Теперь свет постепенно мерк, уступая ночи, и создавал глубокие тени, напоминавшие когти.
Селестия приложила палец к губам, призывая молчать. Она внимательно прислушивалась, застыв на границе тумана, который цеплялся за край ее рясы, будто пытался увлечь ее внутрь. Кристо тоже прислушался. Он слышал, как стенает старый металл, как скрипят гротескно разросшиеся корни и как шелестит покров листвы.
А потом что–то затрещало, и Селестия повернула голову на этот внезапный хруст.
В тумане шевельнулась фигура, слегка покачивающийся силуэт.
Кристо почувствовал, как по загривку стекает капелька холодного пота. Собственное дыхание вдруг показалось ему необычайно громким, и он подавил искушение задержать его. Он напряг глаза, пытаясь более отчетливо разглядеть силуэт. Определенно человекоподобный, прямоходящий. Он не помнил, чтобы видел какие–либо признаки жизни, когда проходил здесь раньше, однако старые мельницы занимали большую территорию, а они ушли дальше на запад, чем в прошлый раз. Ему на ум пришли мертвецы — иначе он о них думать не мог — которые напали на приорат.
Они ведь должны были откуда–то взяться…
Победа дрожала в ладони Селестии, и Кристо протянул руку, мягко постучав ту по плечу. С момента остановки она почти не пошевелилась, но едва не отпрыгнула назад, когда он к ней прикоснулся. Она яростно глянула на Кристо, тот ответил извиняющимся взглядом, а затем положил Карину наземь и, преодолев небольшое сопротивление, взял меч.
Тот казался легким, хорошо сбалансированным, пусть и маловатым для его руки. Мастерски сработанное оружие. Выставив клинок перед собой, Кристо медленно вошел в туман. По ту сторону границы вонь, исходившая от старых мельниц и их выпотрошенного нутра, стала тошнотворной и отвратительной. Глаза заслезились, мешая как следует разглядеть фигуру. Та стояла на месте и покачивалась, свесив голову. Волнистые волосы слегка колыхались на ветру. От нее исходил неприятный запах — хуже, чем от приторного сока корней и травянистого перегноя под ногами. Пахло гнилым мясом и разложением.
Мертвец.
Кристо ощутил, как в горле как будто комом встал слиток свинца, и с натугой сглотнул.
А затем помчался во весь опор, пожирая ярды шагами мускулистых ног, и с силой размахнулся. Удар пришелся фигуре по шее, разрезав бумагообразную кожу вместе с отслоившимися мышцами и выпустив на свободу по-настоящему омерзительную вонь, а также сердитый рой трупных мух, которым помешали на середине пиршества.
Чувствуя, как насекомые жалят его в шею, руки, пальцы, Кристо попытался осмыслить, что же он только что обезглавил. Еще несколько взмахов клинка разогнали мух, и Кристо обнаружил, что смотрит на безголовое тело сервитора. Механические части проржавели насквозь, из–за чего тот застыл на месте, будто медленно разлагающееся пугало. Телесные составляющие протухли и едва держались на костях. Большая их часть уже превратилась в суп, сочившийся из природных и искусственных отверстий.
— Все в порядке, это просто… — Кристо уже разворачивался, намереваясь выйти из тумана назад, когда увидел, что говорит неправду.
Оно притаилось среди миазмов, сгорбившись и еще не заметив его. Из набитого рта, в который оно загребало пищу, доносились хрюкающие звуки. В тумане что–то дернулось. Кисть руки с кровавым пятном на одном из пальцев. Заплутавший путник. А затем мертвая тварь обернулась, обратив в его сторону свои слипающиеся красные глаза. Она задрала голову, нюхая зловонный воздух, и стало частично видно ее лицо. Исхудалое, бледное. Пересекавшая его смазанная алая полоса придавала ему сходство с ленивым клоуном, но Кристо не видел здесь ничего смешного. Позади существа лежала обнаженная грудная клетка, в воздухе над которой клубился пар. Она была взломана, а содержимое либо болталось в раздувшемся брюхе твари, либо свисало кровавыми жгутами между ее зубов.
Когда–то это была женщина. Сейчас сгорбленная тварь выглядела истощенной и изможденной, но прежде она являлась человеком. Писцом, судя по драной и грязной одежде.
Кристо уставился на нее, замерев, словно добыча перед хищником, а потом пустился наутек.
— Бежим! — заорал он, топая через туман. Он врезался в брошенный полевой плуг, напоровшись на ржавый сошник и порвав штаны. На лезвии появилась полоска свежей крови. Она привлекла существо, которому обоняние заменяло глаза. Тварь устремилась за ним, шныряя по земле, словно грызун, принюхиваясь и фыркая. Хриплые взлаивающие звуки показывали, что она недовольна и болезненно голодна.
— БЕЖИМ!
Селестия держала на плече Карину, закинув руку той себе за спину, и наполовину волокла ее вдоль края бесплотного тумана. Она успела уйти недалеко — ей не хватало силы, чтобы поднять другую девушку и бежать с ношей в руках, как это делал Кристо.
Кристо слышал и других существ — те внезапно безумно оживились, выдавая себя урчанием и шарканьем. Он посчитал, что они находятся подальше. По крайней мере, их он не чуял, в отличие от той, что чавкала у него за спиной. Он давился от запаха гнили. Уже почти вернувшись к Селестии с Кариной, он обернулся и сплеча махнул Победой. Меч попал в плоть и не останавливался, пока крышка черепа мертвой твари вместе с верхней частью ее мозга не оказались на земле отдельно от остальной головы. Удачный удар, но Кристо показалось, что так и должно было произойти.
— Дай ее мне, — задыхаясь, потребовал он, задержавшись только чтобы посмотреть, как падает мертвая тварь. Он взял Карину — руки болели, но он все равно должен был отыскать в себе силы — и бросил взгляд на туман, сквозь который спешили фигуры.
Они побежали, огибая полевые мельницы с краю и направляясь сперва на север, а потом на запад. Одним глазом Кристо посматривал на Селестию. Та снова взяла меч, обменяв его на Карину, и на бегу тот шлепал ей по ноге. Она отставала, длинный стихарь сковывал движения. Кристо оглянулся назад и увидел в ее глазах решимость, но она уже выдыхалась. Она споткнулась, едва не упав, и снова выправилась.
Еще раз поскользнется — и все.
«Пожалуйста…», — беззвучно проговорила она. Твари приближались к ней, словно гончие. «Пожалуйста…»
«Спаси меня» или «не дай им взять меня живой» — Кристо не знал.
Их разделяло уже несколько футов.
Кристо снова отвернулся, помня, что он должен смотреть вперед, что любая серьезная запинка может означать конец. Сердце колотилось так, что делалось больно. Все, о чем он мог думать — о Карине и о том, чтобы доставить ее в безопасное место. Но дать Селестии умереть… Он чувствовал, как воображаемая петля стягивается на шее. Еще один виток веревки, усугубляющий ее вес.
Я хороший человек… Хочу им быть.
Он остановился, чувствуя, как трясутся ноги, а легкие вот-вот лопнут, и приготовился к бою.
Селестия упала. Меч все еще был в ее руке, удерживаемый лишь данными ею священными обетами и ничем больше.
Мертвецов не было и следа.
Кристо ждал. Смотрел. Слушал.
Ничего не происходило. И тут произошло.
Небо уже потемнело до закатного сумрака, когда он услышал низкий и гортанный гул двигателя, от которого затряслась земля. Зажглись фонари улья — маленькие ореолы слабых огней, зажатые между теней. Кристо заставил Селестию подняться на ноги, и они втроем укрылись в расколотом остове старой силосной башни. Оттуда, словно внутренности, посыпалось гнилое зерно. В месиве корчились черви, но Кристо затих, покорно позволив им ползать по коже и наблюдая за небом, в котором все громче слышался гул.
Во тьме появился какой–то силуэт. Чернота не давала его нормально рассмотреть, но он был большим и завис над старыми мельницами, словно ночной летучий хищник в поисках пищи. С силуэта спрыгнуло нечто тонкое и ловкое, беззвучно приземлившееся на корточки. Едва заметный красный глаз, горевший как раскаленный уголек, обвел взглядом сельскохозяйственные поля.
Кристо попятился вглубь разбитой башни, словно та была пещерой, а он — первобытным человеком, боящимся огня. Существо охотилось. В его очертаниях и синкопированных движениях было нечто птичье. В такой же манере оно наклоняло и поворачивало голову. Отблеск лампы выхватил лезвие клинка — пары, по одному в каждой руке. Тени скрывали детали, но в его внешности присутствовало что–то от насекомого.
Оно повернуло голову, многогранные глаза-линзы полыхнули, как будто их внезапно подожгли.
Затем оно сделало шаг в их направлении, подергиваясь на свой птичий манер, издавая пощелкивание и стрекотание.
Кристо нашел старый кусок кирпича и крепко сжал его. На пальцах извивались черви.
Еще шаг, и клинки чуть приподнялись. Такие острые, что сняли бы кожу с мяса, а мясо с костей. Он подумал о том, как филигранно они могут устроить бойню, как обожжет тело рассекающая его мономолекулярная сталь. Скальпель в руках бесноватого хирурга.
Кирпич в его руке казался бесполезным по сравнению с этой тварью. Тварью-убийцей, холодным созданием, которое не утруждает себя милосердием или сочувствием. Машиной.
Щелчок, стрекот, а затем линзы расширились и раздался чирикающий сигнал обнаружения.
Кристо приготовился. Он не смел пошевелиться, но чувствовал, как дрожит Селестия у него за спиной. Черви возились, забираясь под одежду, в волосы… корчились на лице. Он старался не представлять, как они пируют его мертвой плотью, опустошая тело, а также те голые кости, которые от него останутся. Он боролся с желанием стряхнуть их, бежать из проклятой башни со всей ее гнилью и вонью. Не надо было сюда идти. Надо было направиться прямиком к Святому Тупичку. Здесь ему было нечего делать, но от сожалений, что он не поступил иначе, так бы все равно не стало.
Он оставался неподвижен, а машина как будто разглядывала его. Их разделяло всего десять или пятнадцать футов, медленно ползущий вдаль туман скрадывал дистанцию.
Прозвучал приглушенный звон, и она отвернулась, запрыгав прочь на своих вывернутых ногах. Через считанные секунды она исчезла, направившись на какое–то мрачное дело, и вместе с ней пропал и парящий силуэт.
Кристо прождал еще шесть минут, после чего поспешно и с отвращением смахнул с себя червей. Затем опустошил желудок, откашляв целую лужу, практически целиком состоявшую из горячей желчи. Ни страх, ни усталость до ломоты в костях от этого никуда не делись. Мускулы горели. Ему хотелось остановиться, поспать. Стоя на четвереньках и отплевываясь, чтобы избавиться от едкого привкуса во рту, он задумался, не поступить ли так. Карина зашевелилась, и с ее губ сорвался слабый стон. Он встал — медленно, но он снова был на ногах.
— На запад… — сказал он Селестии. Та была белой как мрамор, но вымотанно кивнула.
Они снова вошли в туман, смирившись с обитавшими в нем чудовищами.
Глава IX
Выхода нет
Первым погиб привратник, Гюнтер. Бледные быстро до него добрались, и он с криком исчез в черноте, оставив на половицах процарапанные следы ногтей. На щеку Моргравии брызнула горячая артериальная кровь. Судя по воплю, она принадлежала дорожному смотрителю. Следом раздались и другие звуки — пережевывание, раздирание. Отключившись от них, она уже двигалась, нащупывая дверь, пока глаза привыкали к темноте, и жалея, что ее оружие пусто.
Следопыт щелкнула фонарем, прикрепленным к ее арбалету, и яростно замахала им, пытаясь сориентироваться. Зернистый луч наткнулся на мертвенные лица, голодные и злобные, перемазанные красным и покрытые волокнами мяса. Она отпрянула, оступилась и упала. Они набросились на нее, словно стая падальщиков. Она кричала и отбивалась, но потом ее крики стали выше и отчаяннее — она осознала, что с ней происходит, как ее разделывают и поглощают. А затем все кончилось, осталось только фырканье, раздирание и исступленное пиршество.
Часть баррикады обрушилась на портового рабочего, практически похоронив того под собой. Он пробивался на свободу, отрывистые проблески луча упавшего фонаря высвечивали его борьбу. Он уже почти успел выбраться, когда скрюченная рука схватила его за лицо. Ногти вспороли щеку, выдрав из нее кусок, и он завопил. Страх явно выдал, насколько он молод. Несмотря на хлещущую из него красную жидкость, он продолжал двигаться, пока другая рука не вцепилась ему в ухо и не оторвала его. Еще одна сомкнулась на лбу, оставляя борозды на скальпе и частично снимая его. Еще одна впилась в другую щеку и потянула. Плоть разорвалась, будто влажная бумага. Затем шея. Зубы вгрызлись в плечо, в мякоть предплечья. К концу он был настолько изуродован, что его уже едва ли можно было назвать человеком.
Увидев, как его пожирают, Моргравия стиснула зубы и отвернулась — теперь он стал просто мясом. Раздавленный ногой фонарь зашипел и потух, скрывшись под массой бледных.
Еле успев, о чем свидетельствовали полученные порезы, она пролезла в дверь. Арум Перегонщик захлопнул ту за ней, задвинул массивный засов и быстро отступил назад — к нему потянулось множество жадных скрюченных когтей. Бледные навалились на клетку, и сетка впилась в кожу тем, кто находился на переднем краю орды, пустив им кровь.
Они с Перегонщиком быстро переглянулись, и тот ответил легким кивком. Моргравия решила, что он невыносимый засранец, но, возможно, не совсем бесполезен и не лишен мужества.
— Здесь есть черный ход? Подвал? Что–нибудь?
Бармен, к которому она обращалась, покачал головой:
— Замуровал много лет назад. Чем меньше входов, тем легче охранять заведение от банд.
— Меньше входов, меньше выходов… — горестно заметил Перегонщик. Он занял позицию рядом с Маклером, явно выполняя свой контракт по ее защите. Сомелье тоже стоял рядом, и Моргравия опять задумалась, насколько далеко простираются умения сервитора сверх разливания вина для состоятельной хозяйки. Даже среди всего этого омерзительного бардака Маклер выглядела спокойной, плотно скрестив руки на груди и спрятав кисти в рукавах одеяния.
В комнате позади бара размещалось спартанское жилое помещение, а также склад. В нишах ожидала своего часа пара отключенных сервиторов с пустыми глазами. Руки-вилы для подъема грузов свисали по бокам. Они были не такими, как сомелье. Примитивнее. Неопрятнее. Их киберорганическая природа была очевидна. Собраны по кусочкам.
— Ты можешь их запустить? — спросила она бармена.
— Понадобится время.
— У нас его нет.
— Значит, нет.
Моргравия мысленно нахмурилась. Она еще раз осмотрелась. Немного света проникало снаружи через вентиляционные щели, но те были слишком узкими, чтобы через них пролезть. По чуть более светлому оттенку кирпичей было видно, где когда–то находилась задняя дверь. Вдоль стен тянулись стеллажи. По углам были свалены бочки, ящики, странная отдельная бутыль или бочонок. Никакого оружия. Ничего полезного, кроме собственно пространства. Жалкий писарь выжил. Он сбежал сюда и съежился во мраке, стараясь не слушать и не думать. Ее подмывало вышвырнуть его наружу и заставить заслужить себе место, но учитывая то, как решетка уже прогибалась внутрь, вскоре это, видимо, утратило бы всякое значение. Фаркум также обосновался здесь, но он сидел в одиночестве, предоставив сражение с мертвецами своему наемнику, а сам рылся в ящике с дорогими напитками.
— Сделай что–нибудь… — произнес он, утирая со рта пролитую жидкость. — Или ты не такая могущественная, как утверждаешь?
Моргравия тосковала по недавнему времени, когда он еще не говорил на ее языке. Слушать жирного ублюдка и так было неприятно, но теперь она его еще и понимала.
Тот глумливо улыбнулся.
— Ты же из Инквизиции. Твои воины… приведи их.
— Нет никаких воинов, — мрачно отозвалась Моргравия. — Только я.
Ухмылочка стала шире, и к ней добавилась толика угрозы:
— Значит, у тебя нет никакой силы.
— У меня есть полномочия, данные Императором. Есть Его воля и замысел. У меня есть сила, — резко заявила она и метнула взгляд на Харату, как бы предупреждая того не делать ничего, что сократит его, вероятно, и без того весьма невеликий жизненный срок. Он подошел к дверному проему, когда услышал разговор. — У меня просто нет силы, чтобы спасти тебя.
Решетка опять прогнулась. Из–за давящей на нее огромной массы тел она искривилась и стала напоминать опухоль на металле. Один из уголков сорвался с креплений. Писец зарыдал и продолжал плакать, пока Фаркум не наклонился к нему и не заставил замолчать пощечиной.