— В журналистике Вы дилетант, Максим, – усмехнулся де ла Мот. – На самом деле девиз у нас другой: "Новость, достойная публикации – та, что приносит гонорар".
— Скандальная новость как раз из их числа, – парировал Макс. – Она обрастает комментариями, подробностями, домыслами, последствиями и долго поддерживает читательский интерес. Газета в итоге прекрасно раскупается, а репортеры стабильно получают гонорары.
— Эх, простота… – сказал Альбер. – Предположим, Ваш прогноз сбудется, посла отзовут, но и главный редактор "Тан" будет уволен. На его место придет другой и озаботится: кто свалил моего предшественника? Ах, де ла Мот! Пожалуй, мне такой проныра совсем не нужен. И пойду я по улице, солнцем палимый и ветром гонимый….
— Да-а…. Трудная у Вас профессия, мон ами, ох трудная! Торговля куда спокойнее….
Некоторое время они слонялись по коридорам и залам посольства. Альбер постоянно раскланивался со встреченными господами и вступал с ними в разговор (обычно короткий), а Макс слушал и вникал. Преимущественно, это тоже были репортеры из солидных газет Франции, Бельгии, Швейцарии, но и Германии, Австро-Венгрии, Италии…. Британских не было, так как султан сильно обозлился на Great Britain из-за Египта и проч. и не давал им аккредитации. Но вот навстречу попался Паллавичини с Джорджиной, и Максим, вступил с ними в более длительную беседу – Альбер же предпочел слинять, так как плохо понимал немецкий язык.
Далее Макс пошел вместе с приязненной к нему четой, которая останавливалась преимущественно при встречах с дипломатами высокого ранга – тем более что Паллавичини был деканом дипломатического корпуса в Стамбуле. Встретились они и с русским послом Зиновьевым (худощавым, каким-то даже заморенным и хорошо пожилым), которого сопровождала расфуфыренная дама лет шестидесяти с простоватым для жены дипломата лицом. Наконец по коридорам пронеслась весть о приглашении в большую гостину., преобразованную в банкетный зал, и все присутствующие туда потянулись. Максим возле лверей притормозил, поджидая Альбера, и в итоге увидел многих новых гостей, в том числе чету Вольских (обменялся с Владимиром Сергеичем поклонами, а с Маргаритой – стремительными взглядами) и семейную троицу Бессоновых (бывших в памятный вечер в ресторане). Наконец показался и Альбер, повлекший Макса к расписанному месту за столом.
Что сказать о пасхальном ужине? Он был похож на те застолья, на которых Максиму уже пришлось бывать в этом мире: много славословия, элитное питье и закуски. Основным блюдом был, естественно, ягненок (традиционное французское блюдо на Пасху), но гарниры и соусы к нему были преизощренными. Наконец, гости все прикончили и закрутили головами: мужчины в желании покурить и поговорить по делу, а дамы в желании потанцевать. Городецкому хотелось пойти в компанию дипломатов, но Альбер его придержал: репортерская братия, в кругу которой они пребывали, по негласному закону стамбульско-европейского мирка обязана была тех самых дам и танцевать. Впрочем, первым танцем был полонез, который открыла чета Констанс (обоим за семьдесят, но танцевали достойно, хоть и без прыти), а им вторили Паллавичини, Зиновьевы, Биберштайны (посол Германии с супругой) и прочие послы и их жены. По завершении полонеза дипломаты пошли в курительную комнату, а их жен взяли под свою опеку первые секретари посольств.
Тем временем зазвучали вальсы. Первые два Максиму удалось пропустить: Маргарита танцевала с мужем и другом мужа Бессоновым, Джорджина – с секретарями своего посольства, а прочих дам он счел возможным игнорировать. Далее начались салонные танцы типа па-де катр, помпадур и па-д, эспань, которые Макс в жизни не видел и в фигурах которых непременно бы запутался. Он сидел за столом, глазел, вникал, но участия не принимал. В итоге Маргарита, воспользовавшись перерывом в танцах, по дороге к своему стулу сделала крюк мимо Макса, шлепнула его мимоходом веером и сказала:
— Вы, что же, совсем ни одного танца не знаете, кроме танго?
— Когда будет вальс-бостон, прошу его никому не обещать, – сказал он ей в спину. И получил в ответ поднятие на миг плеча.
Этот медленный вальс зазвучал минут через пятнадцать. Маргарита моментально подняла голову и посмотрела в сторону Городецкого. Он встал и легким шагом направился к ней. Какой-то щелкопер его опередил, но Марго подняла в знак отрицания руку и подала вторую Максу. Он сразу взял ее в объятья и заскользил по дуге, плавно воздымаясь на цыпочки вместе с добычей и так же плавно опускаясь: и-и разз, разз, разз…. Маргарита счастливо засмеялась и, откинув голову, безбожно прогнувшись в талии, пустилась в четко контролируемый кавалером полет.
— Ты бог, ты дьявол, ты самый, самый, самый! – говорила она по ходу танца, а он отвечал в такт музыке и движениям: – Для тебя, ма шери, все тебе, ма жоли, пур ква па, пур ква па, май дарлинг…
После этого танца Макс решил, что выполнил танцевальную программу-минимум и отправился-таки на поиски гранд-дипломатов. Вернее сказать, Паллавичини, так как без него у него было мало шансов кого-либо заинтересовать. Его он застал в одной из комнат в компании с Зиновьевым и послом Италии Гульельмо ди Франкавилла – 50-летним горбоносым уомо интерессанте с глазами-маслинами. Завидев постороннего человека, послы России и Италии враз замолчали, но Иоганн явно ему обрадовался и позвал по-французски:
— Максим! Вы очень вовремя! Побудьте у нас третейским судьей….
После чего он оборотился к коллегам и убежденно сказал:
— Максим Городецкий обладает, как я убедился, отменным чутьем на дипломатические ситуации и к тому же много знает о народах и странах мира. Позвольте ему вникнуть в Триполитанский вопрос, и он наверняка выдаст свежий рецепт на его разрешение.
Зиновьев пожал плечами и нехотя спросил молодого непрофессионала:
— Вы слышали о планах Италии по приобретению колоний в Африке?
— Читал, – кивнул Макс. – Начали они с Сомали, а теперь зарятся на Триполитанию. Будет много трудностей и войн, а окончится эта эпопея предательством всех союзников и возвратом на итальянский "сапог".
— Как можно говорить так безапелляционно?! – возмутился ди Франкавилла. – Черт знает что!
— Судите сами. В настоящее время Италия является членом Тройственного союза. Но заполучив Триполитанию, она обретет под боком колонию Франции – Тунис. В случае войны с Антантой оккупационная армия Триполитании неизбежно вступит в бои с такой же армией Туниса, что потребует от Италии трат очень больших ресурсов: армейских, военно-морских и финансовых. При этом ярым врагом Италии станет Османская империя, у которой будет отнята Триполитания. В друзья к османам сейчас настойчиво движется Германия, желая присоединить их к Тройственному союзу. Резюме: Италии придется уйти из Тройственного союза и стать членом Антанты, то есть совершить первое предательство. Но!
— Что за но? – почти вскричал Гульельмо.
— Но можно задружить по примеру Германии с султаном и получить Триполитанию даром – оставив ее формально под юрисдикцией Османской империи (по примеру Египта), но фактически создать в ней свою администрацию на паях с местным населением. В этом случае и предательства совершать не придется. Впрочем, есть еще одно но!
— Какое? – заинтересовался Зиновьев.
— Арабы осели в Триполитании только по берегу Средиземного моря. В обширных внутренних районах страны, в Сахаре, живут автохтонные племена берберов, говорящие на своем языке, восходящем к финикийскому. Часть из них исповедует ислам, но часть, туареги, молятся своим, языческим богам. Научиться управлять этими племенами арабы за 1300 лет так толком и не смогли, намучаются с ними, конечно, и католики. Так что большого толка от присоединения древней Ливии к Италии, пожалуй, не будет. Как и от новоявленной итальянской Эритреи, обреченной на постоянную войну с императорской Эфиопией.
— Если бы эту Эфиопию не поддерживали оружием Россия и Франция, их император давно лизал бы нам сапоги, – презрительно сказал итальянец.
— Возможно, – снисходительно согласился Зиновьев. – Но вернемся к началу разговора: Вы согласны с нашим арбитром по поводу возможности добровольного присоединения Триполитании?
— Я не верю, что Абдул Хамид согласится без особых условий расстаться со своей обширнейшей провинцией, – резко отчеканил ди Франкавилла.
— Напрасно, – опять влез Максим. – Мне показалось, что в настоящее время он настроен очень миролюбиво.
— Что? – опять оттопырил губу итальянец. – Вы что, джовани, дружбу с ним что ли водите?
— Напрасно Вы иронизируете, Гульельмо, – улыбнулся Паллавичини. – Мсье Городецкий умудрился дважды в течении декады получить аудиенцию у султана.
— Мамма мия! – вскричал итальянский посол. – Что творится в мире! Им начинают управлять инфанте!
— Если Вы будете продолжать в том же духе, – сухо сказал Городецкий, – то окажетесь на полу с фингалом под глазом. Давайте жить дружно, мсье посол.
— Вы слышали? – засипел Гульельмо. – Он осмелился мне угрожать. Да я тебя на дуэль вызову!
— Ничего мы не слышали, – холодно заявил Зиновьев. – Вам показалось, ди Франкавилла. Вспомните о том, что Вы – дипломат, то есть искусны в улаживании конфликтов, а не в их раздувании. Это совершенно не в наших интересах.
— Если все кому не лень…. – попытался ерепениться итальянец, но тут его взял под руку Паллавичини, повел в сторону и что-то зашептал по-итальянски. Зиновьев же повернулся к Максиму и сказал по-русски:
— Вы прекрасно провели этот дипломатический раунд, господин Голицын. Думаю, мы вскоре сможем так Вас называть и формально: запрос на подтверждение Вашего родства уже ушел как в Петербург, так и в Лозанну, к Вашему родителю.
— Наверно, мне присвоят фамилию Лицын, – угрюмовато предположил Макс.
— Ну что Вы, – улыбнулся Зиновьев. – Мы ведь не в 18 веке живем и не в 19-ом. Я надеюсь, что Сергей Михайлович позволит Вам носить его фамилию.
Глава сорок седьмая. Приезд Сабахаддина
"Черт меня дернул объявить себя потомком Голицыных! – переживал поздно вечером Макс, уминая под ухо подушку. – Теперь майся без сна полночи, пытаясь придумать что-нибудь в свое оправдание…". Однако минут через десять мысли его стали путаться, а еще через пять здоровый сон явился на выручку молодому организму. Утром он встал как обычно, вспомнил было вчерашние страхи и тут же махнул на них рукой: авось судьба вывезет. В окно ярко светило солнце, ветра не было и в помине, то есть погода была 100 % летная. "Самое время пташке моей позвонить, – усмехнулся Макс. – Ну, Фатеюшка, давай!". Однако он и умыться успел и одеться и с Альбером поболтать и в буфет сходить на завтрак – звонка не было, портье бы предупредил. "Что-то случилось, – всерьез озаботился Максим. Однако сам он звонить во дворец не стал.
Тот же портье перехватил его на выходе из буфета и вручил телеграмму, в которой говорилось: "Прибываем в Стамбул Восточным экспрессом 29-го вместе с Сурья-беем. Сабахаддин". На телеграмме этой Макс настоял еще в Париже, что обязательный принц и исполнил. Теперь надо было встретить его с поезда и отвезти в родовой стамбульский дом.
Поезд, как почти всегда летом, прибыл по расписанию, но из вокзала вышли первыми Сурья-бей и его жена. Макс подошел к ним, поздоровался и посожалел, что не может их подвезти: надо ожидать принца.
— Пустяки, – вальяжно ответил сановник. – Я прекрасно доеду на извозчике. Как султан отнесся к возвращению Сабахаддина?
— Он же это возвращение инициировал, – напомнил Городецкий.
— Так-то так, но советчиков у султана много – могли успеть и отсоветовать.
— А Вы сегодня же напроситесь на аудиенцию, с отчетом – там все и узнаете, – с улыбкой подсказал Макс.
— Ну уж нет, – затряс головой придворный. – Сначала я представлю отчет своему брату, великому визирю.
— Как знаете. Значит, принц проходит паспортный контроль…. А почему так долго?
— Его как известного оппозиционера трясут особо строго. Ну, до новых встреч, мсье Городецкий.
Минут через сорок Сабахаддин показался все-таки на выходе в окружении двух существ женского пола: слабо улыбающейся Камуран и 7-8-летней девочки ("дочь по имени Фети" – вспомнил Макс). За ними шли два носильщика с чемоданами и узлами. Максим заспешил к ним, заулыбался и сказал с поклоном:
— Приветствую вас на земле предков, медам и мсье! Прошу занимать места в моем лимузине, а ваш объемный багаж мы сейчас пристроим в специальной нише и еще на крыше.
— Бон жур, мсье Городецкий, – корректно кивнул принц. – Вы встречались после Парижа с султаном?
— Да. И он пришел в хорошее расположение духа, узнав о Вашем скором приезде.
— Может быть, он давно не видел казни у фонтана Палача? – пошутил Сабахаддин.
— Брр… Что Вы такое говорите, – аффектированно произнес Макс. – Абдул Хамид Сегодняшний – образец просвещенного монарха. Мне кажется, он подумывает о внедрении в империи казней на электрическом стуле….
— Вы умеете поднять настроение, Максим. Так что, едем в Куру Чешм, к моей матери?
— Едем, – согласился Макс, усаживаясь за руль. – Только Вы должны будете показывать мне дорогу.
— Ну, султанский дворец Йылдыз Вам знаком. А район Куручешме находится дальше на северо-восток по Босфору, напротив островка Галатасарай.
— А-а, видел я этот островок сверху, – вспомнил Макс. – С параплана.
— Аллах милосердный! Я уже забыл, что Вы умеете летать как птица.
— Как, папа, мсье Максим умеет летать? – раздался с заднего сиденья полный ужаса и восторга голосок Фети….
Наконец, после всех петляний по улицам автомобиль остановился возле большой деревянной виллы о двух этажах – впрочем, как и все в этом аристократическом районе. На звук мотора на крыльцо выбежала полноватая женщина лет 60-десяти в домашнем платье, бросилась навстречу, сгребла миниатюрного Сабахаддина в объятья и запричитала по-турецки: – Оглум! Оглум (Сыночек)… Сонунда гери дендум…. (Ты, наконец, вернулся…)
— Анне… (Мама…) – проговорил Сабахаддин и погладил мать по голове и плечам. Потом мягко высвободился из ее рук и сказал по-французски, поворачиваясь к стоящему у машины Максиму: – Поблагодари господина Городецкого, за мой приезд сюда.
Женщина выпрямилась, тотчас превратилась в величественную даму по имени Сениха-султан и сказала по-французски же:
— Благодарю Вас, мсье, за счастье видеть сына в отчем доме. Прошу, будьте моим гостем.
В гостиницу Макс вернулся после обеда и узнал от портье, что ему звонила женщина из султанского дворца и просила ей перезвонить по возвращении. Макс прошел в номер и стал звонить оттуда.
— Алло, – услышал он знакомый голосок. – Это Вы, Максим?
— Безусловно, Ваше сиятельство.
— Почему Вы мне с утра не позвонили?
— В отношениях сильного со слабым инициатива должна исходить от сильного, Ваше сиятельство.
— Какие средневековые глупости! К тому же Вы только прикидываетесь слабым: я-то знаю, кто в нашей паре верховодит!
— Несомненно Вы, Фатьма-султан. Так почему Вы не позвонили, глядя с балкона на сияющее солнце?
— Я подумала, что таким образом заставлю Вас поволноваться. А Вы, видимо, и ухом не повели?
— Я был занят. Встречал на вокзале Вашего двоюродного дядю, принца Сабахаддина.
— Он все-таки приехал…. Интересно будет с ним поговорить: чем он так страшен для моего деда?
— Он один из самых обаятельных людей, которых я встречал в своей жизни – заверил Макс. – Вы, думаю, друг другу понравитесь.
— Для чего мне ему нравиться? В нашей истории, правда, бывали случаи, когда дядя соблазнял племянницу, но в условиях многоженства это просто дикое извращение. К тому же у меня одно сердце, и оно принадлежит Вам, эффенди.
— С любовными признаниями по телефону надо заканчивать, Фатьма-ханум. Их запросто можно подслушать. Над Вами лишь посмеются, а я могу лишиться своей кожи и внутренностей.
— Простите, Максим. Теперь я буду нема как рыба. Но можно мне высказать их сегодня вживую? Над нашей поляной, под шелковым пологом параплана?