— Утверждать не могу, но сердцем чую. Ты многого не знаешь, моя девочка. — Крёстная говорила медленно, растягивая слова, о чём-то напряжённо думая.
Тогда я не обратила внимания на сказанное ею. А зря.
— Где же я его искать буду? И след простыл. В глаза не видела. Нянька послала к Настасье Павловне человека, чтобы сообщил о том, что случилось. После этого она привела меня домой. Я в полуобморочном состоянии пребывала. Ни говорить, ни пить, ни есть не могла. Отказывалась от всего, когда няня приносила в мою комнату. Агаша всё причитала, что прямиком пойду за усопшими, если откажусь принимать пищу.
— Плохие вести ты привезла.
— Да, плохие.
— Поживи в монастыре, успокой душу, приведи мысли в порядок, потрудись на благо Господа нашего, а там, глядишь, легче на сердце станет и переживёшь невосполнимую утрату. Подумаю тем временем, что дальше делать будем.
— Вы полагаете, смогу успокоиться и смириться?
— Не об этом толкую. В делах мирских труднее душу успокоить. В монастыре для этого созданы условия. Не уговариваю тебя остаться здесь навсегда.
Она замолчала. Я видела, что назойливые мысли не давали ей покоя, теребя сознание.
— Что толку в разговорах? Погости, а там сама решишь, что для тебя лучше.
— Дорогая крёстная, для этого я приехала. Вы — родной человек, плохого не подскажете. Поживу с вами и к Васильку поеду. Тяжко мне одной в имении.
— Поступай, как душа велит, милая моя. Я с тобой в делах праведных и в молитвах. Немного освобожусь, навестим могилки матушки твоей, Антонины и отца. Нынче дел много.
Наталья Серафимовна обняла меня, сердцем обогрела, и мне стало немного легче.
Затворническая жизнь
Монастырский уклад строг, однообразен, и далеко не каждый смертный способен его осилить. Этот непростой выбор люди делают осознанно, самостоятельно, обжалованию и жалости он не подлежит. Всё расписано по минутам, думать некогда, следует трудиться во славу Всевышнего упорно и ежедневно в поте лица своего. В перерыве между молитвами и трапезами послушницы работают. Ни на что другое времени не остаётся.
В основном отношения в этом замкнутом пространстве строились на взаимопомощи и взаимовыручке, но встречались среди послушниц вредные, злые, завистливые люди. Здесь, как нигде, ярко и выпукло вскрывались самые болевые точки, выявлялись закоренелые недостатки монахинь — отзвуки прошлой жизни в миру. Одними молитвами не избавиться от старых привычек. Настоятельница советовала новым девушкам пожить в монастыре, поработать, привыкнуть к внутреннему распорядку и только после испытания принимать окончательное решение. Никто никого не неволил. Случалось, что девушка не справлялась, не выдерживала и возвращалась к обычной жизни. Наталья Серафимовна с благословением отпускала.
Мне приходилось очень нелегко. В силу того обстоятельства, что настоятельница монастыря — моя крёстная, требования ко мне предъявлялись на порядок выше, и спрос иной. Трезво оценивая создавшуюся обстановку, я не желала, чтобы по углам шушукались: «Игуменья делает для неё исключение, поблажки, поэтому поощряет».
Послушницы пищу готовили сами. Меня специально ставили на самые проблемные, трудоёмкие участки работы, которой я никогда не занималась и не была к ней приучена. К примеру, на кухне драила огромные чаны, в которых варили щи и супы, а на Рождество — кутью. Соскребала гарь с чугунной посуды, в ней жарили овощные котлеты и разогревали лапшу. Убирала подсобные помещения, и на земле находилась работа. Руки превратились в сплошные раны, мокнувшие волдыри, которые, с трудом подсыхая, превращались в многослойные корки. Кожа приобрела воспалённый вид и выглядела ужасно. Я не узнавала свои руки. Наталья Серафимовна наблюдала за мной, успокаивала, лечила мои раны, но от работы не освобождала. Спустя время она скажет:
— Запомни и усвой. Эта школа тебя не раз выручит. Не гневи Бога. Пусть всё идёт своим чередом. А там и умнее будем.
Я слушала крёстную, но моё сердечко тосковало по дому и по братцу. Однако не торопила Наталью Серафимовну. Внутренний голос подсказывал, что уезжать из монастыря ещё рано.
Игуменья, по своей природе будучи общительным человеком, находила общий язык со всеми. Крёстную уважали в обществе, многие симпатизировали ей. К ней приезжали за советом в неординарных ситуациях. Никогда никому Наталья Серафимовна не отказывала в помощи. Так она сумела привлечь к монастырю внимание довольно многих состоятельных жертвователей. Недостающая провизия закупалась сугубо на пожертвования. И несмотря на это, работы не убавлялось, с утра до позднего вечера люди занимались богоугодным делом. Я обратила внимание, что послушницы в процессе пребывания в монастыре приобретали сноровку, опыт, поэтому всё выполнялось размеренно, без спешки и поэтапно, иной раз автоматически. Помимо обычной занятости, у женщин были другие обязанности: некоторые послушницы плели коклюшками кружева, вязали крючком салфетки. Другие вышивали на пяльцах иконы, украшая бисером, третьи владели гончарным ремеслом. Готовую посуду красочно расписывали — всё это раскупалось на благотворительных ярмарках и приносило прибыль монастырю на его нужды.
Горькая правда
В один из апрельских дней перед Пасхой я чистила картофель на кухне, осталось совсем немного, чтобы поставить чан на печь. К обеду попросили приготовить картофельное пюре. Меня очень удивило поведение одной из послушниц. Девушка металась из одного конца кухни в другой. Хваталась за любую работу, но всё валилось у неё из рук, ничего не получалось, она, издёрганная и раздражённая, в сердцах закричала, да так громко, что зазвенело в ушах:
— Всё из-за тебя, паршивка. Сатана тебя привёл к нам.
Я опешила.
— Разве чем-то обидела тебя? — спросила я у послушницы.
— Убирайся вон отсюда, нечего тебе здесь делать. За тобой смерть ходит по пятам. По твоей милости и нас приберёт к своим рукам. А я не хочу, — залилась она слезами.
В обезумевшем состоянии монахиня, чуть ли не рыча, бросила мне в лицо:
— Сгинешь, как твои предки, и никто правды не узнает! –
Я оторопела. Дрожь мурашками побежала по телу, ноги стали ватными. Боль, обида обвили и скрутили толстым жгутом, тут же вспомнила всё пережитое. Сдерживая слёзы, бросила работу и из последних сил побежала к крёстной. Мне хотелось услышать от неё, как посторонний, чужой человек узнал о моём горе.
Наталья Серафимовна на счётах подбивала месячные расходы. Войдя в комнату, я забилась в угол и не смогла слова вымолвить.
— Неужто обед поспел? Ты сегодня так рано освободилась. — Ком стоял в горле, сидела молча. Крёстная подняла на меня глаза.
По моему состоянию игуменья определила: случилось нечто из ряда недопустимого. Она сняла пенсне, вышла из-за стола и направилась ко мне.
— Тебе нездоровится, моя девочка. Ты вся дрожишь. Не захворала, часом? — Похоже, я впала ступор и не в силах была произнести ни единого слова. — Да что случилось, Ниночка? На тебе лица нет.
Игуменья принесла мне стакан воды.
— Попей. И давай успокоимся. Сейчас дам тебе успокоительные капельки, так дело не пойдёт. — Она достала из аптечки пузырёк и накапала в воду лекарство из трав. Мятный запах защекотал в носу.
— Выпей, пожалуйста.
Я немного отпила. Наталья Серафимовна присела рядом со мной. Обняла и тихо сказала:
— Что бы ни случилось, знай, на всё воля божья. Стало быть, пришло время…
— Как, вы знаете? Вы там были, вы слышали? — Рыдания прорвались наружу.
— Ты заговорила, это главное. Избежали шока, вот и славно. — Крёстная задолго до ухода в монастырь в юном возрасте училась на медицинских курсах, делала большие успехи. Седовласые преподаватели прочили ей славу врачевателя. А она предпочла иную стезю. — Теперь выпей капельки до конца. Вот умница. Ты забыла обо всём и спокойно рассказываешь мне, что с тобой приключилось. Кто обидел? Я же вижу, тебя кто-то умышленно обидел. Рассказывай.
— Горислава…
— Уже теплее. И что нарушительница спокойствия тебе сказала?
— Что меня сюда сатана привёл, и за мной смерть ходит.
— А ещё? Это не всё, я ведь вижу. Говори, не бойся.
В этот момент постучались.
— Кто пришёл? — повышая голос, спросила игуменья.
Приоткрылась дверь, и на пороге выросла моя обидчица.
— Матушка игуменья, пришла повиниться. Бес попутал. Всю ночь страхи мерещились. И всё о ней. Только усну, одна смерть за другой перед глазами. Простите меня, не хотела, вырвалось. Примите моё покаяние. Не прощу себе, что не устояла от греха, с языка сорвалось, спустила плохие слова. Точно бес попутал, — протараторила обидчица и перекрестилась, не поднимая на нас глаз.
— Горислава, это хорошо, что ты осознала свою ошибку. Но ты помнишь, Он всё видит, позволишь себе подобный проступок, накажет, и помочь не смогу. Сейчас я занята, поговорим с тобой позднее и наедине. Иди с миром. Сама приду к тебе, — спокойно, не повышая голоса, ответила игуменья.
— Думала, выгоните. — Послушница подбежала к настоятельнице, согнулась, припала на колено и поцеловала руку. — Простите, бога ради, не знаю, как это я… — растерянно повторила Горислава.
— Бог простит. Ступай.
Обидчица ушла.
— Успокоилась немного? — спросила меня крёстная.
Я кивнула.
— Не хотела, да как видно, придётся рассказать. Сигнал Господь подал. Видишь, во снах послушниц история бродит. М-да, делать нечего. Ниночка, соберись, моя девочка, сейчас ты вместе со мной пройдёшь по тёмному лабиринту, подберёшься к двери, за которой тебя ожидает… В общем, узнаешь правду.
Мне стало страшно.
— Видит Бог, я берегла тебя и не хотела открывать тайну, что осталось за той дверью. Молила Бога, чтобы снял заклятье, но, стало быть, недостаточно просила, если ты потеряла любимых родителей и сестру, а я — самых близких и дорогих моему сердцу людей, что остались в миру. Делать нечего, — повторила она, скрепя сердце настраиваясь.
Заклятье — крёстная открывает страшную тайну
— Не уверена, что смогу описать детально и подробно. Вспоминать не хочется. История за версту отдаёт мертвецким духом. Изложу, что знаю. А ты сама подумай и решай.
Твоя матушка — ангельская душа, всегда была красавицей. Наши родители соседствовали, а мы с Наденькой с раннего детства были неразлучными, закадычными подружками. Всегда вместе. Забегая вперёд, скажу: когда ты родилась, я точно знала, что буду твоей крёстной. Наших родителей объединяла духовная близость, и часто обе семьи коротали вечера: летом — на свежем воздухе, зимой — у камина. Твоя матушка не по своей воле привлекала внимание, от неё глаз нельзя было оторвать, так и хотелось смотреть и смотреть. В юношеском возрасте у неё появились ухажёры, но всё это было несерьёзно. Первый претендент на руку и сердце появился, когда Надюше исполнилось четырнадцать лет. Твой дед тут же отказал молодому человеку, при этом очень возмущался:
— Совсем ещё девочка, а они замуж. Дайте окрепнуть, возмужать, набраться сил. Успеет.
Бабушка с ним соглашалась, в душе радовалась, что твоя матушка уродилась ангелом и красоты необыкновенной. В шестнадцать лет дело обстояло хуже. Только Наденька появлялась у кого-то на балу, на следующий день посыльные привозили записки, корзины с цветами, и сами поклонники толпились у ворот имения. Но сердечко твоей матушки молчало. Прасковья Никитична и Тимофей Романович не подгоняли её. Их мудрость и благородство восхищали. Счастье дочери для них считалось вопросом наиважнейшим. Однако не по принуждению.
Незаслуженное наказание
Однажды на званом приёме у друзей родителей Наденька познакомилась с молодым человеком. На первый взгляд он не вызывал неприязни, вёл себя чинно, прилично, и всё же его поведение показалось мне странным. Больно стремительно и напористо ухаживал за Надюшей, торопился. Да и не приглянулся он твоей матушке вовсе. А претендент будто ослеп и не видел, что девушка не расположена к нему. Взял моду приезжать каждый день и мозолить ей глаза. Надя молилась, чтобы он исчез. А он, как назло, пуще прежнего преследовал её повсюду. Отважился, приехал к твоему деду с официальным визитом и сделал предложение. Разумеется, тотчас получил отказ. И знаешь, даже это его не остановило. Никто не спорит, возможно, он влюбился и собирался жениться на твоей матушке. Однако своим поведением сам оттолкнул её.
Жил поклонник вместе с родителями и сестрицей, которая родилась на два года раньше его. Старшие браться и сёстры давно разъехались. Его сестрицу в округе недолюбливали, да так, что прозвали голодной злой волчицей. Дурная слава ходила, поговаривали, будто колдунья она. Никто не дружил с ней и к себе на порог не пускал. Стоило человеку поступить вопреки её воле и желанию, тут же у него начинались неприятности. Братец сглупил, имел неосторожность пожаловаться волчице — девушка, которую он выбрал в невесты, пренебрегает им, не хочет выйти за него. Родителей своих предупредил, что женится только на Наде. Сестрица услышала их разговор и успокоила бестолкового братца:
— Зря ты так отчаиваешься. Будет капризничать твоя ненаглядная, нашлю заклятье, сразу станет послушной.
— Ты брось свои штучки, я люблю её и жениться на ней хочу. У меня серьёзные намерения.
В ответ сестра лишь ухмыльнулась, но от своей затеи не отказалась. Ей доставляло удовольствие нести в мир зло и разрушение.
Счастье постучалось
Так продолжалось несколько месяцев, пока в один воистину прекрасный день не приехал к деду по делам службы молодой, красивый, элегантно одетый и очень приятный в общении юридический советник самого государя императора. Дед твой был человеком гостеприимным и после деловой встречи пригласил его отобедать.
Я присутствовала при этом. Надюша прибежала за мной и рассказала, что у них гость знатный, советник самого государя. Забегая вперёд, скажу, вот твой батюшка — Андрей Гаврилович, царствие ему небесное, приглянулся твоей матушке с первого взгляда. Видела бы ты, как он смотрел на Надюшу за обеденной трапезой, не сводил глаз. И столько лучиков тепла в его взгляде тянулись к ней непрерывным потоком. После этой встречи твой отец часто навещал Наденьку, их дивные отношения многим жгли глаза, но влюблённым не до того было. Время шло. Твоему батюшке удалось расположить Тимофея Романовича, да так, что вскоре молодые сыграли свадьбу. Это была судьба. Любовь с первого взгляда.
Но и зло не спало. Сестрица навязчивого ухажёра, как прознала, что обидели её братца, пустила в ход силу, которая изуродовала жизнь достойнейшей семье. Волчица искусно овладела всеми механизмами чёрной магии, будила и вызывала из потустороннего мира души себе подобных. Наделяла их силами, живой энергией, и они вершили суд. Так она поступила и на этот раз.
Как ведьма могла пережить такое — отказали её брату! Твоя матушка позволила себе выбрать в спутники жизни того, кого ей подсказало сердце — вышла замуж по большой любви.
Ухажёр негодовал. Сестра возжелала расправиться с той, которая не оценила ухаживания её брата. Голодная, прогневанная, злая волчица провела ритуал чёрной магии, призвав на помощь дьявола.
— Силы тёмные, силы мрака, силы зла вселенского, силы смертоносные, силы, ломающие судьбы и уничтожающие всё доброе, взываю к вам! Ответьте мне. Братья мои и сёстры по оружию! Пробудитесь ото сна, отзовитесь, за работу беритесь, — колдовала волчица над чаном с мутной бурлящей жидкостью, похожей на кровь. Из чана били в нос удушливые запахи, от них воротило и тошнило.
Комната погрузилась во мрак, колдунья летала с развевающимися волосами, размахивала руками с растопыренными пальцами, её глаза метали искры, изо рта языки пламени обжигали всё, что встречалось на лету. Она нечеловеческим голосом вопила на весь мир. За ней передвигались предметы, и с каждым новым витком из всех щелей пробивалась скользкая, лоснящаяся, ползучая отвратительная нечисть с гулом, свистом и треском.
— Мы тут, госпожа наша, говори, что нужно? — разнеслось эхом. Дымок тонкой струйкой просачивался сквозь щель в полу, пока не образовался горящий шар.