Annotation
В рухнувшем мире, где погибло, кажется, всё, включая надежду, семеро выживших идут навстречу друг другу, чтобы вместе попробовать обмануть судьбу, что уже однажды посмеялась над ними.
А Ворон кружит над землёй, мучимый жаждой мести, выискивая сбежавших от него, и след кровавый тянется за ним.
Жестокая и мрачная история о надежде, боли и любви; о разрушенных жизнях и искалеченных судьбах; об уничтоженных городах и сожженных лесах; об украденных детских душах и крупицах добра.
Пролог
Часть первая. Кровь и Пепел
I. Айс
II. Девушка на берегу
III. Марта
IV. Ингрид
V. Роланд
VI. Джонни
VII. Интермедия первая
VIII. Изабель
IX. Город и Лес
Х. Ингрид. Находка
XI. Изабель и человек в красном
XII. Интермедия вторая
XIII. Чёрная птица
XIV. Айс. Встреча
XV. Джонни. На дереве
XVI. Город. Руины
XVII. История Изабель
XVIII. Окраина. Промзона
XIX. Когда пять дорог сходятся в одну
XX. Интермедия третья
XXI. Пятеро. Тёмный дом
XXII. Душа, преподнесённая в дар
XXIII. Изабель. Путешествие
XXIV. Джонни. Первая сказка
XXV. Джонни. Вторая сказка
XXVI. Джонни. Третья сказка
Часть вторая. Боль и пламя
XXVII. Изабель. Прибытие
XXVIII. Ланс. Знакомство
XXIX. Катакомбы
ХХХ. Катакомбы. Страхи
XXXI. Изабель. Тьма за порогом
XXXII. Роланд. Возвращение из бездны
XXXIII. Ингрид. Подвал
XXXIV. Айс. Бдения
XXXV. Кровавый рассвет
XXXVI. Утро новой жизни
Горечь рассвета
Пролог
В тот самый миг, когда прокатилась первая волна Взрыва — неотвратимого как рок; страшного, ибо был он самой Смертью — Айс захлопнул крышку люка. Пыль и ржавчина хлопьями осыпались сверху, забиваясь в ноздри, засоряя лёгкие — ему даже пришлось закрыть грязным рукавом нос, пачкая лицо. Он чертыхнулся и несколько раз громко чихнул. Айс знал, что промедление неуместно — нужно успеть вернуться на крышу до того момента, как катакомбы, сотрясаемые мощными толчками, обрушатся на его, Айса, голову.
Он шагнул было вперед, уверенный в себе и своей правоте до последнего предела, но та, что мёртвой хваткой вцепилась ему в предплечье, не собиралась делать и шага. Айс нахмурил тонкие брови. За последний год он так привык, что все подчиняются его приказам, но Марта… Она одна из немногих, кто иногда ещё пытался спорить. Айс понимал, что сам ей дал власть над собой, подарив однажды своё сердце на залитой солнечным светом поляне. Но ей оно оказалось не нужно: в конце концов, разорванное предательством в клочья сердце снова вернулось к нему.
Но Айс не собирался отступать. Во всяком случае, не сейчас, когда до осуществления заветной мечты оставался лишь шаг.
— Куда ты меня ведёшь? — Марта сильнее сжала руку своего провожатого, намереваясь, во что бы то ни стало, прямо здесь и сейчас получить ответы на все свои вопросы. — Почему мы здесь, вдвоём? Почему не наверху? Там что-то происходит, я же чувствую! Ощущаешь, всё трясётся? Так же не должно было быть, да? Мы же не этого хотели?
Айсу незачем видеть её лицо, которое он и так знает до мельчайших деталей, чтобы понимать — Марта рассержена и сбита с толку. И пусть полумрак скрывал их друг от друга, но общего прошлого из памяти не вырвешь — они слишком сильно некогда сблизились, и этого не изменить ни при каких условиях.
Айс крепко сжал её хрупкие плечи и, наклонив голову, незаметно вдохнул до боли знакомый аромат волос — запах солнца, тепла, свободы и несбывшихся желаний.
— Марта, послушай меня. — Его тихий голос окутал её тонким покрывалом, под которым можно спрятать всю боль и тоску, стыд и вину. — Я не знаю, что будет дальше, но обещаю, что отведу тебя в безопасное место. Там, в Лесу, ты будешь в порядке. Тебе нельзя оставаться в городе — наверху опасно, не хочу, чтобы ты пострадала.
— В Лесу? — Вскинула на него взгляд, полный сомнений. — Я не хочу туда! Ты толком вообще можешь объяснить, что происходит?! Это вы только и делали, что жались по углам и шептались как две школьницы — ты и твой обожаемый Генерал. Почему нас не посчитали нужным ввести в курс дела? Отчего решили, что мы — кучка безмозглых солдат, которые только и могут, что убивать по приказу? — С каждой минутой Марта говорила всё громче, сама себя распаливая искрами сомнений и страха, так долго копившихся внутри.
Айс слушал молча, и лишь сердце билось о ребра, напоминая, что златоглавый мальчик с синими, как вечные льды глазами ещё жив. А Марта, не замечая, не чувствуя его боль, продолжала, ибо говорили в ней обида и боль — обжигающие и бескомпромиссные.
— Ты — чёртов предатель, милый мой Айс. Наверное, уже слишком поздно, но я рада, что всё-таки сказала это.
— Марта! — Отступивший было во тьму Айс снова протянул длинную руку и схватил её тонкими пальцами за плечо. Почувствовав сквозь ткань камуфляжа тепло кожи, непроизвольно стиснул зубы и зажмурился — слишком много воспоминаний разом нахлынуло, затрудняя дыхание и путая мысли. — Добровольно не пойдешь, на руках отнесу. У меня нет времени тут возиться, рассказывая долгие истории. Неужели сама не чувствуешь, как трясётся земля? Неужели не понимаешь, что это конец? Ты же никогда не была идиоткой, в самом деле.
Марта молчала, и только лишь неровное дыхание, со свистом вырывающееся сквозь стиснутые зубы, выдавало её волнение.
— Конец? — только и смогла спросить. — Я не понимаю. Генерал же обещал, что нам ничего не угрожает, и ты это подтвердил, помнишь? И теперь мы здесь только вдвоём, а остальные?!
— А кого тебе больше всего не хватает? — Голос с каждой секундой леденел, обжигая подобно арктическому ветру. Марта непроизвольно съежилась, пытаясь укрыться, раствориться, исчезнуть. — Роланда?
Сказал, как выстрелил, усилив хватку на плечах Марты.
Она отпрянула так резко, будто её ударили — внезапно, наотмашь. Марта действительно не была идиоткой и слишком хорошо понимала, чем всё в итоге может кончиться. Знала, что при одном упоминании ненавистного имени обычно ледяное спокойствие Айса даёт трещину и на свободу в любой момент могут вырваться его внутренние демоны. Слишком сильна была ненависть, слишком глубока обида. И Марта знала, кто в этом виноват.
— Ладно. — Айс сделал шаг, сокращая расстояние между ними, и Марте на миг показалось, что златоглавый все-таки ударит, но наваждение прошло. — Пошли, на месте объясню всё.
И Марта подчинилась, как делала сотни раз до этого, потому что слишком привыкла во всём слушаться Айса.
Но у неё ещё была надежда, что всё обойдётся. Надежду Генерал не сможет у неё отнять, как отнял её волю, разум и способность сопротивляться.
Часть первая. Кровь и Пепел
I. Айс
Знаю-знаю. Я предатель.
Марта сказала как выплюнула, и эти слова болью пульсируют в голове несколько часов, прошедшие с момента, как мы расстались на опушке Леса. Я предложил разделиться, потому что только так у нас может получиться спастись от гнева того, чьи планы рухнули по нашей вине. Забавно, как одно неверное решение, слабость могут изменить ход истории и пустить под откос всё, о чем так долго мечтал. Сейчас-то понимаю, что нельзя было нарушать его приказ, делать по-своему, но я не мог не спасти Марту, хоть ничего уже давно ей не должен. Благороден ли я? Вряд ли. Просто мне хотелось лишний раз доказать, — ей доказать, — что я лучше, чем этот Роланд. Видит Провидение, я смешон и сам себе противен, потому что, не будучи добродетельным, захотел таковым казаться хотя бы в чужих глазах, но Судьба не любит, когда с ней играют в прятки. Но я, во всяком случае, попытался.
Сейчас, в этом догорающем Лесу, в котором уничтожено всё, и даже надежда, мне не остаётся ничего, кроме моей памяти и мыслей.
Генерал встретил каждого из нас по отдельности и, собрав всех вместе, подарил ощущение тепла, покоя и радости. Чувство дома. И пусть до этого всем нам зачастую было нечего есть и некуда идти. Да, в конце концов, если уж совсем честно, то и жить нам всем было незачем — о нас некому плакать. Но то, чем мы расплатились в итоге, оказалось слишком высокой ценой. Мы расплатились своей свободой и своими душами. Не правда ли многовато за место у костра? Даже если там тепло, сухо и о пропитании можно не заботиться.
Но сейчас костёр давно потух, нас осталось всего пятеро и во имя спасения пришлось разойтись в разные стороны — вместе нам было не выжить.
Сейчас чувствую себя героем третьесортного фильма-катастрофы, где сюжет предсказуем до последней точки, но даже если моя жизнь — всего лишь плохой сценарий, написанный чьей-то неумелой рукой, у меня всё равно не осталось другого выхода, кроме спасения любой ценой своей никчемной шкуры. В конце концов, приспосабливаться — один из моих главных талантов, а иначе давно бы уже сдох в придорожной канаве.
В голове крутятся сладкие речи Генерала, сулящие перемены, что принесёт с собой северный ветер, сносящий на своём пути всё старое и открывающий передо мной новые горизонты. И пусть для этого придётся поставить на карту абсолютно всё — что ж, на это я был согласен. В итоге всё рухнуло, и северный ветер принёс запах гари и страх, который невозможно из себя вытравить — страх быть пойманным.
Я знаю, что Генерал следит за нами, за каждым из тех, кто выжил в той мясорубке. Нам не скрыться, не спрятаться, но мы попробуем. И пусть внутри меня все выжжено Взрывом, моё сердце окончательно порвалось в клочья, но последнее, что мне осталось — надежда, что когда Генерал найдет нас, мы сможем что-то ему противопоставить. Взрыв изменил каждого из нас, показав, насколько мы глупы и ничтожны, побороться-то ещё сможем, правда?
Вера — самая большая наша ошибка. Моя фатальная ошибка. Не доверься я однажды Генералу, не пойди за ним, ничего бы не было. Но я не только уверовал в него словно в Бога, но и помог других убедить, что слова этого странного человека есть новая истина — непреложная, безоговорочная. И как следствие слепой веры — тысячи погибших.
Не знаю, выжил ли кто-то, кроме нас пятерых? Я не ясновидящий, но мне хочется верить, что кому-то ещё удалось спастись. Ведь если удалось нам, может быть, получилось и у других?
Об одном жалею: Роланд выжил тоже, хотя мне казалось, всё сделал для того, чтобы этому помешать, но эта гнида, как всегда, живее всех живых. Но я не дурак и понимаю, что далеко не он моя самая большая проблема, а тот, от кого нам удалось убежать. Вернее, я-то убегать сначала никуда не собирался, потому что был единственным, кого Генерал посвятил в свои планы, но, признаться честно, когда мир полыхнул, а, выйдя на поверхность, я увидел догорающий, испещренный сотнями пожарищ Лес, понял, что назад дороги нет — всё рухнуло и обратно мне не вернуться. И теперь в этой новой реальность, похожей на полуночный кошмар, придётся выживать.
Я никогда никому не верил, но стоило появиться Генералу в моей жизни — человеку, который слишком многое у меня отнял, почти ничего, кроме призрачной веры не дав взамен, и я поплыл. Превратился в преданного щенка с вечно влажным носом. По сути, к этому причастен не только он, но, в самом деле, не в моих правилах чувствовать себя хоть в чём-то виноватым. Пусть самоедством занимается кто-то другой.
Не знаю, сколько времени прошло с момента нашего побега. Хотя странно надеяться, что участь можно изменить, а расправы избежать. Он всё равно нас найдёт, но пока могу бежать, меня ничто не остановит. Неважно, как много пробегу и как долго смогу это делать. Мы были его лучшими игрушками, и так просто нас никто не отпустит, но постараюсь, чтобы у него это получилось не так просто, как ему бы хотелось.
Ночной Лес мрачен, а воздух в нём удушливый и прогорклый. Под ногами хрустят кости мелких животных — после Взрыва ими усыпан не только Лес, но и земля на многие километры вокруг. Хотя, что могу знать об этом? Я, жаждущий крови Генерала и спасающий свою шкуру одновременно.
Мои ботинки, вернее то, что от них осталось, промокли насквозь. Стараюсь идти, не останавливаясь ни на миг. Впереди моя цель — Город, где можно попытаться скрыться надёжнее, надеясь, что там найдется несколько уцелевших домов, где будет хотя бы крыша над головой. Главное — добраться. В тот миг, когда я найду Город, я остановлюсь. Тогда можно будет перевести дыхание и подумать, как мне найти Генерала. Это второй пункт моего гениального плана.
У меня не осталось больше целей. И планов не осталось тоже. Единственное, что нужно мне — попасть в Город, и я попаду туда. Если не погибну, конечно, в этом, брошенном даже червяками, Лесу. А если и погибну, чёрт со мной — туда мне, значит и дорога. Как показала практика моей короткой, но насыщенной жизни — плакать за мной точно никто не станет.
II. Девушка на берегу
В разорванном мире, где вместо некогда цветущих городов теперь лишь пустота, где морские волны лениво лижут берег, сидела девушка. В её ногах, догрызая кость, лежал пёс. Чья это была кость, лучше не задумываться, поэтому девушка старалась просто, выбросив все мысли из головы, наслаждаться открывающимся перед глазами видом, впитывая тепло, которым так щедро делился с ней пёс.
За спиной высился заброшенный маяк, врезаясь в хмурое небо, но его уже некому зажечь: старый смотритель погиб во время Взрыва, и море поглотило его, как впрочем, и всех других. В этой части разрушенного по чужой прихоти мира последним пристанищем сотен ни в чем не повинных стало море. А маяк, словно немой укор, насмешка — уцелел, ослепший и оглохший от чужого горя.
Девушка старалась забыть, но разве это возможно? Память о том, как жутко кричали гибнущие, и крик их вонзался в небо тысячами смертоносных клинков, разрывая лазурную твердь. Возможно там, скрытый облаками, сидит Бог, взирающий на всё это безумие безразличным взором, но девушка не могла поверить, что небесной канцелярии может быть до такой степени безразлична судьба тысяч невинных душ.
А, может быть, они все сами виноваты? И осерчал Бог на деяния людские, но верный своему обещанию, мысли о втором Великом потопе оставил в сторону, выбрав как альтернативу волны огня и пепла? Судя по тому, какими неоправданно жестокими, закопченными своими пороками изнутри были люди, в этом нет ничего удивительного. Но девушка далека была от теологии и богословия — просто сирота, никогда не знавшая любви и тепла, не ведавшая, что такое семья. Разве такие как она могут в чем-то разбираться, кроме того, где найти кусок хлеба?
Девушка смотрела на морскую гладь, такую безмятежную в предрассветной дымке. Она не могла знать точно, но, казалось, вокруг на тысячи километров не осталось никого, кроме неё и этого странного пса, что приблудился практически сразу после Взрыва. Девушка не смогла его прогнать, хотя совсем не умела ни о ком заботиться. А сейчас, когда никого не осталось, некому было научить. Придётся справляться самой, благо о пропитании пёс заботился самостоятельно. И то хорошо.
А если задуматься, разве был кто раньше? Не вообще в мире, а в её судьбе? Девушка не помнила своих родителей, не знала других родственников, а в приюте по-настоящему близким для неё никто так и не стал. Поэтому стоит ли горевать о тех, кто прошёл через её жизнь лишь сумрачными тенями, не оставив никакого, даже самого слабого следа в душе?
Девушка никогда не плакала, давно уяснив ещё в той, прошлой безрадостной жизни, что слезами не поможешь даже самому крошечному горю. Зато Взрыв, опустошив мир, подарил долгожданный покой и нечаянного друга. Так зачем же плакать?
Сидя на берегу и глядя на воду уже целую ночь, она не знала, как быть дальше. Идти было некуда и незачем. Куда идти, если никто не ждёт? Она силилась вспомнить своё имя. Кажется, Оливия. Или Иоланта? Нет, вроде бы Изабель. Да, точно, Изабель! Лица своего не помнила вовсе, а использовать морскую гладь в качестве зеркала боялась — страшилась того, что могла там увидеть, ведь Взрыв, она знала это точно, неотвратимо изменил её душу, но, может быть, ещё и внешность затронул? Да и для чего ей волноваться о своей внешности? Псу точно наплевать на то, красавица она или распоследний урод, а больше-то и нет никого.