— Кофе угостишь?
Темный длинный халат из тонкого кружева скорее обнажал, чем скрывал ее фигуру. Во всяком случае, олений череп Эльдар видел во всех подробностях. Чувствуя, как в нем против воли зарождается желание, Эльдар подошел к кофе-машине.
— Угощу. Откуда у тебя ключи?
Лиза села так, что халат легкомысленно соскользнул с правого плеча, почти обнажив маленькую грудь с дерзко торчащим темным соском.
— А вон там, на полочке взяла, — медовым голоском пропела она, указав на полку в комнате, где Эльдар хранил запасной комплект ключей. Кофе-машина гудела низко и успокаивающе, тонкая струйка кофе лилась в чашку, и Эльдар думал о том, сможет ли он угадать, какой именно далеко идущий план приготовлен Лизой.
— А в квартиру как попала? — спросил он, насыпая сахар.
— Так открыто было. Эльдар, слушай… Ну не сердись на меня, пожалуйста. Ты же знаешь, я всегда хотела, чтобы у тебя…
— Я не сержусь, — перебил Эльдар. — Я просто не хочу тебя больше видеть. Честное слово, с меня хватит. Так что пей кофе, одевайся и отправляйся.
Он надеялся, что был достаточно груб, чтобы Лиза принялась плакать и покинула его дом в печали. Однако она только вздохнула и сказала:
— Эльдар. Ты думаешь, мне семь лет не за кого было замуж пойти?
Эльдар пожал плечами. Сунул в кофе-машину очередную капсулу, мельком подумав, что такое количество кофе однажды перестанет служить топливом для камня меречи и погубит его.
— Откуда мне знать? — ответил он вопросом на вопрос. — Да и какая разница уже, было, не было…
Откуда-то со дна его души, из тех уголков, которые он тщательно прятал от себя самого, медленно и неотвратимо стала выбираться застарелая горечь. Стоило ли столько лет добиваться этой женщины, чтобы теперь вот так, стоять на кухне, держаться за кружку с кофе, как за последний оплот гибнущего мира и понимать, что она, когда-то безоглядно, безудержно, слепо любимая, сейчас пришла к нему сама — а он не знает, что делать, и не верит ни единому ее слову.
— Эльдар, — снова окликнула Лиза, и ее голос предательски дрогнул. Предательски и искренне. — Я хотела ехать за тобой в Велецк. Когда вернулась в город и узнала, что ты жив… Гамрян запретил мне даже думать об этом. Он сказал, что так я подставлю тебя под удар. Раз ты умер — так пусть все наши считают, что ты умер. Я очень хотела тебя увидеть…, - она всхлипнула, смахнула со щеки слезинку, — но мне не позволили даже написать.
Эльдар неприятно удивился, когда обнаружил, что нервно сжимает зубы так, что челюсти ноют. Сказанное Лизой было очень похоже на правду. Очень. Это было вполне в духе Гамряна, запретить ей производить любые движения в направлении беспокойного покойника — и Эльдар, честно говоря, считал такое поведение весьма и весьма разумным. Он и сам не знал, что мешает поверить Лизе до конца.
— Неужели сейчас это имеет значение? — глухо спросил он. Кофе почему-то оказался безвкусным.
— Для меня — имеет, — с прежней откровенностью отозвалась Лиза. — Эльдар, прости меня. Если можешь, прости. Я должна была написать тебе. Хоть букву…
Она отвернулась к окну и заплакала. Эльдар допил кофе, поставил чашку в раковину и, встав рядом с Лизой, опустил руки ей на плечи. Прикосновение отдалось в душе слабым воспоминанием о том, как когда-то очень давно, почти в другой жизни, они ездили в Прагу. Тогда их соединил взаимный приворот, и его власть закончилась именно в то время, когда почти незаметный червячок взаимной неприязни начал точить души. На память обоим осталась красивая сказка, только и всего.
— Я не твоя эндора, — едва слышно вымолвила Лиза. — Но я хочу начать все сначала. Не прогоняй меня, пожалуйста…
Метель усиливалась, и до рассвета было еще очень далеко. Они словно зависли во времени — часы остановили свой ход, и сейчас Эльдар не чувствовал ничего, кроме знобящего тяжелого чувства полной опустошенности. Вздохнув, Лиза поднялась и встала к нему почти вплотную. Запах зеленого чая неожиданно усилился, словно кто-то перевел рычажок обоняния на максимум.
— Ты ведь провидица, — устало произнес Эльдар, неторопливо потянув за легкомысленный поясок халата. — Что там, в нашем будущем?
Лиза пожала плечами, и кружево стекло с ее тела черной шелестящей волной.
— Я не смотрела, — с неожиданным, почти девическим смущением призналась она. — Мне страшно посмотреть. Но знаешь… что бы там ни было, я хочу прожить это время с тобой.
«Что ж, — отстраненно подумал Эльдар, слегка надавливая на ее чуть влажное плечо и принуждая опуститься на колени. — Клин клином?»
Сначала Лиза была осторожна и нерешительна, словно вступала на неизведанную территорию, но потом осмелела, и в ее плавных движениях появилась напористая уверенность. Эльдар запустил пальцы в длинные мокрые волосы Лизы и сцепил замком на затылке — не только для того, чтобы задать нужный темп, но и затем, чтобы прочитать изменения в ауре, которые привели к таким неожиданным переменам в отношении.
Эльдар не обольщался — он прекрасно понимал, что Лиза, прекрасная актриса и авантюристка, приехала в Велецк не по доброте душевной и вовсе не потому, что после семи лет разлуки, наполненной делами и отношениями, соскучилась по бывшему мужу. Отнюдь. Будущее готовило нечто действительное важное и наверняка опасное, иначе Лиза сейчас проводила бы время в другом месте и с другими людьми. Эльдар прикрыл глаза, и сияющий кокон ауры, который окутывал Лизу, рассыпался целым водопадом пестрых картинок. Мысленно подхватив одну из них, Эльдар всмотрелся в изображение и довольно улыбнулся. Увиденное пришлось ему по душе.
Постепенно Лиза стала уставать — медленно, но верно в движениях исчезала сосредоточенность, превращая их почти в трудовую повинность. Эльдар разжал руки и мягко отстранил Лизу; картинки ее воспоминаний замедлили бег и легли обратно в колоду. Сияние ауры угасло. Лиза смотрела на него снизу вверх, потерянно и немного испуганно — она как будто вынырнула из-под воды и снова получила возможность слышать звуки за окном, видеть краски и обонять запахи.
— Рудина сместят? — спросил Эльдар. Он помог Лизе подняться и теперь держал за предплечья: вроде мягко, любя, но при всем желании не вырвешься. Легкое ведьминское косоглазие и припухшие губы сейчас делали ее особенно растерянной и смущенной.
— Да, — еле слышно промолвила она. — За то, что созвал трибунал и хотел устранить эндору.
Эльдар сжал пальцы и подумал, что цепочка синяков будет очень похожа на татуировку. Лиза коротко ахнула.
— Кто займет его место в Велецке?
— Ты.
Видимо, она подумала, что Эльдар убьет ее — такой смертельный ужас сейчас отплясывал в Лизиных глазах. Эльдар улыбнулся. Разгадка была банальной, и в ней не было ни слова о любви. Он провел подушечкой большого пальца по ее губам и произнес:
— Никогда не ври мне. Никогда.
— Не буду. Никогда, — послушно кивнула Лиза. Эльдар криво усмехнулся, прислушался к возне камня меречи в груди и подумал, что все хорошо. Впервые за очень долгое время все действительно было хорошо. Он сумел спасти эндору, вернулся домой живым, и будущее не обещало ему сильной боли в качестве расплаты за удачу.
Если Катя иногда станет думать о нем, то это будет просто замечательно.
Он толкнул Лизу в комнату и, неторопливо расстегивая рубашку, двинулся за ней. Меречь ворочалась за спиной, меречь хотела вырваться на свободу, и Эльдар, похоже, не имел ничего против. Когда он буквально вмял Лизу в постель, практически похоронив под собой, она жалобно пискнула — ей, похоже, банально не хватало воздуха — и ударила его кулачком по плечу.
— Лучше не дергайся, — шепнул Эльдар в маленькое розовое ухо с бриллиантовой капелькой сережки. — Больно будет.
Вздохнув, она послушно подалась ему навстречу. Эльдар посмотрел на свои руки: превращение уже началось, и костяные иззубренные пластинки оставляли багровые царапины на коже Лизы. Кого он обманывал — ему действительно хотелось причинить ей боль. За все эти годы он не видел от Лизы ничего, кроме брезгливого страха и презрения — что ж, пожалуй, ей пора заплатить.
Каждое его движение, напористое и глубокое, было для Лизы мучительным, почти невыносимым, и Эльдар чувствовал невольную и очень язвительную радость. Сказала бы сразу: я поймала видение, ты скоро станешь очень важной шишкой, и мне ужасно хочется побыть в роли рыбы-прилипалы — так было бы намного честнее. Но, похоже, честность не для нее, Лиза предпочитает манипулировать и играть на чувствах. Вот и теперь сориентировалась быстро: на бледных поначалу щеках выступил румянец, гримаска боли разгладилась, уступив место кошачьей расслабленности, в дыхании появилась легкая хрипотца — получает искреннее удовольствие от ситуации.
— Кого ты хочешь обмануть? — усмехнулся Эльдар. Головы меречи за его спиной оскалились, с языка одной из них сорвалась капля слюны и упала Лизе на плечо. Маска показного блаженства растаяла без следа: содрогнувшись от омерзения, Лиза резко дернулась в сторону в отчаянной и напрасной попытке вырваться. Вот теперь она была собой — алчной самолюбивой стервой, и ее истинное лицо настолько пришлось Эльдару по душе, что развязка наступила почти сразу.
Кажется, Лиза всхлипывала. Чувство опустошения, нахлынувшее на Эльдара, было приятным и спокойным — словно занозу вытащили. Он вытянулся на кровати, заложил руки за голову и негромко осведомился:
— Бумаги по смещению уже подписаны?
Лиза шмыгнула носом. Эльдар видел, как ее аура плещет во все стороны алыми брызгами ненависти и смущения. Она его презирала и ненавидела — но ей, черт побери, было хорошо. Да, надо было ее сразу за патлы таскать, может, тогда бы из их давних мучительных отношений и вышел толк.
— Да, — откликнулась Лиза. Она сидела на краю кровати, опустив голову и с преувеличенным вниманием рассматривая заусенец на пальце. Видимо, старалась изо всех сил не броситься на Эльдара с кулаками.
— Больше никогда не ври мне, — сказал он и закрыл глаза.
Глава 7
Рабочий кабинет Кати был белым: кафель пола, панели стен, натяжной потолок, мебель — все имело цвет свежевыпавшего снега. Она настояла на этом и теперь считала, что поступила правильно. Белый никогда не был ее любимым, и сейчас Катя таким образом отделяла себя от эндоры. Эндоре — белый медицинский халат и белые стены. Кате — сбойную пестроту небольшого жилого помещения.
Такое разделение помогало ей хоть как-то оставаться в границах той реальности, которую Катя считала нормальной.
Каждый день начинался в семь утра. Катю вежливо будил молодой человек по имени Артем — он был чем-то вроде денщика, приставленным к ней в первый же день после перевода сюда. После душа и завтрака она отправлялась по длинному коридору к лифту, спускалась на несколько этажей вниз и входила в белый кабинет, где на столе ее уже ждал свежий труп. Артем, вооруженный планшетом с записями, вставал чуть поодаль, и Катя, надев халат, приступала к работе.
Душа болталась над трупом, как золотой воздушный шарик, привязанный за ниточку. Чем больше времени проходило со дня смерти, тем длиннее и тоньше становился этот сияющий канатик — Катя одним движением обрывала его, а вторым загоняла шарик в тело. Дальнейшее ее не интересовало; Катя садилась на крутящийся стул, разворачивалась спиной к ожившему мертвецу и надевала наушники. Артем собрал для нее целую коллекцию качественной музыки, но из нескольких тысяч треков в плеере Катя всегда выбирала только «Би-2». Ей казалось, что так она будет хоть немного ближе к Эльдару. Артем занимался допросом возвращенного, и иногда Катя слышала крики, стенания и даже рев, в другое время пробиравший бы до нутра. Пару раз раздавались выстрелы.
Потом, когда в мире за наушниками наступала густая липкая тишина, Артем деликатно дотрагивался до ее плеча: это означало, что труп увезли, грязь и кровь замыли, и Катю ждет новый мертвец.
Денщик сперва откровенно боялся Кати, старательно избегал смотреть на нее и на вопросы отвечал «Никак нет» и «Так точно», причем «никак нет» преобладало. Потом он пообвыкся, понял, что великая и ужасная эндора вовсе не собирается его жрать или вытягивать потроха, и стал общаться более многословно. Катя узнала, что несколько лет назад Артем попал в аварию и после черепно-мозговой травмы стал практически нечувствителен к магическому воздействию. Видимо, это и стало причиной, по которой его приставили к Кате. Он наводил порядок в занимаемой начальницей комнате без окон, вполне сносно стряпал на небольшой плите, организовывал стирку и, если Кате хотелось поговорить, отвечал на ее вопросы. Артем был не слишком разговорчив и, как предполагала Катя, довольно ограничен, так что развернутых бесед у них практически не получалось.
Жилые помещения и рабочая зона располагались под землей, и Катя даже предположить не могла, на сколько этажей вниз уходит здание: в лифте не было панелей с цифрами — возможно, он был запрограммирован индивидуально, в зависимости от задач каждого обитателя этажа. Иногда Катя видела соседей — такие же тени в белых халатах, как и она сама, изредка из-за стен доносилась музыка и голоса, однако завести с кем-то дружбу было невозможно: Артем сказал, что за любую попытку разговора с соседями и Кате, и ему зададут такую трепку, что мало не покажется.
Дни были настолько похожи один на другой, что Кате постепенно стало казаться, будто время замедлило бег, и это одни сутки все тянутся и тянутся. Ни конца, ни края, только белые стены ее кабинета, пестрый ковер на полу жилой комнаты, молчаливый Артем и безвкусная еда. Календарь, по которому денщик ежедневно старательно передвигал бегунок с пластиковым квадратиком, сообщал, что прошел январь, миновали февраль и март и наступил апрель. И как раз двадцать второго апреля время пошло быстрее.
Артем разбудил Катю не в семь, а в половине шестого, он был встревожен настолько, что Катя не удивилась бы, если бы снаружи доносились выстрелы и люди в форме.
— Собирайтесь скорее, — сказал он, протягивая Кате стопку одежды. — Уж извините, мы сегодня не завтракаем. Начальство торопит.
Надев принесенную денщиком белую рубашку и темно-серый деловой костюм, Катя невольно задумалась над тем, насколько не попадают в стиль ее светлые рабочие кроссовки без шнурков. Когда она причесалась, Артем практически выволок ее за дверь и повлек к лифту. В здании, обычно полном каких-то звуков — разговоров, шагов, мелодичных сигналов невидимой аппаратуры — теперь царила напряженная тишина и, когда звякнул прибывший лифт, Катя чуть не подпрыгнула от неожиданности.
В просторном холле наверху их встретила вооруженная охрана. Стеклянные двери, ведущие во двор, были распахнуты настежь, по холлу вольно гулял сырой мартовский ветер и, пока Артем получал пропуска и расписывался в каких-то бумагах, Катя смотрела, как из-за высоких ворот на стоянку медленно заезжают машины представительского класса. Одна из них, крупная, черная, похожая на здоровенного хищного зверя, почему-то показалась Кате очень знакомой.
Потом она вспомнила, что видела эту машину, когда падала с крыши с Эльдаром — и этот черный внедорожник, криво припаркованный внизу, запечатлелся в памяти подчеркнуто контрастной картинкой. Когда из машины вышел Рудин, Кате уже было ясно, что хорошего ждать не приходится.
Артем предупредительно тронул Катю за локоть и, когда она обернулась, протянул бейдж с фотографией. «Дубцова Екатерина Александровна, — прочла Катя надпись, набранную жирным курсивом. — Главный специалист отдела некроформирования». Вот, значит, как называется то, чем она занимается каждый день…
— Пойдемте, — сказал Артем и потянул Катю к лифту. — Нам на восьмой.
Катя заметила, что небольшая группа людей в таких же серых костюмах, как и у нее, натурально шарахнулась от нее и Артема, и в лифт они вошли в гордом одиночестве. «Левицкий Артем Артурович, — задумчиво прочла Катя написанное на бейдже денщика. — Младший технический сотрудник отдела некроформирования».
— А что будет-то? — спросила она. Артем пожал плечами, делая вид, что не в курсе, но получалось у него плохо.