Сухопутных войск Имперской гвардии к началу войны насчитывалось около трехсот тысяч. Еще порядка одного миллиона ста тысяч должно было находиться в Имперском резерве после мобилизации. Немного. Совсем немного, если сравнивать с противником в лоб, пересчитывая солдатиков по головам. Ведь Германская Империя имела армию мирного времени порядка восьмисот тысяч, плюс Австро-Венгрия еще тысяч четыреста. И это – мирного времени. При мобилизации ничто не мешало их «раздуть» до двух, трех и даже четырех миллионов, совокупно.
На первый взгляд, Николай II встал на кривую дорожку, вооружившись провальной стратегией. Но это только на первый и очень приближенный взгляд. Потому как важно не только количество, но и качества этих солдатиков, а также их организация и тактика. Вот тут-то собака и порылась, объясняя уверенность Императора в своем успехе тотальным превосходством над противниками в качественных и организационных компонентах войск. И это преимущество базировалось на трех китах: выучке, вооружении и логистике.
Личный состав, что Имперского резерва, что, особенно, Имперской гвардии, обладал отменной выучкой. Не только нижние чины, но и, в первую очередь, офицерский корпус. Особенно офицеры. Ведь командно-штабные игры, достаточно регулярные учения, жесткие образовательные цензы и многое другое привели к невероятному росту их профессиональных навыков, как тактического уровня, так и стратегического. Плюс определенный опыт ряда военных кампаний, проведенной Россией за последние двадцать пять лет. И если уровень штабов дивизий, корпусов и армий хоть и обгонял в этом плане немцев, но не критично, то низовая компонента из унтер- и обер-офицеров – превосходила своих «коллег по опасному бизнесу» из стана врага на голову.
Довольно низкая численность армии позволила ее вооружить очень хорошо. По-настоящему. Без оговорок. К началу 1914 года в каждом стрелковом отделении Имперской гвардии имелось по ручному пулемету в качестве коллективного оружия, от которого все в отделении и вертелось. А на вооружении пехотного взвода все той же Имперской гвардии уже имелось 20-мм крепостное ружье, и по паре 37-мм станковых гранатометов и 60-мм минометов, да еще и стрелок – егерь – с винтовкой, оснащенной оптическим прицелом. В роте же, уже имелась батарея 90-мм минометов и взвод станковых пулеметов. Сами же рядовые стрелки пехоты были преимущественно вооружены карабином Браунинга. Да тем самым lever-action карабином с ручной перезарядкой, но он по скорострельности вполне сопоставимым с самозарядными винтовками Второй Мировой, а по эксплуатационным качествам крыл их как корова овцу.
Красота? Еще бы. Для Первой Мировой – просто неописуемая... Тем более, что этот тренд высокого насыщения коллективным оружием сохранялся на всех уровнях – от отделения до корпуса-армии. На уровне было и прочее снаряжение войск – от сапог и подштанников до стального шлема и фляжки. Этого ведь требовалось не очень много, а значит ничто не мешало все сделать по уму, толково и качественно без всякого рода идейных извращений или экономии на спичках.
Расход боеприпасов при таких подходах к делу был непомерно велик. По сравнению с теми же немцами. Но и это было предусмотрено, так как еще в 1888 году Император начал тренд на формирование при корпусах и армиях специальных транспортных подразделений. Их основу оставляли паровые трактора и тягачи, которые в те годы массово выпускали для нужд промышленности в США и Великобритании. Поначалу в эти подразделения входили покупные, иноземные машинки. Но со второй половины 1890-х началось замещение своими собственными, разработанными и запущенными в серию. В результате чего транспортные колонны уровня корпус-армия к началу 1914 года были полностью механизированные и могли обеспечить оперативный подвоз боеприпасов и прочего военного имущества к дивизионному уровню. А уже там начиналась немного иная «петрушка». Оттуда и с уровней ниже убрали из обозов все, кроме самого необходимого. Наверх, в корпусные и армейские обозы. Какой смысл, к примеру, возить в полках зимнюю форму летом или летнюю зимой? Ну и так далее. Что само по себе очень сильно облегчило обозы тактического звена. А дальше уже то, что осталось, привели в порядок, введя достаточно совершенные стандартные повозки[4] как одноконной, так и двуконной запряжки. Также для нужд передвижения действующей армии к началу 1914 года было произведено более трех миллионов специальных армейских велосипедов, кардинально поднимающих маршевую подвижность пехоты и возможность бойцов тащить на себе куда больше боеприпасов и прочего полезного имущества. Что, в свою очередь, органично дополнялось веломобилями, мотоциклами и небольшим количеством автомобилей.
В Имперской же гвардии, кроме всего прочего, были уже внедрены новинки – легкие колесные паровые тягачи для нужд артиллерии. Ничего особенно в них не было. Ну, почти ничего, так как силовая установка была в рамках продвигаемого Императором тренда. Стимпанковская, то есть. Поэтому у этого тягача автоматический паровой котел высокого давления работал на любом жидком топливе, что спирте, что подсолнечном масле, что бензине-керосине, что сырой нефти. Главное – форсунку подрегулировать под вязкость жидкости перед работой. А прямоточный четырехцилиндровый оппозитный поршневой двигатель двойного расширения с длинным ходом поршней дополнял эту концепцию. И, через цепную передачу, вращал небольшие, но широкие колеса с развитым протектором. Хорошая машинка, которую, к сожалению, начали выпускать только в 1912 году. Однако она уже успела полностью заменить лошадей в буксировке артиллерии дивизионного уровня и боеприпасов к ней. Что еще больше повышало подвижность войск на тактическом уровне.
Поэтому, несмотря на кажущееся радикальное превосходство немцев и австро-венгров над русскими, это им не давало ни тактического, ни стратегического превосходства. Архаично организованные, легковооруженные, малоподвижные части и соединения были просто не способны должным образом действовать в условиях маневренно фазы войны. То есть, германцы с австрийцами оказались в ситуации, аналогичной той, в которой оказалась РККА в 1941 году. Вроде и силы есть, и танки, и пушки. А толку с этого чуть. Слишком все медленно, неуправляемо и неповоротливо, по сравнению с собранным и весьма подвижным противником.
- Посевная… - еще раз произнес Император, улыбаясь. – Так ты говоришь, что французы не спешат с мобилизацией?
- Не спешат, Ваше Императорское Величество.
- Из-за посевной?
- Есть такая вероятность.
- А про сговор, о котором ты мне сам рассказывал, уже забыл?
- Об этом рано судить.
- А немцы с австрийцами оглядываются на посевную?
- В очень небольшой степени. Они стремятся преодолеть кризис первых дней и возобновить работу призывных пунктов.
- Сколько у наших противников сейчас войск?
- Сложно сказать. Германия уже располагает миллионом, австрияки – чем-то порядка шестью сотнями тысяч. Примерно. Плюс-минус. Точно сейчас и они сами не скажут.
- Немцы перебрасывают действующую армию с запада на восток?
- Безусловно.
- Так что же этим французским собакам надо? Сейчас бить не стоит. Да. Но почему они ждут? Почему тянут с мобилизацией? Договоренности договоренностями, но немцы подставляются. Проведи себе мобилизацию. Пусть и не полную. Пусть и, хотя бы на треть, ориентируясь больше на города. Выжди. И когда немцы окончательно завязнут в боях со мной, ударь. Рейнская область упадет им в руки как перезрелый плод, без всяких усилий. И там, если уж воевать действительно они не планируют, могут закрепиться по Рейну. Почему они медлят? Не понимаю.
- Договор… - пожал плечами глава Имперской разведки.
- Ну какой договор? С кем? С врагом? Чисто юридически акт об объявлении войны если и не отменяет, то приостанавливает действие всяких регулирующих договоров мирного времени.
- А мы? Вдруг они нас бояться. Так бояться, что готовы на все. Этого же нельзя отрицать?
- Нельзя. Но они не готовы. Если бы боялись, как ты говоришь, то выступили против нас вместе с Германией и Австро-Венгрией. Нашли бы повод. То, что они делают, называется выжиданием. Вопрос – зачем? Неужели они считают, что германцы и австрияки нас разобьют? Но они видят завязку войны. И все равно, держатся старого плана. Что-то мы упускаем из виду.
- Упускаем, - согласился глава Имперской разведки. – Или нет? Вдруг для них важнее наше поражение? Или, если и не поражение, то критическое ослабление? Я не уверен, но, полагаю, что французы себе на уме. Они и англичан слушают, и нас, но преследуют свои интересы, не доверяя никому. Вряд ли в Париже полагают, что немцы удовлетворяться нашим разгромом. Это слишком наивно. Но, пока, на текущем этапе, им выгодно так полагать. А потом, когда мы с немцами друг друга измордуем, они «вспомнят» про наши увещевания. По уму победа Берлина и Вены им не нужна. Это автоматически порождает поистине чудовищного монстра, способного пожрать всю Европу в самые сжатые сроки. И их в том числе. Но и наш блистательный успех их тоже не интересует. Полагаю, что им нужна ИХ победа и только ИХ. И заплатить за нее должны будем мы. Поэтому они спокойно проведут посевную. Спокойно мобилизуют войска без лишней спешки. Приведут их в порядок. И будут ждать подходящего момента для атаки. Чтобы и мы еще держались, но из последних сил, и немцы уже значимой угрозы не представляли.
- Ты думаешь? – Повел бровью Николай Александрович. Визави кивнул. И Император задумался.
В оригинальной истории французы уже поступали не самым лучшим образом в 1939 году, давая возможность немцам уничтожить поляков в надежде на то, что дальше они рванут громить Советский Союз. Из-за чего они и начали Странную войну с немцами. Да, войну, согласно союзным обязательствам, но, на деле, не предпринимая практически ничего для оказания помощи своим союзникам - полякам. Кем-кем, а поляками пожертвовать им было нестрашно ради собственного блага. Хоть всеми поляками поголовно. Да, конечно, обычно так поступали англичане, но французы в той войне проявили себя не лучше. В конце концов, именно они, под ручку с англичанами, скормили чехов Рейху. Именно они среди прочих позволили взойти звезде безумного гения…
В сложившейся ситуации, конечно, еще рано было говорить о чем-то подобном. В конце концов, прошло не так много времени с начала войны. Но чем черт не шутит? Император ведь и сам подобные страшилки озвучивал, но больше чтобы своих флаг-офицеров запугать, мотивируя думать, как воевать с коалицией «в одну каску». Однако вдруг эти мерзавцы действительно захотели оставить его один на один с Германией и Австро-Венгрией? Во всяком случае, на время. А потом, когда Берлин окажется давно и основательно увязшим в боях на востоке, ударить с запада. Легко вскрыть оборону и пройти до германской столицы. Чем не победа? Победа. Тем более, что завершить дело разгромом Австро-Венгрии в такой ситуации проблем не составит. Французам. Ведь перед ними будет, по сути, открытая дорога на Вену, а вместе с тем, и шанс на возрождение былого величия.
Одна беда – престиж и репутация России вновь, как и после Крымской войну, будут растоптаны. Как и вера в ее армию, окрепшая у собственного населения и ассоциированных народов, возникшая после Русско-Японской. Снова все начнет рассыпаться и расползаться. Снова станет поднимать голову местечковый сепаратизм, почуяв реальность поддержки из-за границы. А, учитывая, что держава у Николая чем дальше, тем больше становилась крайне многонациональной, это грозило катастрофой. Фундаментальной и всеобъемлющей. По крайней мере, на текущем этапе ее существования. Хотя в будущем такая проблема должна была уйти. Должна. Да, Николай бурно и ударно плодил колонии в той или иной форме. Но связывал их с метрополией не по западноевропейскому образцу, а по византийскому. Жители таких условно «колониальных» регионов не загонялись в положение рабов или как-то сильно ущемленных людей. Напротив, Николай старался использовать этот, резко возросший объем «человеческого материала» для выявления талантливых и толковых. Для чего, среди прочего, им продвигался Таможенный союз, внутри которого устранялись любые барьеры для передвижения товаров, услуг, рабочих рук и капиталов. И управлял он всем этим, через банальные, но не вполне очевидные механизмы – транспортно-логистические, инвестиционные и законодательные. Что приводило к значительной концентрации ресурсов в нужном для него месте – в его руках.
Именно по этой причине в России к 1914 году было самое прогрессивное для бизнеса и простых людей законодательство. Эти же цели преследовала и налоговая политика. Налоги вытряхивались очень жестко, но были скромны и грамотно распределены по прогрессивной школе. Никакого идеализма в бизнесе. Человеку должно быть выгодно работать и зарабатывать в России. Николай не строил иллюзий и не пытался построить идеальный мир. Вместо этого он опирался на банальные человеческие качества, страсти и желания, выстраивая всю свою долгосрочную стратегию от них.
Подобный подход стал приносить свои плоды довольно скоро. Те, кто стремились найти свое место под солнцем и заработать своими руками на свое личное, персональное светлое будущее, стекались в Россию. Те, кто держался старых традиций и раздражался от нововведений, расползался по ассоциированным территориям, в тот же Сиам, Персию и прочее. Но все они, волей-неволей даже и не осознавая этого уже работали на благо общей цели, формируя новое единое государство. Все они начали перемешиваться в культурном и этническом плане. Все они стали нанизываться на нить некоего единства, собираясь туда волею экономического интереса через культурные маркеры, тот же язык, так как ядром и точкой сборки этого новорожденного монстра выступала Россия. В это оказались вовлечены все территории Таможенного союза. Вообще все. И Испания, и Персия, и Китай, и Абиссиния, и Корея, и Япония, и Сиам, и Гавайи, и Куба с Филиппинами и так далее. Но эти процессы требовались много времени. И пока «этот суп будет вариться» Императору придется надрываться, обеспечивая «покой на кухне», чтобы ни одна зараза не утащила у него фрикадельки из бульона. То есть, ни у кого не должно быть сомнений в военном могуществе центра и его праве на доминирование. Понимали ли этого французы с англичанами? Вряд ли. У них была традиционно иная стратегия. Однако, волей-неволей, их поступки создавали угрозу будущего возрождаемой Империи.
Прокрутив все эти мысли в голове Николай Александрович скривился, как от зубной боли. Все было - как обычно. Все было - как всегда. Борьба за место под солнцем с преследованием всех и каждого своих и только своих интересов. И союзник в этом деле было не более чем ресурсом для достижения личного успеха. Впрочем, это не плохо… совсем неплохо. Было бы намного хуже, если бы кто-то из крупных политических игроков стремился ублажить невидимого друга, пуская ради своих навязчивых идей весь мир под откос. Жить среди мерзавцев было очень опасно, но жизнь среди идеалистов опаснее вдвойне…
[1] Первая индустриализация России была начата Алексеем Михайловичем и в полной мере реализована его сыном Петром I Великим. В эти полвека буквально с нуля была создана вполне современная по тем годам мануфактурная промышленность, обеспечившая экономически и технически взлет в Золотой век России – XVIII век. Но дальше Петр умер и развитие пошло инерционно. Второй индустриализацией занялся Александр II Николаевич в 1860-е годы, создав современную фабричную промышленность России, начав массово строить железные дороги и прочее. Но взлет этого этапа уперся в узость внутреннего рынка – негде развернуться. Из-за чего Россия попыталась закрепиться в Китае, с целью превращения его в свою колонию, что вылилось в Русско-Японскую войну. В оригинальной истории Россия ее проиграла, что и спровоцировало, по сути, резкое обострение внутренних противоречий ее элит. И, как следствие, падение Империи. Здесь же, Россия выиграла войну, получив Китай, Корею и Японию себе в фактически колонии, но и прогревалась по схеме Франклина Делано Рузвельта.
[2] Здесь идет отсылка к фразе Наполеона «Бог на стороне больших батальонов», и возращению на нее со стороны Вольтера, что «Бог на стороне не больших батальонов, а метких стрелков». Император принципиально старался избегать концепции «больших батальонов» из-за ее категорической разрушительности для экономики и социума. Тот же Наполеон оставил Францию, после своего окончательного падения, в жесточайшем экономическом кризисе и демографической яме.