— Тем, скажи, пожалуйста, какая там сумма?
Артем посмотрел и назвал. Теперь Катя опешила окончательно — такие деньги она видела только в кино и уж точно не могла предположить, что когда-то сможет заработать хотя бы четверть той суммы, которую отписала ей контора Знаменского.
— А что такого? — поинтересовался Артем. — Оклад, надбавка за вредность, премиальные. Ну ты же серьезными делами занималась, Кать, — он посмотрел по сторонам и сказал: — Сними пару тысяч, и пойдем. А то люди смотрят.
Катя подчинилась.
Через полчаса они сидели в небольшой пиццерии, и Катя, пластая ножом тугой треугольник пиццы, думала о том, насколько же это здорово: быть свободной, ни от кого не зависеть, делать то, что ты хочешь. С нее наконец-то сняли тяжеленные кандалы, которые она таскала с осени, и казалось, что она способна взлететь в любую минуту.
— Никакой магии, — задумчиво промолвила она. — Абсолютно никакой магии.
Артем пожал плечами. Ему, в отличие от Кати, дух свободы не ударил в голову.
— Я одно не могу понять, — произнес он. — Почему тебя все-таки отпустили. Это неправильно, Кать.
Катя кивнула и обнаружила, что недавний аппетит куда-то исчез. Она медленно и с усилием разрезала-таки пиццу на небольшие кусочки и сказала:
— Меня должны были убить. Это однозначно. Ты бы и убил.
Артем выпрямился на стуле, и Катя обнаружила, что впервые видит на скуластом лице своего бывшего денщика какие-то сильные эмоции. Сейчас это была обида, смешанная с презрительной брезгливостью: Артема самым натуральным образом перекосило.
— Я бы не убил, — медленно проговорил он. Его ноздри раздувались, словно голем выпускал пар. — Как ты могла такое подумать?
— А что я еще должна подумать? — вопросом на вопрос ответила Катя, несколько обескураженная таким всплеском эмоций у достаточно меланхоличного Артема. — Это твоя работа. Ты прибирал моих мертвяков и прибрал бы меня.
Артем отодвинул тарелку, внезапно швырнул салфетку с коленей прямо в недоеденную пиццу и широким шагом вышел из зала. Несколько мгновений Катя сидела ни жива, ни мертва, не понимая, что теперь делать, но потом быстро достала из кармана несколько купюр, бросила их на стол и кинулась за Артемом.
Голем обнаружился на улице: он сидел прямо на ступенях, ведущих в пиццерию, и щелкал зажигалкой, задувая возникающий огонек. Помедлив, Катя села рядом с ним, и Артем проговорил:
— Помнишь, ты спросила, когда у меня день рождения?
— Не помню, — испуганно призналась Катя: она в самом деле не помнила и не могла понять, какое это теперь имеет значение.
— Я сказал, что второго мая, — тем же глухим ровным голосом продолжал Артем. — А ты сказала, что я Телец по гороскопу, а все Тельцы упрямые, но в то же время практичные. И спокойные. Помнишь?
— Я не помню, Тем, — с грустью сказала Катя. Возможно, у них и была такая беседа в те дни, когда Катя, попав в центр Знаменского, еще пыталась как-то разговорить денщика и, может быть, даже подружиться с ним.
Артем покачал головой.
— Ну вот… Жаль. А помнишь, ты спросила, какие я книги читаю?
Катя кивнула.
— Ты сказал, что редко читаешь. Но любишь Юлиана Семенова и Голсуорси. Я тогда подумала, что это странный выбор. Что ты назвал первые имена, которые просто пришли в голову.
Артем усмехнулся. Печальная горечь стиснула его лицо болезненной гримасой.
— Я правда их люблю. Но дело сейчас не в этом. Кать, у меня только мама спрашивала, какие я книги читаю. Больше никому и никогда до этого и дела не было. Тем более, у Знаменского. А ты взяла и спросила. Тебе было не все равно. Что я читаю, когда у меня день рождения, смотрел ли я «Властелина колец». Смотрел, да… Ты со мной говорила не просто потому, что больше не с кем, — Артем усмехнулся и еще раз щелкнул зажигалкой. Посмотрел на маленький язычок огня и дунул на него. — Потому что ты хотела со мной подружиться.
Мимо прошла веселая компания молодежи. Ребята посмотрели на Катю и Артема и, с негромким хихиканьем обменявшись тихими репликами по их поводу, скрылись за дверями.
— Я бы тебя никогда…, - промолвил Артем. — Придумал бы что-то. Кать, неужели ты не видишь?
— Что? — спросила Катя. Больше всего ей хотелось закрыть Артему рот ладонью, чтобы он больше ничего не сказал.
— Что я не такой, как они все. Голем я или кто еще…, - Артем говорил сбивчиво, будто нужные слова ускользали и не давались ему в руки. Кате вдруг захотелось стукнуть себя по голове за собственную слепоту. Все это время рядом с ней был очень хороший и добрый человек, который всеми силами старался сделать так, чтобы она чувствовала себя максимально удобно в своем заточении. Этот парень с рыжеватыми волосами и острыми скулами, владелец плюшевого гуся и доброго десятка постеров к «Звездным войнам» мог бы стать ей настоящим другом — если бы она пораньше раскрыла глаза.
— Прости, — сказала Катя. — Я очень сильно тебя обидела, прости.
Артем в последний раз щелкнул зажигалкой, и Катя растерянно замерла, не понимая, почему она вывалилась из его пальцев и упала на ступеньки. Артем с какой-то странной неловкостью покачнулся и упал тоже — испуганно глядя, как он заваливается вбок, чтобы распластаться на ступеньках, Катя думала, что сейчас он точно похож на голема: нелепую и неловкую куклу, со лба которой стерли волшебные оживляющие знаки.
— Шем Гамефораш, — глубоко и напевно произнес голос Рудина откуда-то сзади. Испуганно обернувшись, Катя увидела, как он неторопливо движется к лестнице. — По легенде именно так оживляют голема. Глиняный болван для черной работы.
Катя смотрела на него, как завороженная. Приблизившись, Рудин толкнул лежавшего Артема носком ботинка, и Катя увидела, как два пальца на левой руке, мизинец и безымянный, откололись и рассыпались в мелкую крошку.
Кажется, она вскрикнула и тотчас же закрыла рот руками, поняв, что кричать бессмысленно. Перед ней лежала кукла в свитере и брюках Артема. Стеклянные глаза, смотревшие куда-то в сторону, ничего не выражали, шея вывернулась под неестественным углом. На руке, там, где остался скол от пальцев, медленно выступили тягучие темные капли.
— Как видишь, истинное имя Господа ему не помогает, — заметил Рудин. — Что, неужели ты думаешь, что тебя взяли и просто так отпустили?
Катя смотрела на Артема, не в силах отвести взгляда. Должно быть, повинуясь магии гхоула, мир застыл фильмом, поставленным на паузу. Весенний ветер замер, и соринки, которые он крутил по асфальту, зависли неподвижно, будто нарисованные — как и птица, оцепеневшая над кустами бирючины, прохожие, машины, дворняга, свернувшаяся на газоне.
Но смотрела Катя только на Артема, голема, глиняного слугу, который оказался настоящим человеком. Искусственного болвана, который любил Голсуорси, играл в компьютерные игры и занимал первые места на соревнованиях.
Она не ожидала, что ей будет настолько горько.
— Мой друг Томаш говорит, что эндора будет выполнять свою работу только тогда, когда ее берут из свободного состояния, — продолжал Рудин. — Поэтому тебе и дали такой милый маленький отпуск. Погуляла, воздухом свободы подышала, пора и честь знать.
Катя нагнулась к Артему и дотронулась до его щеки. Глина. Теплая, чуть шершавая глина. Потом на глину упала капля, и Катя сперва не поняла, откуда она взялась.
— Я никуда без него не пойду, — негромко сказала Катя. Рудин безразлично пожал плечами.
— Он больше не нужен, — промолвил он. Катя выпрямилась и, не глядя на гхоула, произнесла:
— Плохо слышишь, что ли? Я без него никуда не пойду. И кстати, — Катя сама не поняла, откуда взялась ее следующая фраза. Кто-то будто бы взял и положил эти слова ей на язык. — Этот Томаш в свое время проплатил убийство твоего отца. Эльдар действовал по его просьбе.
Проговорив это, Катя замерла, словно тоже была из глины. Откуда ей было знать? Впрочем, Рудин даже в лице не изменился.
— Ты думаешь, я до сих пор не в курсе? — ухмыльнулся он. — Это не имеет значения, моя дорогая. А важно то, что множество людей сейчас нуждается в тебе и твоих талантах.
Катя села на ступени рядом с глиняной статуей и с вызовом посмотрела на Рудина. Судя по тени, скользнувшей по его лицу, упрямство бывшей эндоры постепенно стало раздражать господина гхоула.
— Ну и зачем он тебе? — поинтересовался Рудин. Катя усмехнулась.
— Он мой друг, Сергей Петрович, — сказала она. — Впрочем, вы вряд ли понимаете, что это такое.
Рудин пожал плечами.
— Что ж, изволь, — произнес он и негромко добавил что-то на незнакомом шипящем языке.
Когда изжелта-серая глина стала менять цвет и наливаться теплом и жизнью, Катя поняла, что для них с Артемом еще не все потеряно.
Томаш Новак, который встретил Рудина, Катю и Артема за городом, не производил впечатления серьезного мага. Так, обычный бюргер, успевший приобрести к пятидесяти годам изрядное пузо, лысину и улыбчивое настроение, за которым отчетливо ощущалась сильная воля. Впрочем, Катя уже успела понять, что плохо разбирается в людях, и решила не делать поспешных выводов. Тем более, Артем, все еще бледный после превращения в глиняного истукана и обратно, смотрел на Томаша с таким страхом, что Катя невольно ежилась.
— Рука болит? — негромко спросила она. Там, где на руке Артема совсем недавно были пальцы, сейчас розовела чистая новая кожа, и Катя невольно обрадовалась тому, что Рудин остановил кровотечение.
— Немного, — откликнулся Артем. — Кать, ты осторожно, ладно?
Катя кивнула — они оба прекрасно понимали, что от их осторожности мало что зависит. Приблизившись к Кате почти вплотную, Томаш некоторое время пристально смотрел ей в глаза, а потом мягко, почти ласково промолвил:
— Итак, Катя, я сейчас расскажу, что нам от тебя нужно. Я дам тебе выпить чашку отвара. После этого ты заснешь и проснешься эндорой, причем проснешься уже в Параллели.
Он говорил с приятным акцентом, добавлявшим речи вкрадчивую теплоту и легкость. Когда человек говорит вот так, невольно хочется думать, что он никому не желает зла, и в его словах звучит лишь искренняя забота и сердечность.
— Мы с Сергеем Петровичем, разумеется, будем рядом, — продолжал Томаш. — Затем государь Кахвитор отдаст приказ своей армии, который ты повторишь. И, если понадобится, повторишь несколько раз, хотя я все-таки надеюсь, что в этом не будет нужды. Вот и все. Это довольно просто.
Катя шмыгнула носом и подумала, что все время, находясь в лаборатории Знаменского, мечтала о том, чтобы увидеть весну. И вот она стоит среди лугов, подернутых зеленой травяной дымкой, теплый ветер перебирает ее волосы и прикасается к лицу, но в этом нет ничего хорошего.
— Что потом? — спросила она и удивилась равнодушию, прозвучавшему в голосе. Томаш улыбнулся.
— Это война, Катя. Мы, конечно, постараемся, чтобы ты осталась в живых и получила законную награду. Но, сама понимаешь, этого никто не сможет гарантировать.
Катя криво ухмыльнулась. Помнится, Знаменский советовал принимать решения так, как подскажет совесть.
— У меня так и так нет выбора, — сказала она. — Давайте ваш отвар, что уж там…
Томаш довольно кивнул и, склонившись к сумке, которая до этого лежала на траве у его ног, словно дремлющий верный пес, вынул самую обычную термокружку с потертым бело-зеленым изображением русалки. Артем осторожно приблизился и здоровой рукой взял Катю под локоть. Рудин, до этого хранивший спокойное молчание и, казалось, никак не интересовался разговором, посмотрел на девушку и голема, и по его лицу пробежала неприятная презрительная усмешка.
У теплого варева был аромат земляники с отчетливым металлическим привкусом. Осушив кружку, Катя некоторое время стояла неподвижно, чувствуя, как рука тяжелеет, наливаясь свинцом на сгибе локтя, там, откуда брали кровь. А потом свет мгновенно погас, и Катя без чувств рухнула на руки Артема.
— Что с ней? — все спокойное равнодушие Рудина испарилось без следа: сейчас он был действительно встревожен. Артем аккуратно опустил Катю на траву, и Томашу, склонившемуся над девушкой, понадобилось несколько мгновений, чтобы оторопело выпрямиться и произнести:
— Это все, Сережа. Она отработанный материал.
Теперь Катя светилась изнутри — влитые силы переполняли ее и не могли ни выплеснуться наружу, ни изменить человека так, чтобы он стал магом. Золотистые волны перетекали под тонкой оболочкой плоти, и это было одновременно прекрасно и страшно.
Рудин закрыл глаза. Пару минут он стоял молча, пытаясь совладать с растущей яростью.
— Почему — отработанный? — устало спросил он, наконец. — Механизм действует, ты сам видел.
Томаш кивнул. На автопилоте подобрал кружку, выпавшую из ослабевшей девичьей руки, завернул крышку и убрал назад в сумку.
— Действует, да. Но этот Кадес, когда возвращал ее человеческую суть, поставил свои фильтры, — Томаш несколько раз махнул рукой в сторону Кати, словно никак не мог подобрать слова так, чтобы Рудин смог сейчас все правильно понять. — В нее можно влить зелье. Но трансформация не пойдет. Она будет в коме до тех пор, пока… ну я не знаю, что пока, Сережа. Пошли отсюда, попробуем справиться своими силами. Время дорого.
Окончательно растерявшийся Артем увидел, как Томаш и Рудин сделали несколько шагов в сторону и растворились в раскрывшемся цветке сиреневого марева. Когда марево угасло, и запах озона смешался с запахами трав, воды и земли, Артем наконец-то смог сбросить испуганное оцепенение и, не убирая руки с Катиного лба — он продолжал робко гладить ее по лицу, так животное не может поверить в смерть хозяина и не оставляет попыток растормошить его — вынул из кармана смартфон.
— Всеволод Ильич, это Левицкий, — сказал он, когда на звонок ответили. — Рудин и Новак ушли в Параллель. И Дубцова… они отравили Дубцову. Помогите.
Когда Знаменский говорил, что Катя должна делать то, что ей подскажет совесть, он вряд ли имел в виду, что она будет выпрашивать жизнь для голема. И уж конечно он и не подозревал, что именно этот голем сыграет одну из самых важных ролей в будущей битве, став послушным посланником и исполнителем воли Совета.
Эльдар не знал этого тоже. Глядя на рыжеволосого смуглого рыцаря, стоящего перед ним, он думал только о том, что Катя пока жива. Пусть отравлена, пусть находится на краю смерти — она была жива, и Знаменский дал слово, что сможет сохранить ей жизнь.
Этого пока было достаточно.
Рыцарь был потрясен и испуган, но изо всех сил старался не подавать виду, что ему не по себе. Конечно, первый переход из мира людей в Параллель с ее прелестями действительно шокирует — но рыцарь держался хорошо.
— Богатый у вас доспех, — сказал Эльдар, чтобы как-то отвлечь его и смягчить ситуацию. Артем смущенно кивнул и опустил глаза. Его доспехи, серебряные с золотом, в самом деле сделали бы честь любому владыке; впрочем, насколько успел понять Эльдар, этот голем во всех мирах был совершенно равнодушен к цацкам.
— Всеволод Ильич просил передать дословно и без отсебятины, — промолвил Артем. — Сейчас я его голос.
И, вздохнув, он начал говорить: старательно, как ученик начальной школы, который рассказывает стихи наизусть:
— Рудин и Новак собрали свою армию, и, по нашим данным, уже готовы к ее переправке в Параллель. Меня не интересуют династические притязания господина гхоула и интересы Новака. Я просто хочу, чтобы их не стало. Экстренное заседание Совета санкционировало высшую меру защиты магов и людей — прямое устранение гхоула.
— Решили загрести жар чужими руками, — подала голос Лиза. До этого она сидела в кресле, пила крепчайший кофе и не вступала в разговор. Когда Артем вошел в комнату и наткнулся взглядом на русалку, укутанную в тончайшую шаль, то немедленно покраснел, как девица на выданье. Сейчас он старательно избегал смотреть в ее сторону. — И как это сделать, он не передал?
В ее голосе звучал нескрываемый гнев, и Эльдар вполне его разделял.
— Простите, — Артем наклонил голову. — Я еще не закончил. Совет решил, что сильнейшие маги страны соединятся петлей Меркавы и временно полностью передадут свои силы в распоряжение того, кто готов выступить против гхоула и исполнить волю Совета, — он сделал паузу и добавил уже без канцелярских оборотов Знаменского: — Я — петля Меркавы.