Только выглянуло солнце, поглядел Тун и своим глазам не поверил. Позвал молодца, говорит ему:
— Завтра пусть перед дворцом побежит светлая река и пусть вокруг дворца зашумит зеленый сад, а в саду запоют птицы. Выполнишь приказ — будешь мне зятем, не выполнишь — голову тебе отрублю.
И опять пошел добрый молодец к невесте. Снова она ему посоветовала провести по земле золотым кольцом.
Так и сделал парень. Явились чудовища, помогли ему выкопать русло реки и сад насадить.
Поглядел старый Тун и приказал парню к утру через реку построить хрустальный мост.
— Построишь, — говорит, — будешь с моей дочерью по мосту гулять, не построишь — казню.
И опять по совету невесты парень дважды провел кольцом по земле и снова чудовища помогли ему выполнить приказ злого Туна. Мост был готов. Невеста к мосту прибежала, милому проговорила:
— До утра нам надо бежать отсюда. А то отец даст приказ выполнить такую работу, что ни ты, ни чудовища не справятся.
И красавица превратилась в птичку-невеличку, полетела в горницу, где отец ее спал, и похитила черный платок. В нем заключалась колдовская сила. Много зла причинил людям Тун с помощью этого платка.
И сбросила птица перья, снова в девушку превратилась.
Спит старый Тун, не знает, что по хрустальному мосту ушла от него с женихом двенадцатая дочь и черный платок унесла. Она платок бережет, а парень — каленую стрелу, что к невесте его привела.
Взмахнула девушка платком, превратились жених и невеста в голубей и полетели на волю.
* * *
На заре проснулся Тун — глядит, через реку переброшен хрустальный мост, но не гуляют там парень с девушкой, глянул в шевачуман [10] — нет платка, одна черная нитка осталась.
Разъярялся Тун, стал у месяца спрашивать, где дочь с женихом. Побледнел от страха месяц, и за лес закатился. Стал у солнца спрашивать, а солнышко отвечает:
— Ничего я об этом не знаю, не ведаю, ночью скрылась твоя дочь с женихом, а ночью я сплю.
Кинулся Тун на дорогу, стал, как собака, обнюхивать землю и воздух. И почуял он, в какой стороне беглецы.
Превратился старый Тун в серого волка, кинулся в погоню. Увидела голубка волка, взмахнула платком, встал частый ельник, не пробраться через него зверю, а голуби дальше полетели. Да недаром из глаз Туна искры летят. Загорелся лес и сгорел, а Тун снова бросился в погоню. Теперь он коршуном летит. Но девушка-голубка платком махнула, и туча скрыла коршуна.
Летят голубки дальше. Устали они, превратились в людей — пешком пошли на восток. А Тун из тучи выбрался и дальше в путь.
Вдруг видят, настигает их Тун. Пустил парень в него каленую стрелу, ударила стрела в Туна, приковала к земле злого ведуна. Не может он подняться. Девушка взмахнула над головой Туна черным платком, и превратился он в одинокую сосну.
До сих пор эта сосна стоит, скрипит от ветра, людей пугает.
А девушка под сосной костер развела, сожгла на огне платок, и пепел развеяла по ветру.
С той поры не осталось на земле ни одного злого Туна.
Парень с девушкой отыскали родителей — рыбака и его жену, справили свадьбу, построили в лесу избушку, стали жить-поживать, добра наживать.
СЕДУН
У крестьянина было три сына. Старший — Василий, средний — Федор, третий, самый младший, Седун. Так назвали его за то, что он с печи не слезал, все сидел там да сухую глину колупал. А двое старших братьев не глупые, не умные, не ленивые, не работящие, не поймешь какие.
Они, бывало, над Седуном смеялись:
— Слезай с печки да ползи на коленях, погуляешь, на красных девушек поглядишь.
А Седун в ответ:
— Не хочу я девушками любоваться. Ни к чему мне это.
Так и сидел Седун, а тут беда случилась. Отец заболел и перед смертью позвал к себе сыновей.
И завещал три ночи по очереди приходить к нему на могилу.
— Приходите все, — сказал отец. — Сначала Василий, потом Федор, потом и ты, Седун.
Ну, отец умер, похоронили его. Наступил вечер. Пора идти на могилу старшему сыну.
Страшно стало Василию и стал он просить Седуна:
— Может, ты пойдешь? Я куплю тебе за это красную рубаху.
— А, что же, пойду, — отвечает Седун. — Красная рубаха мне нравится. Была б у меня такая, я бы не сидел на печке.
Слез с печки. Живо собрался и на коленях пополз. Закутался в тулуп, сел на могилу и задремал… В полночь слышит отцовский голос:
— Кто тут?
— Это я — Седун.
— Ну, за это я подарю тебе коня.
Открыл глаза Седун, что такое? По небу ясный месяц плывет, по земле гнедой конь бежит, и глухо, глухо издалека голос отца доносится: «Не простой подарок взял сынок, придет время и братья тебе позавидуют. Если влезешь ты в левое ухо коня, то из правого выйдешь красавцем».
Голос умолк. Взял Седун под уздцы гнедого коня, отвел его к лесному ручью, вернулся домой и ни слова братьям не сказал о том, что с ним приключилось.
Вторая ночь наступает, надо идти на кладбище среднему брату Федору, а его оторопь взяла. Просит он Седуна:
— Седун, не пойдешь ли ты за меня, я сошью тебе за это сафьяновые сапоги.
— Пойду, — отвечает Седун. — Я потому сроду никуда в люди не выхожу, что разутый. Как обуюсь, пойду гулять.
Вечером Седун на отцовскую могилу пополз. Опять он там заночевал. Вдруг в полночь слышит отцовский голос:
— Кто тут?
— Это я — Седун.
Открыл глаза Седун, что такое? По небу ясный месяц плывет, по земле серый конь бежит, и слышится голос отца: «Не простой ты подарок взял, сынок… Если влезешь ты в правое ухо коня, то из левого вылезешь силачом».
Голос умолк.
Седун взял серого коня под уздцы, отвел к ручью. Сам вернулся домой и ни слова не сказал братьям о том, что с ним приключилось.
Наступила третья ночь, надо самому Седуну идти на кладбище. Седун на коленях пополз туда.
И опять он задремал на отцовской могиле. А в полночь открыл глаза Седун. За тучей плывет золотой месяц, по земле бежит вороной, златогривый конь, и слышится голос отца: «Ой, сынок, это всем коням — конь! Он станет летать ясным соколом по небу, рыскать серым волком по земле и тебе поможет добыть счастье и славу».
Седун опять отвел коня в чащу и домой воротился.
А той стороной правил царь, у него было три дочери: Марья, Василиса и Марпида. Царевны подросли, стали выбирать женихов. Царь дал девушкам шелковые платки. У одной красивый, синий, у другой — желтый, еще красивее, а у самой младшей, Марпиды-царевны, самый красивый, ярко-красный — горит как огонь. Ну, наутро повесили на крыше терема синий платок старшей дочери.
— Кто, — говорят, — его достанет, тот будет женихом царевны.
Эта весть по всему царству летит. Со всех сторон люди конные и пешие собираются.
Василий и Федор, оба холостые, тоже отправились доставать платок. Стал Седун просить:
— Братцы, не возьмете ли и меня с собой? Пусть вы не купили мне ни красной рубашки, ни сафьяновых сапог, я в старом пойду.
Братья только смеются.
— Молчи, дурак, куда ты пойдешь, сиди на печи.
Потом запрягли худенькую клячу, сели в сани и уехали. Братья уехали к царевне, а Седун пополз к лесному ручью. Кликнул он первого коня. Затряслась земля, прибежал конь. Седун, как велел ему отец, влез в конское ухо. В одном ухе парился-мылся, во втором одевался-обувался и вышел раскрасавцем.
Вскочил на гнедого коня и поскакал.
Перегнал он братьев: недалеко они отъехали. Загляделись они на доброго молодца, да разглядеть не успели. А Седун уже далеко впереди. Подлетел он к царскому терему на коне, выше кровли подпрыгнул, чуть-чуть синий платок не достал, и на царевну через окошечко глянул:
— Не та! — говорит.
Люди вокруг удивляются на молодца. Никто не знает, кто он и откуда.
— Смотри, — говорят, — мог бы взять платок, а не берет.
Седун вернулся домой, а братья все еще едут. Наконец, добрались. А Седун уже на печи сидит. Лицо платком завязал, одежду спрятал, а коня к ручью угнал.
— Ну, братья, что слышали, что видели возле терема? — спрашивает Седун у братьев.
— Ничего не видели, — говорят они. — Только видели красавца на коне, он на царевну поглядел, а платка не взял. Синий платок схватил заморский королевич.
Назавтра средняя дочь подняла над теремом свой желтый платок. Василий с Федором опять говорят:
— Сходим и мы, может, сегодня платок достанем. Седун опять стал проситься: «Возьмите меня!» Братья посмеялись:
— Молчи, куда ты пойдешь, лежи на печи, знай. Потом запрягли свою клячу и поехали. А Седун слез с печи, пошел в дубраву, кликнул другого коня, серого. В одно ухо влез. Мылся-парился, в другом одевался-обувался, силы набрался. Теперь он стал не только раскрасавцем, но и силачом-молодцом. Вскочил на коня и помчался. Вскоре он перегнал братьев и домчался до златоверхого терема, разогнал коня, подскочил к самому окошку, где царевна сидела. Поглядел на нее:
— Не та, — говорит.
И не взял желтого платка. Люди удивляются:
— Вот какой, мог взять платок и не взял!
Платок схватил какой-то князь. Вернулся Седун домой, коня угнал к ручью, одежду спрятал, лицо завязал. Ни о чем братья не догадались.
На третий день красный платок над теремом подняла Марпида-царевна, младшая сестра. Люди собрались со всего царства, все желали достать платок красавицы-царевны.
Братья говорят:
— Сходим и мы, может, сегодня достанем.
Седун опять просится:
— Сегодня уж не останусь, тоже пойду.
Вышел и первым сел в сани. Братья посмеялись, поругали его, но он не вылез из саней.
— Ну ладно, — согласились братья.
Довезли Седуна до ручья и выкинули его из саней. Смеялись, смеялись до упаду и уехали, а Седун остался.
— Ну, — говорит Седун, — и то хорошо, что до ручья довезли.
Кликнул он третьего коня, вороного, златогривого. Прибежал конь-огонь. Седун в одно ухо влез, попарился-помылся, в другом оделся-обулся. Он уже был красавцем и силачом, а теперь ума-разума набрался. Вскочил на коня и полетел, перегнал братьев, толкнул их сани, Василий и Федор на снег вывалились.
— Никак, — говорят, — зимой гром прогремел.
Примчался Седун к царскому терему. Разогнал коня, тот подскочил выше терема, потом уж опустился, глянул Седун в окно на царевну и закричал:
— Та, та самая, — и схватил красный платок Марпиды.
— Ой, ловите, ловите, — кричат люди. — Кто это такой? Платок схватил.
А как поймаешь Седуна! Над головами людей летят конь и всадник! На обратном пути Седун опять обогнал братьев. Когда же вернулись и они, Седун уже на печи, лицо завязано. Конь в лесу.
— Завтра, Седун, вместе поедем к царю, — говорят братья.
— Ну, — отвечает Седун, — и меня что ли приглашали?
— Завтра, — смеются братья, — все должны придти, и даже слепые и безногие со всего царства. Царские дочери будут искать в толпе своих женихов.
— Ладно, пойду, — молвил Седун. — А вы мне скажите, что с вами сегодня приключилось.
Заохали братья.
— Эх, — отвечают. — Зимой гром гремучий прогремел, нас с розвальней скинул.
— Сидели бы дома, как я, лучше б было.
Ну, переночевали они, утром на рассвете Федор проснулся: «Что это, думает, такое, горит что ли? Не пожар ли в избе?»
А это кончик красного платка высунулся из-за пазухи Седуна.
Седун скорей обратно сунул кончик алого платка, братья встали, видят, что пожара нет, пламени нет.
Как совсем рассвело, Федор и Василий запрягли клячу, взяли с собой Седуна и вместе поехали к царю.
Со всех концов туда собрались люди, кто может и не может, слепой и хромой, бедный и богатый, — все тут.
К полудню никого дома не осталось.
И Седун в толпе. Лицо завязано, на коленях ползет. Люди глядят на Седуна и головами качают: «Этого зачем привели, ведь он — сразу видно — не жених!
А царь отвечает:
— Нет, все должны придти сюда!
И царь подал старшей дочери стакан вина. Велел обойти всех людей:
— У кого увидишь свой синий платок, того вином угости, потом веди за стол, садись с ним рядом, он твоим женихом будет.
Старшая дочь стала обходить гостей, вскоре увидела заморского королевича, который держал синий платок.
— Батя, — говорит Марья, — я нашла себе жениха.
Угостила королевича вином и села с ним за стол рядышком.
Отец подал стакан вина средней дочери Василисе-царевне. Так же, мол, гостей обойди, и у кого увидишь свой желтый платок, того угости и садись с ним рядом за стол. Он твой жених.
Средняя дочь Василиса тоже скоро увидела князя, который держал желтый платок. Угостила его вином, села с ним за стол и говорит отцу:
— Я нашла себе жениха!
Теперь царь-отец посылает третью дочь, красавицу Марпиду-царевну, подает ей стакан вина и говорит: „Обойди и ты гостей, у кого заметишь красный платок, тот твоим женихом будет“.
Пошла красавица-царевна… Вот обходит она ряды гостей. А из-за пазухи Седуна платок немного высунулся, самый уголок, что огонек. Марпиде-царевне стыдно стало, что у такого человека ее платок оказался. Будто не заметила платочка, мимо прошла и ни с чем вернулась к отцу.
— Не сыскала я платка, — говорит.
А царь-отец строго отвечает:
— Обойди гостей второй раз, все равно где-нибудь да свой платок увидишь, здесь он должен быть.
Царевна опять обошла гостей, мимо Седуна прошла, но будто не заметила платка, хотя он теперь наполовину высунулся, принесла стакан вина обратно, поставила на стол.
— Не нашла, — говорит, — отец, платка, не знаю даже, где он.
А царь-отец еще пуще рассердился.
— Неужели, — говорит, — не сыскала? Ты, — говорит, — обманываешь меня. Плохо, наверно, ищешь. Иди опять и без платка не возвращайся.
В третий раз девушка не стала уже обходить ряды гостей, знает, видела, у кого платок. Заплакала она. Прямо подошла к Седуну, угостила вином, и за стол рядом с ним села. Люди начали смеяться, шептаться:
— Нашла? — спрашивает царь-отец, когда услышал смех.
— Да, я нашла жениха! — говорит Марпида-царевна, сама головы поднять не смеет, стыдится.
И отец поглядел на Седуна, опечалился, рукой махнул. „Может нам прогнать его потихоньку“, — думает.
Посмотрела и царевна на жениха, испугалась было, как он на коленях ползет, лицо грязной тряпкой завязано, зато глаза синие, синие, точь-в-точь как у того богатыря, что сорвал с кровли терема красный платок. И полюбились Седуновы глаза красавице. Она и говорит отцу:
— Мой жених, хотя и неказист, а по сердцу мне. Не гони его!
Услыхал эти слова царь-отец, разгневался так, что на него и глядеть страшно, а зятья — заморский королевич и богатый князь — глумятся над Седуном и меньшой царевной-красавицей, в огонь масла подбавляют.
В тот же день три царские дочери вступили в брак. Но в честь свадьбы меньшей царевны отец не устроил пира. Приказал новобрачным жить в хлеву, кормить свиней и коров, а самим обедать на черной кухне. Зато в честь старших зятьев царь задал пир на весь мир. На пиру дошла до царя весть, что в лесу водится златорогая лань, царю захотелось ее получить. Подумал царь-отец и сказал зятьям:
— Покажите себя, поймайте и приведите сюда златорогую лань. Кто ее поймает, тот и первым человеком будет считаться.
Зятья согласились.
Взяли веревки, ременные вожжи и пошли в дорогу. А Седун на черной кухне говорит своей жене-царевне:
— Сходи к отцу, попроси водовозную лошадь, я тоже хочу лань поймать. Я ведь тоже царский зять.
Марпида-царевна передала отцу просьбу Седуна.
— Отстань, — отвечает царь, — какую еще лошадь нужно Седуну, пусть лучше сидит дома, не смешит людей.
А царица-мать и говорит:
— Жаль что ли тебе кобылу-то, дай ему.
Ну, царь дал, наконец, Седуну водовозную клячу, худая она, тощая, только кожа да кости. Седун приполз и задом сел на кобылу. Конец хвоста в зубы взял, ладонями хлопает, едет. А людей тут на пиру видимо-невидимо. Они в окна глядят, смеются над царским зятем.