Намного лучше складывались дела у электродвигателей, которые оказались незаменимы в промышленном производстве. Но магистральным трендом, во всяком случае, в России были паровые двигатели. Самые разнообразные. Что оказывало свое категорическое влияние на все…
Наемники хотели, но не могли использовать «тарахтящую» технику с ДВС, чтобы не выдавать своих маневров звуком. Паровые машины, даже самые совершенные, к сожалению, для их задач тоже пока не подходили. Слишком тяжелые и габаритные. А им иной раз приходилось перебираться по натуральным буеракам. Поэтому они использовали только велотехнику: как собственно армейские велосипеды, так и разнообразные веломобили, позволяющие им быстро перевозить оружие и боеприпасы. Да, не кавалерия и не мотопехота. Но они любой овраг могли достаточно легко форсировать, тупо перенеся свои транспортные средства на руках. Что было очень ценно в задуманной тактике.
Вот бойцы подкатывали к перелеску.
Пара наблюдателей ловко пробирались через это символическое препятствие из зарослей, больше скрывающий наемников от лишних глаз, чем реально защищающий. Обнаружив противника, один из них возвращался назад, докладывал командиру отряда. Если ситуация была слишком опасной, то тот подавал сигнал обычным охотничьим манком и второй наблюдатель возвращался, а весь отряд двигался дальше. Если же все было благоприятно, то к наблюдателю быстро протягивали провод и подцепляли к тому примитивные полевые телефоны. Параллельно разворачивались минометы и шло спешное составление карточки стрельбы, с расчетом направления, возвышения и заряда. Плюс подготовка минометных выстрелов.
И вот, по сигналу наблюдателя, резкий, на пределе скорострельности, артналет. И тут же – спешная сборка. Провод телефонный скрутить. Минометы погрузить. Бойцов усадить. И ходу. Ходу. Ходу.
Немцы, постреляв и посуетившись выдвигали отряд для проверки потенциальных позиций противника. Но находили там только пустые ящики от минометных мин, окурки, слегка притоптанную траву и несколько фекальных кучек в качестве доказательства того, что здесь кто-то был, причем совсем недавно. Ну и следы велосипедов. Особенно если грунт был влажным и проектор хорошо отпечатывался.
- Чертовы спортсмены… - рычал в очередной раз германский фельдфебель или даже лейтенант, командующий передовым отрядом. Но ничего поделать не мог.
Иногда пытались догнать и покарать отрядом кавалерии. Но заканчивалось это плохо. Потому что у бойцов кроме 60-мм минометов были и 37-мм гранатометы и пулеметы, в том числе и станковые. Так что, заметив погоню, от которой не удается оторваться, наемники останавливались. Разворачивались во всю свою огневую мощь. И угощали преследователей из всех стволов. Германские кавалеристы были вооружены очень слабо. Карабин, пика, сабля… у части пистолет. Да вот и все. С таким вооружением много не навоюешь против столь сильно вооруженных противников. А что-то иное за столь сжатые сроки не придумать. Банально нет материальной части. Конная артиллерия и прочие средства усиления шли только на серьезном организационном уровне – в кавалерийский полках и выше. Но с такими ребятами наемники сталкивались выборочно, когда местность позволяла.
И ведь далеко не всегда подобные минометные обстрелы был с фронта. Нередко наемники обстреливали немцев и с флангов, а бывало, и вообще с тыла, вынуждая разворачиваться в боевые порядки и медлить, медлить, медлить. Почти непрерывно неся потери. Огромная, просто чудовищная махина накопленных Германией солдат буксовала и топталась на ровном месте. Они словно огромный медведь ревели от бессильной злобы и пытались угомонить пчел, что жалили их со всех сторон. По чуть-чуть. Слегка. Едва заметно. Но это мешало им продвигаться вперед. Из-за чего они теряли время, которое в сложившейся ситуации работало против них.
А еще в линии непосредственного соприкосновения работали снайпера. Не егеря, что действовали непосредственно в боевых порядках пехоты. Нет. Именно снайпера. Настоящие снайпера, которых начали готовить сразу после окончания Русско-Японской войны, отбирая талантов и самородков по всей стране и не только. И вот их-то и стянули специально со всех трех фронтов и даже из резерва Ставки, бросив на прикрытие наиболее опасного направления.
Каждый такой снайпер действовал с небольшой группой обеспечения из пяти человек. Перед ними была поставлена простая как мычание задача – уничтожение германских офицеров. Простой отсрел. Как куропаток. Казалось бы, мелочь? Однако падеж офицерского состава в наступающих войсках Рейхсхеер приобрел просто ужасающий масштаб. Из-за чего войска, и без того постоянно тормозящие из-за бесконечной череды засад, стремительно теряли управляемость и организованность.
Снайперы, кстати, также ездили на велосипедах. Хороших таких добротных армейских велосипедах. Крепких. Основательных. Очень чем-то похожих на швейцарские армейские велосипеды тех лет, только имевшие одну очень важную особенность – планетарную трехскоростную коробку передач с одной нормальной и двумя пониженными скоростями. Все-таки дура тяжелая, да много всякого имущества тащить приходилось, что требовало снизить нагрузку на ноги бойцов. Не так быстро едут, да, но намного быстрее чем пешком и проще, чем на лошади, ибо кормить не надо и пулей не убьет…
[1] Император продолжал внедрять концепцию «стандартного контейнера» для железнодорожного, автомобильного и корабельного транспорта. Начал еще в 1890-е и продолжал с упорством барана. Что дало свои труды, аукнувшиеся радикальным ростом объемов перевозок. Ведь раньше перегружать массу товаров нужно было вручную, что требовало армий грузчиков, которые были не всегда и не везде. Из-за чего корабль мог совершать переход за неделю и три недели стоять в порту на разгрузочно-погрузочных работах. А теперь один подъемный кран на транспортном узле за восьмичасовую смену делал работу значительно большую, чем несколько сотен рабочих. Из-за чего перегрузка «автомобиль – поезд», «автомобиль – корабль» и «поезд – корабль» стали очень быстрыми.
Часть 2. Глава 1
Часть 2 - Vidi
Чем искушённее игра, тем искушённее соперник. Если соперник поистине хорош, то он загонит жертву в ситуацию, которой сможет управлять. И чем ближе она к реальности, тем ей легче управлять. Найди слабое место жертвы и дай ей немного того, чего ей так хочется. Отвлекай жертву, пока она корчится в объятиях собственной жадности.
Кинофильм «Револьвер»
Глава 1
1914, апрель 28-29, Перемышль
Немцы продолжали наступать в междуречье Варты и Вислы, а австрийцы – на юге Позена. Немцев «заняли делом» ЧВК и отдельный корпус Лейб-гвардии. А вот с «австрияками» вышла заминка. Центральный фронт был в известной степени раскорячен. Одна его армия наводила шорох в междуречье Варты и Одера, а вторая частью поддерживала операцию Южного фронта в Галиции, а частью блокировала австрийцев… силами всего одного корпуса. Да, Имперской гвардии. Но не Лейб-гвардии, а просто. И без авангардного подкрепления безумно кусачими ЧВК. Так себе история. Австро-Венгерская армия не выглядела слишком уж могущественной. Но ее тупо было много. И она на удивление проявляла излишнее упорство. Плюс – артиллерия. Хочешь не хочешь, а австрийцы – не японцы. Техническое оснащение на голову лучше. Да и грамотного персонала хватало.
Недооценили в Главном штабе австрийцев. Недооценили… Потребовалось срочно отвлекать австрийцев, начиная штурм Перемышля, который был радикально слабее укреплен, чем Кёнигсберг... но он был укреплен и являлся очень мощной крепостью…
Старший ефрейтор Джугашвили невольно вздрагивал каждый раз, как там, от подведенных железнодорожных путей били пушки. Сильно били. Крепко. Ему постоянно казалось, что не по австрийцам, а по нему. Каждый раз. Слишком уж этот обстрел действовал на нервы. И не только ему. Вон – рядом все вздрагивали. Кто-то практически сдерживал себя и эту реакцию мог заметить только внимательный взгляд наблюдателя. А кто-то не стеснялся своего страха. Отдельные же так и вообще молились. Иосиф же крепче сжимал свой ручной пулемет, словно это был то последнее бревно, благодаря которому он еще держится на плаву.
Прошелся командир батальона, хмуро осматривая бойцов. В сопровождении ротного, что сопровождал его на своем участке. Взводный бодро козырнул, несмотря на слегка дрожащие колени, и попытался доложиться, держась лихо, но комбат отмахнулся. Он смотрел на солдат. Шел и вглядывался в лица. Молча.
Иосиф едва заметно улыбнулся. В усы.
Прошло еще минут пятнадцать. И все затихло. Ни выстрелов. Ни разрывов. Так тихо, что в ушах зазвенело.
И тут же «заголосили» свистки унтеров, поднимая бойцов в атаку.
- Вперед! Пошли! Пошли!
И они пошли.
Молча.
Тихо.
Сначала одно отделение перебегает и падает на землю. Потом второе. Третье. Четвертое. И снова первое, начиная цикл заново.
Никто не стреляет.
В воздухе пыль, оседающая после разрывов.
И вот, когда до крепостных укреплений уже осталось метров сто двадцать, по ним открыли огонь. Плотный огонь. Из станковых пулеметов.
От русских позиций отозвались крепостные ружья и гранатометы. Но они явно запаздывали. Да, пулеметы «загасили», заставив замолчать. Но то тут, то там начинало лавинообразное нарастание стрельбы из индивидуального оружия.
Прижали.
Не подойти, не отойти.
Иосиф, стиснув зубы вжимался в землю, проклиная тот день, когда «сел за баранку этого пылесоса». Это все Като[1]. Это она его подбила. Он ведь не хотел. Было страшно, аж жуть. Пули, казалось, пролетали так быстро, что еще чуть-чуть и погладят. Но он держался.
Подключилась русская артиллерия.
Минута и сплошная стена разрывов вновь накрыла австрийские укрепления. Иосиф в этот момент едва сдержался от естественной физиологической реакции. Одно дело, когда тяжелые фугасы взрываются в дали, а другое дело – в полтораста метрах. Особенно после всего этого нервного напряжения. Но выдержал. Закусив губу до боли, но выдержал.
Артналет прекратился также внезапно как начался. И от русских позиций зазвучали рожки, играющие наступление. Рядом же оживились бойцы. Вот первое отделение по приказу командира взвода, пошло вперед… и попало под длинную пулеметную очередь, которая его почти полностью выкосила.
А потом еще.
Австро-венгры не собирались отходить. Они переждали обстрел на местах и включились в бой сразу, как только взрывы прекратились. Да и пулеметы оказались не уничтожены, а подавлены… да и то – так…
Джугашвили осторожно выглянул из-за неровности грунта, скрывающего его от прямого прострела. Сразу бросились в глаза отдельные цели – станковые пулеметы. Отсюда их было хорошо видно. И мелькающие головы обычных солдат. Он осторожно подтянул к себе свой ручной пулемет. Выставил его и, прицелившись, всадил весь магазин в замеченное им пулеметное гнездо. Да, пулемет прикрыт щитком. Но ствол в водяном кожухе. А значит его можно повредить. Да и пробиваемость 8-мм пули на такой дистанции была неплоха. Можно было расковырять щиток.
И тут же ему пришлось нырять обратно, за укрытие. Потому что по нему, казалось, начали стрелять все австро-венгры в мире. Сразу. Из-за чего земля перед его естественным укрытием буквально вскипела от пуль. Пулемет пришлось оставить как есть. Просто резко откатываясь назад. И эту железку тут же накрыло пулями. Тут повредило, там… в общем приводя в негодность.
Он оглянулся.
Второй номер лежал рядом и смотрел в небо пустыми глазами. Поймал пулю лбом. Рядом, в этой канаве находилось еще пятеро бойцов отделение в крайне нервном виде. Живые. Но ни командира, ни еще пары оставшихся солдат он не наблюдал.
Отрефлексировать и толком обдумать ничего не получилось. Начался новый артналет. А с позиций зазвучали уже звуки отступления.
Тряханув головой Иосиф, на правах старшего в этой канаве, прохрипел:
- Как закончат стрелять – бегом. К своим. Пригнувшись. Поняли?
- Поняли, - нестройным хором ответили бойцы.
- Полсотни шагов и падаем. Ясно?
- Ясно.
- И ждем нового обстрела, под которым и отходим…
Все поняли. Послушались. И побежали, как и условились. Сразу, как выстрелы и разрывы прекратились. И Иосиф вскочил, побежав вперед. Но тут заметил офицера какого-то краем глаза. Тот пытался встать, но явно не мог это сделать, имея рану ноги. Поэтому рванув к нему, он подхватил его руку, закинул себе на плечо и рывком поставил на ноги. В таком виде они и похромали в сторону русских позиций. А как зазвучали австрийские пулеметы, упали на землю и залегли, в надежде, что их не зацепит. Специально упали так, словно их подстрелили. Обвалились кулями. Это Иосиф предложил сразу, надеясь, что так они не привлекут к себе особого внимания.
Чуть позже начался новый артобстрел. И Джугашвили с командиром соседнего взвода кое-как доковылял до своих. Разве что в самом конце его зацепило пулей в руку. Но он устоял и офицера не уронил…
Его «обслужили» прямо в траншее. Слегка зацепило. Не страшно. Обработали рану, обеззаразили, и перевязали. Позволили закурить…
Но не успел он дух перевести, как прибежал этот «неврастеник» со своими людьми. Снимать начал. Вопросы задавать. Они с ним и раньше пересекались, когда тот освещал работу профсоюзов и наиболее вопиющие нарушения работодателей. Но Джугашвили думал, что этот кадр где-то на севере. Однако – нет. Видимо, как зайчик скачет по театрам боевых действий. Не любил он его. Не любил. Почему? Кто знает. Но испытывал легкое не то омерзение, не то раздражение.
- Иосиф, вы вынесли на себе раненого командира с поля боя. Вы совершили подвиг! Что вы чувствуете?
- Рука болит.
- И все?
- Еще недурно было бы обеда отведать.
- Но как же так? Вас на поле боя коснулась благодать Святого Георгия. Ведь совершили подвиг совершенно точно достойный креста или даже ордена. И ничего не чувствуете восторженного?
- Полагаю, что Святой Георгий – это зрелый муж, а не восторженный юнец. Это была сложная и страшная атака. Явно неудачная. Когда мы отходили, я увидел раненого боевого товарища, который не мог сам идти. Офицер он или солдат мне было не важно. Я просто помог ему добраться до своих. И так поступил бы любой на моем месте. А сейчас вы меня извините, но я хотел бы сходить к полевой кухне, покушать горячего, получить свои пятьдесят грамм и поспать. Очень рука болит. Ранение нестрашное, сквозное, но болит оно от этого не меньше…
С этими словами Иосиф встал и чуть пошатываясь отправился к полевой кухни. А «неврастеник» начал, чуть закусив кончик языка, писать о мистической компоненте подвига. Ему невероятно понравилось то, что сказал этот грузин. Это только убедило Адольфа в сверхъестественной природе таких поступков. Ведь гордость – грех. А значит, что? Настоящий герой не должен бегать и на каждом углу кричать о своих подвигах. Да и удивительное внутреннее спокойствие, которое всеми силами демонстрировал Иосиф, ему тоже пришлось по душе. Он прямо влюбился в этот образ, который они вместе только что сочинили…
А на утро следующего дня штурм закончился. Просто закончился. Как и осада.
Не имея ни малейшего желания стачивать свои войска в бесконечных штурмах, Его Императорское величество распорядился применить «малышей». Большие бомбы массой по двадцать тонн каждая. Их было изготовлено очень немного. Но все равно их все загрузили в дирижабли что, базировались возле Варшавы, и отправили в Перемышль, добрав оставшуюся грузоподъемность бомбами помельче.
Часов в десять утра 29 апреля в небе, рядом с крепостью появилась небесная эскадра этих, разукрашенных под чудовищные акулы, воздушных судов. Они шли кильватером. Высоко. Но их размеры позволял их недурно разглядеть даже невооруженным взглядом.
Все солдаты на русских позициях побросали, если могли, свои дела и уставились на это чудо. Когда еще им удастся посмотреть на столько военных дирижаблей одновременно? А операторы Адольфа крутили ручки кинокамер, снимая их подлет.
Зрители собрались.
И шоу началось сразу, как только головной мателот подошел к крепости. От него отделился какой-то крупный предмет и полетел вниз. Секунда. Другая. Третья… Двадцатая… Двадцать пятая… Полторы минуты… две… две тридцать…