— Две недели назад в Милане прикупила не меряя, а привезла сюда, смотрю — они на два размера больше. Не дай бог мне до таких габаритов разъесться. А тебе в самый раз будут.
И тут же сменила тему — Женька даже не успела сообразить, порадоваться ей подарку, или оскорбиться, что ее считают толстой.
Поэтому Женя и не стала спорить, а добросовестно отправилась поправлять фигуру.
Бицепцеватого инструктора она оценила и мысленно пожелала Кирюше удачи с ним. Но еще больше Женька оценила спа-массаж и сауну. Если есть на свете рай, то наверняка он похож на это место. Переусердствовав с тренажерами, Женька теперь расслаблялась и почти дремала, окутанная горячим влажным воздухом и усыпляемая непрерывным журчанием Кириного голоса. Но одна Кирюшина фраза все-таки заставила Женьку встрепенуться и даже начать думать:
— Он же тебе наверняка изменяет… — лениво заметила подруга, имея в виду, разумеется, Сережу.
— М-м-м… вряд ли, — промурлыкала Женька. — Он по характеру не бабник.
Подруга живо заинтересовалась и даже приподнялась с полки на локтях:
— У него что, с этим делом проблемы?
Женька тоже приподнялась и поспешила заступиться за мужа:
— Почему сразу проблемы? Девок у него было море, но это раньше! До того, как мы поженились. Уж где-где, а в постели у нас с Сережкой проблем нет.
Кирюша успокоилась, снова легла на полку и хмыкнула:
— Я, конечно, не кладезь житейских мудростей…
— Это уж точно! — поддела ее Женька, но Кира на нее внимания не обратила и продолжила:
— …но главная ошибка женщин в том, что они считают, что, женившись, их мужья живенько меняют свои привычки и из гуляк превращаются в домашнюю мебель. Нет, Женечка, мой жизненный опыт научил меня, что ни черта они не меняются. Да ты и сама говоришь, что твоего Салтыкова дома сутками не бывает.
— Он работает, Кирюш! — тут же повторила Женька любимую мужнину фразу — отговорку. — А про то, что я тебе рассказывала, так он тогда в командировке был.
Про себя Женя вдруг отметила, что командировка все-таки была странной: уехал в среду, сказал, что на пару дней, а вернулся той же ночью — злой, с запахом спирта, но вполне трезвый. Интересная командировка. Но под утро — пьяный, пропахший духами, и измазанный помадой не являлся ни разу.
— В командировке… — усмехнулась Кира. — А ты уверена? Согласись все-таки, что теоретически — мог.
Женьке разговор наскучил и даже откровенно раздражал, лишь бы его прекратить, она ляпнула:
— Ну хорошо, мог, мог! Я ведь за ним не слежу!
Кира как будто этого и ждала, она быстро села на полке и, делая страшные глаза, зашептала:
— Я же говорю — изменяет! И как ты это терпишь?
— Но ты же терпишь! — огрызнулась Женька.
— Я?! — возмутилась было Кира, но тут же заговорила насмешливо — поучительным тоном. — Милая моя, когда он после каждого загула дарит тебе по брюлику в четыре карата, или последнюю марку «Мерседеса», можно и потерпеть…
«То — то ты машины так часто меняешь», — еще раз огрызнулась, но уже про себя Женя.
— …К тому же у меня двое детей, — продолжала Кира, — мне их на ноги надо ставить. Да и люблю я его — как же его брошу? — И снова замолчала, как будто впервые об этом задумалась. Потом спросила. — Ты своего Салтыкова до сих пор любишь?
Женя ответила честно — так, как чувствовала. То, что они с Кирой были из разных миров, и очень скоро снова разойдутся по своим мирам, очень способствовало откровению:
— Не знаю. Раньше любила, а после всего этого — не знаю. Мне иногда кажется, что я ему мешаю, что если бы меня в его квартире не было, он бы появлялся там чаще… — Женя, нежась в тепле, грустно усмехнулась и начала рассказывать: — У нас квартиры на одной лестничной площадке были — родители дружили, ну и мы тоже. Сережа мне всегда нравился — он симпатичный был, спортом занимался, девчонки вокруг него постоянно вились. Помню — я тогда школу заканчивала — мы с ним стоим на балконе, он мне что-то рассказывает, а я не слушаю. Просто смотрю на него и понимаю, что он — самый-самый лучший и что никто мне не нужен кроме него. А он на меня ноль внимания, все как на девочку — соседку смотрел. Сестра за ним тоже бегала… Смешно… мы с ней из-за Сережки чуть не дрались: однажды родители его на дачу укатили, а он дома гулянку устраивал, сокурсников его целая квартира набилась, ну и нас с Катькой позвал. А пока мы у себя наряжались, Катька меня в ванной заперла. А потом она знаешь, что придумала? На юрфак, говорит, буду поступать, а Сережа мне помогать будет. Уже когда Катька институт заканчивала, у них роман начался, а я все ждала, ждала его… Я тогда все не понимала, почему он на ней не женился. Катька не рассказывала, а у него вообще на эту тему — табу.
— И как они потом общались? — лениво спросила Кира.
— Нормально. Просто на удивление нормально. Я тогда переживала, думала и Сергей нашу семью за километр обходить станет. И Катька, если я в Сережкину сторону гляну, со мной рассорится. Потом только поняла, что любовью там и не пахло — просто они оба молодые были, много времени проводили вместе и комплексами не страдали. В отличие от меня.
— Да-а… — протянула Кира. А Женя тут же пожалела, что все это ей рассказала. — Мне, кстати, никогда твой Салтыков не нравился: мало того, что он обеспечить тебя не может по-человечески, так еще и… Понимаешь, мужчина — он каменной стеной должен быть! Защитником! А какой же твой Сережа защитник? От кого он тебя защищает? Ну, может быть он кого-то и защищает, только не тебя почему-то. Копается чего-то в своей ментовке — в свое удовольствие, наверное… А чуть дома проблемы начались — и вовсе ноги делает! Терпеть таких не могу!..
Пока ехали назад, обе подруги молчали. Кира напряженно о чем-то думала; размышляла и Женя — мысль о неверности мужа ее все-таки задела. Но унижаться — проверять на дежурствах ли он, названивать в неподходящее время она не станет. К тому же у Жени была развита интуиция, и сейчас эта интуиция подсказывала, что волноваться не о чем. Адреналина Сереже вполне хватает на работе, а в отношениях он любит покой, уют и стабильность. Нет, не станет он приключений на стороне искать — характер не тот.
Домой Женька приехала раньше мужа, что не удивительно, и настроение было приподнятым — великая вещь спа-массаж! Усидеть на месте она не смогла: на скорую руку порубила салатиков, запекла рыбу в кляре и нашла в домашних запасах бутылку вина. В спальне расставила ароматические свечки.
«Хоть бы пожар не устроить…» — глупо хихикнула про себя.
А в гостиной сервировала столик на двоих, опять же со свечами, бокалами и «праздничной» посудой. Потом долго и придирчиво рассматривала себя в зеркале. В конце концов, пришла к выводу, что это не она толстая, а Кирюшка слишком тощая. Задумалась, какое белье надеть — красное или черно? Черное или красное? Остановилась на черном, а на плечи накинула полупрозрачный пеньюар. Все остальное время Женя уговаривала себя, что не будет раздражаться, если муж явится поздно.
Как ни странно, Сережа приехал совсем не поздно — семи еще не было. Женя, стараясь выглядеть роковой необузданной красоткой, встретила его в прихожей.
— У нас что — гости? — шепотом спросил Салтыков, уже разглядев в гостиной столик, и лишь потом обратив внимание на облик жены.
— Слава богу, нет.
Женька подала ему тапочки — это было не слишком эротично, но грязь в квартире ей не нужна — и за руку потащила его в комнату, призывно глядя в глаза и пытаясь гипнотизировать. С трудом подавила улыбку — в глазах у Сережи читалось непонимание и даже испуг. Он, наверное, думал, что его снова ожидает скандал. Усадив мужа ужинать, Женька долго искала по квартире зажигалку, чтобы поджечь свечки, потушила верхний свет и потом только села сама. Не на стул, а мужу на колени:
— Как прошел день? — поливая рыбу соусом, поинтересовалась она.
— Тебе правда интересно?
— Не-а. Просто подтверди, что дежурства у тебя сегодня нет.
Сережа уже понял, что его спокойствию сегодня ничего не угрожает, потому легко поддержал шутливый тон:
— Сейчас подумаем… — он приспустил пеньюар, оголяя Женькино плечико и легко касаясь его губами: — нет… пожалуй, сегодня нет. Всех взяточников не переловишь.
Женька рассмеялась и подставила для поцелуя губы.
Зазвучала электронная мелодия — Женька сперва не поняла, что это, а потом до нее дошло — сотовый. Сергеев. Муж, мгновенно посерьезнев, ненавязчиво согнал ее с колен и сам отошел к окну. Разговаривал недолго, в основном отвечал и все более озабоченным становился, в конце разговора неуверенно ответил:
— Нет… я сегодня не могу…
Отключив телефон, снова сел к столу, властно, словно куклу, усадив Женьку себе на колени:
— Продолжим?
Но взгляд его теперь был напряженным, мысленно он уже был не с ней. Но хотя бы не сбежал, и то плюс.
— Продолжим, — она снова обвила его шею руками.
Впрочем, дальше поцелуя опять не пошло:
— Подожди-подожди… — вырвался из ее объятий Сережа и теперь уже сам стал набирать номер: — слушай, Паш, я сейчас подумал, а что если…
Не отпуская Женю, он минут десять беседовал со своим Пашей, просил его что — то сделать, и если что — сразу звонить. Устав слушать разговор, Женя сама слезла с колен, запахнула халатик села на стул напротив и без аппетита начала есть салат. От мысли, что он, пока целовал ее, действительно думал о своих бесконечных мошенниках, ей стало противно.
Наговорившись, Сережа тоже занялся едой, и тоже без аппетита. В какой — то момент Жене даже неловко стало: может, у него там, на работе действительно что — то важное сейчас свершается, а она Сергея чуть ли не силком держит тут.
— Что, очередной выезд? — наконец, спросила Женя.
— Ты же слышала, я сказал, что не приеду.
— Сереж, мне иногда кажется, что это не твой Мухин тебя у меня крадет, а я у Мухина. Ты поезжай, пожалуйста — все равно будешь теперь весь вечер сидеть с кислой физиономией. Зачем ты мне такой?
Сережа молча ел еще секунд десять — Женька почти чувствовала, какая внутренняя борьба в нем идет. Потом резко сорвался и метнулся в прихожую:
— Жень, я скоро — туда и обратно…
Женька смотрела окно, как отъезжает его машина, и негромко сказала:
— Пропади она пропадом, твоя ментура.
Через час, когда Женя уже умылась, переоделась в хлопчатобумажную сорочку и собралась лечь спать, в дверь требовательно позвонили. Она пошла открывать нехотя и почему-то очень надеялась, что это не Сережа.
«Кто угодно, хоть грабители. Только не он».
На пороге стояла Кира, опять, словно ураган она внеслась в квартиру и, не разуваясь, пролетела в комнату. Бросила сумку на диван, взяла из вазы дольку апельсина. Все это сопровождалось торопливым щебетом:
— Я не разбудила, надеюсь? А Салтыков на работе, конечно? Я прямо удивлена… — делано изумилась она. — Ну да черт с ним. Я тебе совсем забыла утром сказать — завтра в Никольском переулке, в клубе — выставка-презентация какого-то художника — то ли сюрреалиста, то ли экспрессиониста. А вообще не важно… Его мой благоверный спонсирует. Я же помню, ты от этих экспрессионистов тащишься…
— Вообще-то я импрессионистов люблю. Мане, Ренуар…
— Да? — удивилась Кира. — Ну, этот… я слышала, тоже ничего — про него сейчас в тусовке только и говорят. — Кира не упомянула, что говорили о художнике только благодаря стараниям ее мужа. — Так вот, у меня как раз есть лишний пригласительный на двух персон. На завтра, на вечер.
— Кирюш, спасибо тебе, но Сережа ведь работает. И вообще…
— Что вообще?! Твой Сережа сто лет уже не выбирался никуда, и ты, кстати, тоже. Так что слышать ничего не желаю: чтобы завтра оба были на выставке. — И уже полушутя: — ты ему объясни как-нибудь, что это не воровская сходка, а вполне себе светское мероприятие. Пусть только попробует не прийти!
Идти ей никуда не хотелось, да еще и на вечеринку, где она вообще никого не знает. Можно было, конечно, решительно отказаться, но Женя патологически боялась обижать людей. Кира для нее ведь старается.
Оставив после себя аромат вязко-сладких духов и следы грязи на паркете, Кира, так же быстро, как вошла, упорхнула за дверь, даже на лестничной площадке продолжая щебетать:
— Салтыкову твоему обязательно нужно развеяться. Пусть уже поймет, наконец, что раз я твоя лучшая подруга, то и ему со мной придется общаться. Все, целую! — И умчалась, цокая каблучками.
А Женя намочила под водой тряпку и начала отмывать паркет.
* * *
«Нужно все рассказать Жене» — твердо решил Валера несколько дней назад и с тех пор ждал подходящего случая.
Прошло уже две недели, а от Тани по-прежнему не были вестей. В какой-то момент Валера совершенно перестал надеяться: он не верил, что настолько безразличен Тане, что, будь она жива, она за столько времени не подала о себе хоть какой-то знак. Значит, Тани больше нет. Но и оставить все как есть Валера не мог: Салтыков должен был ответить за Таню. Пусть не перед законом, так хотя бы перед ним!
В том, что виноват именно Салтыков Валера больше и не сомневался. Кроме записи камеры наблюдения у него было еще кое-что, не менее важное — когда Валера, поднимая все свои связи, попытался запеленговать сотовый Тани, выяснилось, что он подает очень слабый сигнал из района, где находилась квартира Салтыкова. Идти с этой информацией в полицию Валера не видел смысла. Исаков ясно дал понять, что даже если добыть запись, на которой видно, что Салтыков собственноручно убивает Астафьеву, они и тогда найдут для своего «кореша» отмазку.
Отныне Валера надеялся только на себя.
Отыскать в купленной на Горбушке базе данных домашний адрес Салтыкова, труда не составило, и теперь каждый час, свободный от работы, Валера просиживал в автомобиле напротив его подъезда, надеясь, хоть там выйти на след Тани. Но узнал немного. Увидел жену Салтыкова, которая одновременно и сестра покойной Астафьевой и еще раз убедился, то мент Салтыков — редкая скотина. Тот даже не делал вид, что сочувствует жене и поддерживает ее: возвращался домой только ближе к полуночи, раз в два дня обязательно доводил жену до слез — Валера видел ее выбегающей из дома с заплаканными глазами. Вместе он их видел всего раз: утром Салтыков подвозил жену на работу. Она снова была с покрасневшими глазами, а он вел ее с таким лицом, с каким, наверное, ведет своих заключенных в камеру. Валера совсем не знал эту женщину, но уже сочувствовал ей: наверняка она хороший человек, в отличие от мужа, да и сестрицы — можно ей довериться.
Глава 7. Алюминиевый завод
Москва
Артем Зорин, оказывается, рассказал Сергею далеко не все. Уголовное дело, заведенное на ООО «Феликс», было закрыто за недостатком доказательств. Руководство конторы, а в частности ее исполнительный директор Андрей Астафьев подозревался в проведении незаконных экономических операций. Дело было годичной давности, и возбудил его Артем Зорин в соседнем кабинете, практически под носом у Сергея. Парадокс в том, что узнал он об этом только от Катьки, которая и рассказала, что контору отца прессует УБЭП, и просила хоть что-то сделать.
Много времени было упущено: во-первых, Сергей был долгое время в командировке, во-вторых, сам Астафьев, когда его деятельностью начало интересоваться УБЭП не спешил бить тревогу, не посвящал в рабочие проблемы семью, а главное был уверен, что это недоразумения, которые скоро уладятся. В итоге, Салтыков и не успел толком разобраться в проблеме, как она сама разрешилась: Андрея Астафьева застрелили. А Зорин вскоре дело прекратил, потому, как доказательств против конторы собрать не успел — если какие-то грешки за конторой и водились, то исполнительный директор был единственным человеком, способным ответить на вопросы.
Астафьева Сергей знал и уважал, хотя общались они не так много. Странно было рассуждать о нем в таком ключе… Но Сергей был реалистом — против Астафьева говорили сразу два пункта: на него все же было заведено уголовное дело, и его застрелили. С законопослушными гражданами такое случается редко. Потому все это время Сергей и не рвался докопаться до истины — подозревал, что истина окажется не такой, какой хотелось бы. А кому она нужна такая истина — Жене? Катьке? Ольге Дмитриевне?