У меня есть еще немного времени... Еще немного. И я проживу его так, как захочу сама.
Сняла шляпу, распустила волосы, ветер растрепал их.
Неожиданно послышался раскат грома — издалека, словно шепотом. Так гремит, когда гроза еще далеко, но ты точно знаешь, что скоро она приблизится, и небо покроется густыми темными тучами.
Я рассмеялась!
Гроза! Пусть она очистит меня и всю нашу землю! Зальет ливнем, разнесет в клочья сомнения! Подняла голову — и верно, на востоке метались тени. Горизонт заволокло тьмой.
Прежде я бы вернулась, чтобы не вымокнуть. Но сейчас нет! Сейчас я отдамся ливню. Я буду смеяться вместе с грозой!
На краю леса я оглянулась. Да, как я и ожидала.
Вдалеке я заметила двух всадников. Они не мчались, ехали медленно, словно давали мне фору. Отец все же послал охрану. На краю сознания мелькнула мысль, что на его месте я поступила бы так же... Что отпустить ребенка в расстроенных чувствах он не может. А то еще сломает шею... до свадьбы, нужной ему.
Я усмехнулась. Порывы ветра и раскаты грома вдалеке унесли слезы из моей души. Поиграем. Я оторвусь, они не знают лес так хорошо, как я. А приблизиться к охотничьему домику они себе не позволят. Разве что будут следить издалека...
Я направила Перрино за деревья, дождалась, пока всадники приблизятся, и выехала так, чтобы они меня видели. Помахала им рукой... И тряхнув волосами, поехала по центральной лесной дороге.
Только не тут-то было! Им будет сложно преследовать меня.
Я знала, что дорога скоро свернет, и я скроюсь с их глаз. Пустила Перрино рысью, и как только гвардейцы остались за поворотом, свернула на одну из тропинок. К счастью, их здесь было пять... Все сухие, поэтому найти свежие следы копыт, и понять, куда именно я поехала, будет сложно.
Я рассмеялась... Мне не впервой уходить от «погони». Когда я была младше, и отец отпускал меня в лес лишь с сопровождением, мы с Тори так же скрывались от охраны.
Я еще поплутала по лесу, чтобы гвардейцы точно сбились со следа. Потом сняла с плеча карабин и прислушалась. За раскатами грома сложно будет уловить шуршание зверя...
Но я попробую.
Конечно, мне и в голову не приходило охотиться на безобидных зайцев или белок. Лишь на «озори» — хищных тварей, что не в меру расплодились в наших краях. Охота на них у местных аристократов стала излюбленным времяпрепровождением. Эти животные селились подле болот, там, где сыро, рыли обширные норы. Но выходили в более сухие места, где безжалостно охотились на лесных зверей. В последние годы их стало столько, что, если бы не охота и целенаправленное уничтожение озори, обычной дичи в лесу почти не осталось бы.
Перрино, привыкший к охоте, тоже замер. Нужно всего лишь услышать, где крадется озори. Потом кинуться туда — и тварь метнется в сторону. И вот тогда нужно стрелять!
Несколько минут мы с Перрино тихо стояли, ожидая знакомого шуршания в траве за широкими стволами. Вот так... Звук раздался справа, и я с места тронула коня туда. Небольшая темная тень метнулась почти под копыта коня... А я резко вскинула карабин...
Но палец замер на спусковом крючке.
Потому что в это мгновение стало темно.
Казалось, огромные черные крылья накрыли лес. Тут и так царили сумерки, лишь редкие солнечные лучи в ясные дни пробивались сквозь густую крону. Сейчас же тьма стала почти полной — словно огромная черная тень закрыла все небо над лесом.
В то же мгновение я заметила, как озори темно-серым призраком скрылся на другом конце поляны.
«Ушел!» — мелькнуло в голове. И я с досадой опустила карабин.
Но тут же стало не до охоты, а в сердце появилась тонкая, болезненная нить тревоги... Грозовая тьма сгустилась еще сильнее, стало совсем ничего не видно. Я словно ослепла.
...Раскат грома прямо надо мной, такой, что затряслась земля, и серебряно-голубая молния пронзила ветви у нас с Перрино над головой.
Еще один раскат и вспышка. Земля словно вздыбилась и тут же упала. Нас тряхнуло, а Перрино отчаянно заржал. Я сглотнула внезапный страх и спешилась, принялась гладить коня, успокаивая.
— Это всего лишь гроза, Перрино, — приговаривала я тихо, пыталась сама поверить в свои слова. — Мы ведь даже ждали ее... Просто гроза... Вот смотри... — капля дождя упала мне на нос, и я нервно рассмеялась. Я ведь хотела смеяться с раскатами грома! — Пойдем, вымокнем все равно, но до домика мы не успеем доехать! Встань вот тут...
Я отвела коня под крону большого широколиственного дерева. Дождь не скоро прорвется через полог листвы.
Ливень ударил резко, одним махом. Новые раскаты грома, и молнии — внезапные, яростные вспышки, и словно темные тени мечутся где-то высоко над лесом... Я поежилась, укуталась в плащ и прижалась к боку коня.
Недооценила я эту бурю... Мощные струи ливня быстро пробились через крону, и мы тут же промокли.
Стало холодно. Да и тревога не оставляла. Все же... хоть я и думала, что пропасть в родном лесу лучше предназначенной мне судьбы, не хотелось получить настоящие неприятности.
Почти полчаса царила тьма, взрезаемая яростными молниями. А потом дождь пошел на спад. Раскаты грома, только что оглушавшие нас с Перрино, начали затухать. Они не отдалялись — просто стихали, таяли и наконец исчезли.
— Вот и все, — улыбнулась я коню и потрепала его по морде. Достала из кармана размокший сухарь с солью и скормила ему. Пусть съест, успокоится, подумалось мне. Животное ощутимо дрожало. Да, такая гроза кого хочешь напугает, поежилась я.
Мокрая одежда облепила тело, меня знобило. Разве что зубы не стучали. Я несколько раз поднялась на носки и резко опустилась. Так в детстве меня учила греться мама... И действительно, кровь быстрее заструилась по жилам, дрожь словно вышибло из меня.
...Тьма отступила, а вскоре между густыми ветвями стало видно ясное голубое небо.
— Поехали-ка на большую поляну, помнишь такую? — рассмеялась я и оседлала коня. — Подсохнем на солнышке! А потом поохотимся — и в домик!
А еще я подумала, где застала гроза моих «преследователей». Жалко их — вымокли из-за меня, они же не виноваты, что граф послал их наблюдать за взбалмошной дочерью! Да и как бы не отправились они за подмогой, жаловаться графу, что его дочь скрылась от охраны, вымокла и теперь точно умрет от простуды.
Ладно... Главное, что ничего ужасного не случилось.
Гроза закончилась.
Может быть, и в моей жизни будет также? Зловещая судьба прогромыхает у меня над головой и утихнет, пройдет стороной?
Я горько усмехнулась и тронула коня по одной из тропинок. Она должна была привести нас на «большую поляну», где я любила греться на солнышке, отдыхая во время охоты.
С четверть часа мы ехали по тропе, постепенно густые кроны впереди начали расступаться, а на краю поляны в глаза ударил яркий солнечный свет, словно мы вынырнули из толщи воды. Уже отсюда я видела, как капельки воды блестят на траве, ярче любых бриллиантов...
И вдруг Перрино остановился, как вкопанный, и испуганно заржал.
— В чем дело, дорогой мой? — удивилась я. Конь тряхнул головой, словно показывал — поехали назад, и резко развернулся. Я натянула поводья изо всех сил, чтобы конь не поскакал по тропинке обратно.
— Да что ж такое!? — возмутилась я. Перрино всегда меня слушался. С минуту мы боролись — я пыталась развернуть коня обратно в сторону поляны, а он переступал с ноги на ногу, взбрыкивал, и лишь туго натянутые поводья не давали ему устремиться обратно в лесную тьму.
Новая волна тревоги прошлась в душе...
— Ладно, — я спешилась, придержала Перрино и быстро привязала его к дереву чуть на отдалении от тропинки. Конь натянул привязь, с опаской косясь на поляну... Еще раз жалобно заржал, тряся головой.
— Давай, я посмотрю, что там, и уедем отсюда? — ласково сказала я и погладила его. Конь с подозрением посмотрел на меня, но успокоился... Словно его убедило мое обещание. А, может, понял, что я не заставлю его выехать на поляну. — Хочешь мерзнуть мокрый в лесу — мерзни! — рассмеялась я, хоть все еще ощущала тревогу. — А я посмотрю и погреюсь немного!
Проверив еще раз, хорошо ли привязан Перрино, я решительно пошла на поляну. Шагнула на свет из арки густых крон. И замерла, не веря своим глазам.
В четырех-пяти шагах от меня на земле лежал мужчина. Ничком, руки и ноги раскинуты в стороны. Длинные черные волосы разметались по траве. Черная рубашка и брюки, расшитые серебром, намокли и облегали крепкое стройное тело.
«Красив, — пронеслась в голове первая непрошеная мысль. — Силен и крепок», — была вторая. И лишь затем меня охватило удивление и недоумение.
Никто в Труардии не одевался так. И ни у кого не было таких темных волос. Иностранец на нашей поляне. И даже непонятно, живой ли.
Мужчина не двигался, не подавал признаков жизни. «Наверное, он ранен», — была моя третья мысль. И я с опаской подошла к нему. Если этот человек ранен, я должна помочь ему, из какой бы страны он ни прибыл сюда. И какой бы странной ни оказалась его история.
Глава 3
Cтоя над мужчиной, я лучше разглядела тугие мускулы, скрытые под облегающей рубашкой, красивый цвет волос. Как вороново крыло, на солнце они отливали синим.
Он лежал на животе, и я не видела его лица. Но воображение нарисовало красивые строгие черты.
А сердце забилось еще сильнее.
Такое со мной было впервые… Незнакомец на наших землях, и я. Одна, нашедшая его по воле случая.
Неужели он мертв? Неужели я нашла труп — недобрый знак в свете предстоящего замужества.
Я присела и, как учила целительница нашей семьи, приложила два пальца к сонной артерии. Пришлось просунуть руку ему под шею, чтобы нащупать ее, и касание обожгло. Кожа была слишком горячей для обычного человека, даже раненого, к которому подбирается жар лихорадки.
Мгновение ничего не происходило. А потом я вдруг ощутила тонко бьющуюся в нем жизнь. Она пульсировала под моими пальцами едва слышно…
Я облегченно выдохнула. Понятия не имею, что с ним делать! Но сердце залила радость — мужчина жив. Так радуются, оказавшись в одиночестве и вдруг встретив другого человека.
Ран на спине у него не было, поэтому я попробовала его перевернуть. «Какой же он тяжелый!» — пронеслось в голове. Но и я не только на фортепиано играла все эти годы. Я сильная девушка. Пришлось поднатужиться, но вскоре удалось перевернуть его на спину.
Одно мгновение отдышаться. И я замерла.
Я глянула в его лицо, и время словно застыло.
Да, он действительно красив. Строгие нависающие брови — как стрелы, проведенные от переносицы к вискам, длинный прямой нос, тоже похожий на стрелу. Четко очерченные приоткрытые губы. Между ними я увидела белоснежные крупные зубы. Высокие скулы, твердый овал лица, кожа намного смуглее моей. Но не это поражало…
Поражал диссонанс. Лицо мужчины было потрясающе красивым и… сильным. Его черты выдавали яркий, решительный характер. Но сейчас оно было бледным настолько, что казалось абсолютно беззащитным. Сильный человек, ставший беспомощным, как ребенок. И отчаянно нуждающийся в помощи.
«Я не могу бросить его здесь», — подумалось мне, словно кто-то другой уже принял решение внутри меня.
Пусть. Пусть мне придется вернуться в замок из-за него. Но я должна отвести мужчину туда, где целительница и ее помощники вылечат его. Это будет сложно — путь вдвоем с тяжелым незнакомцем на коне, который почему-то его испугался. Но я должна справиться.
Лишь после этого я смогла перевести взгляд ниже.
На крепкой груди черная рубашка была разорвана посередине. А между кусками материи зияла огромная рана — что-то или кто-то просто выворотил его грудь.
Всегда считала себя сильной и смелой, но при виде такой раны тошнота подступила к горлу. Ошметки тканей торчали снаружи, и из раны текла, но тут же застывала, запекаясь темной коркой… синяя кровь.
Испуг заставил сердце громко ударить и словно остановиться.
Я отпрянула.
Этот мужчина не был человеком.
«Что же делать?!» — подумалось мне, прежде чем я задалась вопросом, кто передо мной.
Не человек, значит, согласно королевским законам, я должна доставить его сначала в людное место, а потом его отправят в тюрьму для дальнейшего разбирательства. Ведь на севере по сей день живут вампиры и волки-оборотни. Порой они пересекают границу и разоряют ближайшие деревеньки. Только вот мы далеко от границы…
А еще есть драконы — там за полосой туманов. Ни одного из них не видели в наших землях уже сотни лет, о них остались лишь сказки и легенды. Но кто знает, вдруг они снова начали появляться? Говорят, в давние времена драконам платили дань, чтобы они не уничтожили человеческие города и селения. А в сказках они похищали женщин, особенно красивых…
По закону я должна была отвезти мужчину в замок и предоставить его судьбу отцу. Кому-то, кто лучше разбирается в жизни. Или еще вернее — поскакать обратно и привести тех, кто заберет его отсюда на королевское разбирательство.
Но я смотрела на беззащитное лицо, даже не гадая, кто передо мной.
Кто-то из них. Из тех, кого мы называем «не людьми». Из тех, кто опасен и непредсказуем. Из тех, о ком рассказывают древние сказки и легенды.
Но я не могу.
Я просто не могу так поступить с умирающим.
Жаль, что я не вижу его глаз, подумалось мне. Может быть — открой он глаза — и я поняла бы, кто он.
Мои руки заработали раньше, чем я приняла окончательное решение.
Сняла с пояса флягу с водой. Воды у меня было мало, поэтому лила ее в рану маленькими порциями, осторожно. Какого бы цвета ни была кровь у живого существа, нужно промыть рану, пока не загноилась. Скинула плащ и камзол, сняла белую рубашку и начала рвать ее. Не сразу вышло, но в итоге я получила несколько длинных полос. С трудом приподнимая его, чтобы подсунуть полосу под спину, перевязала рану. Затянула крепко — может быть, перевязка поможет частично остановить кровотечение.
А вот что дальше?
Я остановилась отдышаться. Ехать в замок и отдать это неведомое существо в руки закона? Или…
Я должна успеть в охотничий домик, прежде чем рядом с ним окажутся те двое, кого отец приставил следить за мной. В домике я положу его на кровать, там есть сушеные целебные травы, бинты и пища.
Я должна попробовать.
Только вот как я уговорю Перрино везти это существо? Ведь теперь понятно — конь почуял нелюдя, поэтому не хотел идти на поляну. Говорят, в древности именно собаки и лошади предупреждали о приближении других рас. Они чуют их, в отличие от людей.
И все же мне удалось. Я обернула мужчину в свой плащ поверх повязки и пошла за Перрино. Конь с ужасом смотрел на меня, когда я отвязывала его, когда потянула в сторону поляны… Но, наверное, мы не зря столько лет были неразлучны.
Это была битва, в которой я и ругалась, и говорила ласковые слова, уговаривала… Снова ругалась. А он вставал на дыбы, натягивая привязь, громко ржал, взбрыкивал ногами.
И в какой-то момент моя решимость победила.
Словно осужденный на казнь, конь пошел за мной на поляну. Когда мы приблизились к мужчине, большие глаза Перрино опять выражали потусторонний ужас, но он больше не сопротивлялся, лишь мелко дрожал, глядя на существо перед ним.
Почти столько же времени ушло на то, чтобы уговорить Перрино лечь. А потом я одним усилием — ведь знала, что пробовать много раз может не хватить сил — приподняла мужчину и перекинула через седло.
Самой придется идти пешком. Но это не страшно…
***
Путь к домику был тяжелым. Перрино дрожал, не переставая, порой останавливался, поворачивал голову и косил глазом на свою ношу. И мне стоило больших усилий заставить его идти дальше. А у меня истошно билось сердце...
Что я делаю?
Спасаю нечисть. И, может быть, рискую собственной жизнью. Но еще страшнее было что раненый умрет прямо сейчас. Что я не успею довезти его туда, где есть лекарства.
Душа ухала и уходила вниз от этой мысли, а я прибавляла шагу.
Срезала дорогу, шла через дебри, молясь лишь о том, чтобы Перрино не подвернул ногу, а раненый не потерял последние искры жизни. То, что меня хлестали по лицу ветки, мошкара лезла в глаза и рот, а руки отваливались от необходимости дергать поводья, принуждая коня идти в нужном направлении... все это сейчас было неважно.