— Привет, — устало говорит Влад, не моргая смотрит на дверь палаты.
— Как она? — на тяжёлом выдохе спрашиваю друга. Ком уже стоит в горле, а я даже ещё не видел Миллу.
— Сейчас у неё врач, — кивает в сторону палаты…
— Изменения есть?
— Я не знаю Паш, — вздыхает, всё-таки смотрит на меня. Глаза полны боли, а мне его совсем не жаль. Я просто х*ев эгоист, и меня интересует только та девушка, что сейчас находится между жизнью и смертью.
— Тогда сейчас расспросим всё у доктора, — решительно поднимаюсь, но и шагу ступить не могу, потому что друг тоже на ногах и, схватив за руку, держит мертвой хваткой.
— Паш, давай я сам, — просит по-доброму, но настойчиво.
— На правах мужа, что ли? — с силой выдираю руку.
— Да что это с тобой? — хмурит брови Влад.
— Ничего, — выплевываю, не глядя на него. Начинаю мерить шагами коридор в слабой попытке успокоиться. — Это ты виноват! Чёрт тебя подери, — замираю на полушаге, не в силах себя контролировать.
— Я знаю, бл*дь, знаю, — повышает голос Влад. — Что мне сделать? Что? — смотрит с вызовом, как напрашивается.
— Молись, понял? Молись, чтоб она проснулась!
Одиннадцать лет назад
Милла
— Милк- Милк!
— У?
— Ты что такая задумчивая? — Пашка перекидывает спортивную сумку на правое плечо, а левой рукой берёт меня за руку.
— Я не задумчивая, — слегка раздражённо говорю ему. — Я просто не могу больше смотреть на твои синяки.
Мой друг, как и обещал, заручившись поддержкой родителей, причём и моих тоже, отправился на тренировки по боксу. Первый год его обучал какой-то псевдотренер за бешеные деньги, от которого, к счастью, пришлось отказаться. Следующие два года Пашка посещал профессиональную секцию, но очень быстро её перерос. Оказался слишком талантлив, и его родителям так прямо и сказали: «Ищите лучшего из лучших, и у вашего сына есть шанс». Я до сих пор не могу понять, шанс на что? Начиналось всё просто, как хобби, ну и с целью защиты. А сейчас… А сейчас он уже два года дышит только этим спортом. Уже два года его подготавливает лучший тренер нашего города, итальянец Луциано Джаннини.
— Да перестань, Милка, — смеётся мой друг, отдирая пластырь с щеки. — Столько лет я получаю по роже, а ты всё никак не привыкнешь.
— А я и не хочу привыкать, — надуваю губы.
— Ты же после школы в медицинский собралась. Вот и будешь мне раны обрабатывать, — дурачится друг.
— Ага, конечно, — выдергиваю ладонь из его руки. — Ты ещё не наигрался, Паш? — эти разговоры у нас бесконечны. Знаю, что сейчас ответит: «Какие уж тут игры»
— Какие уж тут игры, — снова берёт меня за руку. Медленно идём по темной улице в направлении наших рядом стоящих домов. — Ты же знаешь, Милк-Милк, скоро мне шестнадцать, и тренер запихнет меня на серьезный турнир. Я могу победить!
— Да знаю, что можешь, Паш! — сжимаю его руку. Как бы не злилась на все эти ссадины и синяки, всё равно его поддерживаю. А как иначе!
Тёмная улица совсем опустела, и я непроизвольно ускоряю шаг. До дома рукой подать.
— Куда ты так бежишь? — притормаживает Пашка.
— Домой, куда ж ещё. Мама опять ругаться будет, что я с тобой в зале торчу. Уроки-то не сделаны.
— Да ладно, Мил, ты умная, тебе их можно и не учить.
— А вот тебе бы не мешало подтянуться, — с укором смотрю на друга. А он на это только смеётся.
— Привет, молодняк! — раздается неприятный скрипучий голос сзади, совсем близко, будто в спину кто-то дышит. Пашка молниеносно разворачивается, прикрывая меня спиной.
— Чего нервничаешь, малой, — двое мужчин приближаются к нам вплотную. Один высокий, здоровый, но он молчит и держится на расстоянии.
— Есть закурить? — спрашивает второй тип, среднего роста и неопределенного возраста. Бегло смотрю на него из-за Пашиного плеча. Наколки на его пальцах говорят о том, что человек имеет нехорошее криминальное прошлое. Райончик у нас неспокойный, и всякое можно ожидать.
— Не курю, — резко отвечает Паша. — И тебе не советую, — храбрится непонятно зачем.
— Советчик, что ли?! — кривит рожу уголовник. — Давай денег тогда, — протягивает свою руку ладонью кверху.
— Ещё чего? — с лёгким смешком спрашивает мой друг. А сам потихоньку отпихивает меня в сторону. Хочу уже залезть в сумку и отдать этим мужчинам всё, что у меня есть. Денег немного, но, может, хватит, чтобы унести ноги.
— И денег, что ли, нет? — тип спрашивает с вызовом, бросая беглые взгляды на своего друга великана.
— Деньги-то есть, — не унимается Пашка. — Только не про твою честь.
— У тебя, я смотрю, длинный язык, — криво усмехается великан. — Спортсмен, что ли? — улавливает взглядом большую спортивную сумку, болтающуюся на плече моего друга.
— Он самый, — деланно разминает кисти Паша. — Ну что, поболтали? Если да, то мы пойдём тогда, — кивает в сторону домов, лишь на миг позволяя себе переключить свой взгляд в сторону. Великану этой секунды оказалось достаточно, чтоб нанести сильный удар прямо в лицо моего друга. С диким ужасом наблюдаю, как на родном лице вновь проступает кровь. Из той самой раны, которая только затянулась после тренировки. Пашка трясет головой, словно отгоняя навалившееся помутнение. Я не двигаюсь с места, всё так же прячусь за спиной друга, а сердце уже выпрыгивает из груди от страха. Мужики больше не наступают, ждут реакции от нас.
— Деньги, — вновь протягивает руку уголовник.
— Милла, подержи, — протягивает мне сумку Пашка.
— Не надо, — вместо сумки хватаюсь за его плечо. — Давай отдадим, — шепчу еле слышно.
— Всё в порядке, Милк-Милк, — смотрит на меня, в глазах блестит озорной огонёк. — Возьми сумку, — говорит настойчиво.
Подчиняюсь, зажимаю вещь непослушными, онемевшими от страха пальцами. Хочется бежать, кричать, звать на помощь или просто зажмуриться. Но я во все глаза смотрю, как друг приближается к оторопевшим от его уверенности бандитам. А потом всё происходит слишком быстро. Руки движутся так молниеносно, так неуловимо, что противник в наколках спустя секунду уже лежит на земле. Он получил прямой удар в голову и два в ребра и не скоро сможет подняться. Словно в танце, Паша перемещается к великану. Тот, в свою очередь, нисколько не растерян и наносит пару ударов в лицо моего друга. Пашка блокирует лишь один, а от второго отшатывается на несколько шагов. Зажимаю рот рукой, проглатываю крик, рвущийся из груди. Кулаки у этого верзилы огромные, словно молоты, и у парня очень быстро раздувается щека. Какое-то время они ходят по кругу, наблюдают, оценивают, пытаются предугадать, как поступит соперник. Первым делает выпад верзила, и это становится его роковой ошибкой. Пашка как-то изворачивается, и удар, летящий ровно ему в голову, пролетает в нескольких сантиметрах от цели. Но соперник вложил в этот удар слишком много силы, и его огромное тело летит следом за кулаком. Верзила неловко падает и с силой ударяется носом об асфальт. Слышу неприятный хрустящий звук и непроизвольно хватаюсь за свой нос. Это должно быть больно. И это так, судя по тому, как орёт этот горе-соперник.
«Только не вставай», — молюсь про себя и подбегаю к Пашке.
— Ты как? — провожу рукой по быстро синеющей щеке.
— Да нормально я, — хватает мою руку, убирает со своего лица и тянет подальше от валяющихся бандитов. — Вот говорил я тебе, что будем как-нибудь вечером по городу идти…
Паша
— Всё нормально, — раздражённо вздыхает врач. — Уже в тысячный раз говорю вам, что всё нормально.
— Да как это может быть нормально?! — расхаживаю из угла в угол по бедно обставленному кабинету этого докторишки. — Она в коме!
— Да, — соглашается он, откидывается на спинку кресла, сцепив руки в замок. — Но все жизненные показатели в норме, и если так будет и дальше, то она проснётся.
— Что значит «если»? — недоумеваю я.
— Ну пока всё нормально…
— Что значит «пока»? — останавливаюсь возле стола и гневно смотрю на врача.
— Паш, подожди, — вставляет свои три копейки Влад. — А возможно как-то её разбудить? — с мольбой смотрит на мужчину в белом халате.
— Владислав Сергеевич, — официально обращается доктор к моему другу. — Это невозможно. Она сама должна проснуться, иначе…
— Что? — вновь вклиниваюсь в эту светскую беседу.
— Давайте не будем о плохом, — отводит взгляд в сторону, из-за чего в моих жилах вновь закипает кровь.
— Спасибо, Станислав Георгиевич, — обращается мой друг к врачу прежде, чем я взорвусь, и поднимается с ветхого стула. — Мы пойдем.
— Если будут вопросы, найдите меня, — говорит, а втайне, наверное, мечтает, чтоб вопросов у нас к нему больше не было.
— Хорошо, до свидания, — Влад смотрит на меня, кивком головы указывая на дверь.
С удовольствием покидаю унылые стены, так и не попрощавшись с врачом. И какой от него толк?
— Надо что-то делать! — как заведённый, твержу другу. — Другого врача найти, в другую больницу перевезти…
— Мы не можем, — смиренно говорит Владик. — Транспортировать Миллу нельзя, а врач самый лучший в этой больнице.
— Лучший? — ушам своим не верю. — Тогда лучше никогда не попадать к худшим, можно сразу венок заказывать.
— Ты можешь уже успокоиться? — останавливаемся возле палаты Миллы. — Езжай домой, — спокойно и устало говорит друг. — Поспи, проветрись, потрахайся, в конце концов. Сними напряжение. Когда у тебя в последний раз баба была?
— Давно, — машинально отвечаю, до конца не веря, что мы об этом сейчас разговариваем.
— Ты ей в таком нервозе не поможешь, — указывает пальцем на палату. — Уезжай, Паш, — вздыхает. — Мы все устали.
— А ты?
— Я останусь, — прислоняется спиной к двери, — до завтра.
— Я приеду сразу после утренней тренировки, — обещаю сам себе, с горечью осознаю, что не могу сейчас переступить порог этой комнаты. Комнаты, в которой мирно спит Милла. Моя Милк-Милк!
— Хорошо, — соглашается Влад. — Приедешь, побудешь с ней, пока меня не будет. Надо на работе кое-что утрясти.
— Хорошо, — вторю ему, пожимаю протянутую руку и ухожу из больницы, не оглядываясь.
Дорогой проклинаю себя и тысячу раз называю трусом, потому что по-другому меня охарактеризовать нельзя.
Трус. Чертов трус…
Глава 5. Если она не проснётся, я так и не узнаю
— Привет, Паш! — врезаюсь кулаком в подставленный кулак бармена. — Давненько тебя не было.
Я и вправду давно не был в этом клубе, да если уж по-честному, практически нигде не бываю. Куда уж мне, при таком плотном графике.
— Чего налить? — услужливо предлагает мне улыбчивый бармен.
— Отвёртку, — со смешком отвечаю.
— Понятно! Значит, апельсиновый сок.
— Да, давай сок, — нехотя соглашаюсь, хотя до безумия хочется нажраться. А кто меня остановит!? — Стоять! — останавливаю его. — Не надо сок. Давай текилу… бутылку и стопку дай.
Бармен смотрит с лёгким сомнением, но всё же выполняет просьбу. Протягиваю карточку, расплачиваюсь, сгребаю со стола холодную запотевшую бутылку и удаляюсь в самый дальний угол зала. Хочу просто выпить и побыть наедине со своими мыслями. Говорить нет настроения, а бармен сто процентов будет лезть мне под кожу. Работа у него такая, психолог чёртов.
Девять лет назад
— Алло.
— Пашка!? Наконец-то, — слышу взволнованный голос Миллы. — Я тебе уже два часа звоню. Приехала в клуб, а тебя на тренировке не было. Ты где?
— Милк, я у бабы Вали. Ты можешь приехать?
— А что случилось-то?
— Она помирать собралась, — с горечью говорю подруге.
— Как это собралась?!
— Так и говорит, что худо ей. Сначала мне позвонила, а теперь тебя требует. А я тут еле связь поймал, и ты звонишь…
— Через час буду, — обещает Милла и отключается. Теперь она учится на врача, может, поэтому её бабушка зовет. Пока еще ловит связь, дозваниваюсь родителям и прошу их тоже приехать. Бабушка и впрямь совсем плохая стала.
— Паша, — зовёт меня из комнаты.
— Я здесь, бабуль, — подхожу и сажусь на кровать рядом с её исхудалым телом.
— Милла приедет? — с хрипом спрашивает и заходится в сильном лающем кашле.
— Да, — отвечаю, протягивая стакан с водой.
— Расскажи мне, мой мальчик, как твой бокс, — отпихивает чашку от себя.
— Всё отлично, — пытаюсь говорить весело, а сам стараюсь не смотреть, как тяжело опускается и поднимается её грудная клетка, — У меня лучший из лучших тренер. Он итальянец, представляешь? В прошлом году я участвовал в турнире и победил. Но это всего лишь по району.
— У тебя ещё всё впереди, Пашенька, — тихо шепчет бабушка Валя.
— Скоро мне восемнадцать, — продолжаю свой рассказ. — И тренер ведёт переговоры о моём участии в городском турнире. У меня есть шанс стать чемпионом нашего города и выйти на область.
— Ты победишь! — вот так вот просто говорит мне бабушка.
— Посмотрим…
— Верь мне, Паша, ты победишь.
И мне совершенно не хочется с ней спорить. Она часто оказывается права.
В течение часа, как и обещала, влетает запыхавшаяся Милла. Небось, с остановки два километра галопом бежала. Бабушка сразу просит меня выйти, оставить их наедине, и на все мои протесты гневается. Подчиняюсь, выхожу за дверь, хотя до жути хочется узнать, что такого важного она хочет сообщить моей подруге. Но как ни стараюсь прислушаться к их разговору за стеной, слышу лишь невнятное бормотание.
Милка проводит с бабушкой очень много времени, до тех пор, пока не приезжают родители и не отправляют нас восвояси. Мы не хотим уезжать, но на этом настаивает и бабушка Валя. Ничего не остаётся, прощаемся и покидаем дом. Покидаем его навсегда. Потому что тем же вечером бабушки Вали не стало. А родители спустя несколько месяцев продали весь этот обихоженный участок с покосившимся домиком, чтобы погасить долги, которые накопили за всё то время, пока занимаюсь боксом.
Милка так и не сказала мне, о чём они с бабушкой шептались…
Если она не проснётся, я никогда не узнаю…
С этими мыслями поднимаю уже пятую стопку, налитую до краёв, звонко чокаюсь с наполовину опустевшей бутылкой Текилы и отправляю горючую жидкость себе в рот. Горло обжигает, но я даже не морщусь. Одурманенным взглядом обвожу уже заполненный людьми клуб. Сознание вовсю пляшет, картинка размазывается, и всё выглядит каким-то нечётким. То ли от усталости, то ли от выпитого, чувствую, что даже с места сейчас встать не смогу. Несмотря на то, что грудь наполняет лёгкость, ноги отяжелевшие, будто налиты свинцом. Трясу головой в тщетной попытке отогнать навалившееся опьянение. Ничего не выходит, и я, махнув рукой, наливаю ещё одну порцию пойла. Выпиваю, думаю, сейчас отключусь, мысленно пытаюсь собраться и встать, а потом ржу сам над собой и решаю, что если сейчас усну прям за этим столом, то так тому и быть. Насрать! На все насрать!
— Привет, — слышу тоненький голосочек возле самого уха. Поднимаю отяжелевшие веки, старательно фокусирую взгляд и пристально смотрю на подошедшую ко мне девушку.
— Скучаешь? — словно поёт, а не говорит. Хочу сказать, что всё нормально и что веселюсь во всю, но рот почему-то не открывается, а язык не ворочается. Сколько лет я не нажирался? Много, очень много. — Может, познакомимся? — продолжает девчонка. Смотрю на её симпатичное, немного самоуверенное лицо. Скольжу тяжелым взглядом по стройному, почти не прикрытому белым платьем телу и сам у себя спрашиваю: «А что я смогу в таком состоянии?»
— Меня Милла зовут, — протягивает маленькую ручку для рукопожатия.
— Серьезно? — наконец подчиняю свой рот и выдавливаю слово, отвечая на скромное рукопожатие. Охренеть можно от такого совпадения.
— Да, — улыбается девушка… Милла, не выпуская моей руки из своей. — А тебя?