а пойти они могут куда угодно, ну девицы же, ветер у них там, вот, — пояснил Дэш. — Э, ну, хочешь, пойдем за ними, если тебя так плющит? Что, запал, что ли?
— Нет. Я просто их знаю.
— В смысле?
— Обеих знаю. Одноклассницы. Нэсти и подружка ее, одна из. Не то Маша, не то Глаша. Или Саша?
— Маша, — нахмурил лоб Дэш, что-то соображая. — Кажется.
— Зачем знать такие мелочи, да? — выгнул бровь Илья. — Как отсюда спуститься?