— Златовласка, у тебя были когда-нибудь моменты, что тебе так хорошо, что хочется остановить время? — вдруг ни с того ни с сего спросил он.
— Да, были. Когда родители подарили мне котенка и в этот день разрешили не ходить в школу, чтобы играть с ним. Или когда мы с мамой сидели дома в грозу, смотрели фильмы и объедались мороженым. Или когда я в самый первый раз пошла к Аде с ночевой и мы всю ночь играли в Барби. Или когда мы с тобой танцевали под песню Губина в клубе, — я резко замолчала, осознав, что болтаю лишнее.
Влад опустил глаза, и на губах заиграла улыбка.
— А где теперь котенок? Вроде бы домашних животных у тебя нет, — сказал он.
— Его пришлось отдать в деревню. Он оказался слишком темпераментным. Драл обои, мебель, шторы. Мама сказала, что он нам слишком дорого обходится, — вздохнула я.
— Классная шарлотка. Моя мама тоже очень вкусно пекла, — с аппетитом уминая еду, сказал Влад.
— А сейчас не печет?
— Моя мама умерла, — спокойно ответил он.
Я застыла. Такого я никак не могла предположить.
— Прости, я не знала, — наконец выдавила я.
— Ничего, это было давно. У меня было время смириться с фактом того, что мамы больше нет.
— Сколько тебе было?
— Двенадцать, уже шесть лет прошло.
Боже. Двенадцать — это ужасный возраст для потери близких: все понимаешь и чувствуешь как взрослый, несмотря на то что в душе еще ребенок.
— Влад, это просто ужасно. Не представляю, каково тебе было…
— Да, это и правда было ужасно. Проклятая авария забрала у меня не только маму, но и сестру. Отец чуть не умер с горя.
Я молчала. Шарлотка больше не лезла мне в горло.
— Сколько было твоей сестре?
— Восемь. Ее звали Соней.
— Твои татуировки… Это их даты рождения? — внезапно догадалась я.
— Да.
— Спасибо, что поделился. Я понимаю, что это личное.
Влад сделал большой глоток чая и с улыбкой произнес:
— Знаешь, а мне тоже запомнился наш танец тогда, в клубе.
— Правда?
— Да. Ты тогда рассчитывала, что я тебя поцелую?
— Я? — я попыталась изобразить удивление.
— Да-да, ты. Я же не слепой. Твои сексуальные танцы, потом "у тебя глаза цвета виски", потом в этом топике с голым животом рассекаешь. Все это время ты явно меня соблазняла, — Влад улыбался, глядя прямо мне в глаза.
— Я… Я не знаю, о чем ты говоришь, — растерянно произнесла я.
Его слова были настолько неожиданными, что я едва соображала, что отвечаю. Сердце было готово вырваться из груди.
— Ну, раз не знаешь, тогда кончай голову морочить, — неожиданно серьезно сказал он и поднялся.
Я хлопала глазами, не понимая, что сейчас произошло.
Влад подхватил тексты, переданные Стасом, оделся и, поблагодарив за шарлотку, ушел.
Весь вечер я провела в попытках проанализировать поведение Ревкова. Я даже привлекла для этого Аду, передав ей наш весьма странный диалог. Выслушав меня, подруга заявила, что "Ревков — мутный тип", и что "без бутылки с ним не разберешься". Поняв, что ничего вразумительного от нее ждать не стоит, я попрощалась, но думать про это не перестала.
На следующий день в школе я готовилась к диктанту по русскому, когда увидела идущую по коридору Дашу Полосову. Толстые очки, мешковатая немодная блузка, выцветший синий рюкзак, взгляд под ноги.
До меня донеслись реплики в ее адрес: "Фу, чем тут запахло? А, это Поносова идет", "Классный рюкзак, у первоклашек свистнула?", "Тише-тише, стукачка идет, сейчас всех заложит".
Странно, раньше ее недалекие одноклассники так открыто не выражали свою агрессию. Что изменилось? Я нагнала Дашу в конце коридора и, отойдя с ней в сторону, мягко спросила:
— Даш, в чем дело? Почему эти сволочи как с цепи сорвались?
— Наша классная откуда-то узнала, что Комарова и Зайцев с друзьями курили травку. Нажаловалась директору, родителей вызывали. Все решили, что это я ей рассказала.
— А это не ты? — уточнила я.
Даша покачала головой. Она так сутулилась, будто хотела сжаться до размера молекулы и стать невидимой. Мое сердце защемило от жалости. Эта девочка оставила всякое сопротивление, он не кипела злобой, не защищалась. Я сама никогда не была объектом травли. Да, мне случалось ссориться со сверстниками, но это были открытые конфликты на равных. Я не представляла, каково это быть в позиции жертвы, когда весь класс против тебя.
— Даш, это нельзя так оставлять. Давай расскажем твоим родителям, классной, директору, — предложила я.
— Я уже говорила. Это не поможет, — устало вздохнула Даша.
— Как не поможет? — не унималась я. — А сколько таких случаев, когда нас нет рядом? Сколько ты еще собираешься это терпеть?
— Я ухожу после девятого. Еще немного осталось.
Безропотность, с которой она принимала издевательства, раздражала меня. Просто смотреть на вопиющую справедливость я не могла. Я отстала от Даши. Но пообещала себе, что обязательно что-нибудь придумаю.
В конце марта Аде исполнялось семнадцать. Подруга уговорила родителей разрешить ей праздновать день рождения в их деревенском домике, в котором они иногда жили летом. Главным минусом дома было то, что в нем не было центрального отопления, так что в зимнее время требовалось топить печь дровами. Ада пообещала родителям, что мы сами прогреем дом, если отец привезет поленья.
Неожиданно для меня Ада решила пригласить на свой праздник Ревкова, хотя их сложно было назвать друзьями.
— С чего ты вдруг позвала Влада? — поинтересовалась я.
— Во-первых, если есть Влад и гитара, то никаких шоу-программ не требуется. Во-вторых, если ты не забыла, нам нужно будет самим прогреть дом. Лично я колоть дрова не умею, и желания учиться у меня нет. Поэтому чем больше парней, тем выше наши шансы спать в тепле.
Против таких аргументом не попрешь. Конечно, я радовалась тому, что мы окажемся с Владом вместе в неформальной обстановке без Киры и Стаса. Но в то же время я ругала себя за эту радость, ведь она была лишним доказательством того, что я по-прежнему на что-то надеюсь.
Я уломала Аду пригласить на День рождения и Дашу Полосову. Сначала подруга сопротивлялась, но, в конце концов, согласилась, наверное, потому, что так же, как и я, искренне ей сочувствовала.
Деревня, в которой собирала нас Ада, находилась километрах в тридцати от города. Именинницу, меня, Антона и Дашу привез отец Ады. Поленья он приготовил заранее и, пожелав удачи, оставил нас наедине с заснеженным домом. Вскоре на такси приехали Ревков, Муслимов, Ящук и Анохин.
Первым делом нам нужно было прогреть дом. Парни принялись колоть дрова, и, к сожалению, получалось у них это отвратительно. Никто из них раньше ничем подобным не занимался. Каждый раз, когда кто-то из них замахивался топором, я молилась, чтобы они не оттяпали себе ногу.
К счастью, на одну ночь дров было нужно немного, поэтому через минут десять мы зашли в дом, чтобы растопить печь. В доме был большой зал, который совместительству являлся и кухней, а также три маленькие спальни.
У стены в зале стояла круглая печь, которую Ада называла "голландка". Мы все начали гуглить "как растопить печь". Выяснилось, сначала нужно было разжечь огонь с помощью бумаги или лучины, а потом уже закидывать дрова.
Дом потихоньку стал прогреваться. К этому моменту мы все ужасно проголодались. Ада, Даша и я быстро разложили привезенные из дома салаты и закуски, разогрели курицу с картошкой и поставили на стол алкоголь.
Никита советовал не налегать на спиртное на голодный желудок и как следует есть. Но его никто не послушал, и к концу трапезы все были изрядно охмелевшие. После вечеринки в Залесном мне пить не хотелось, поэтому я ограничилась соком. Смотреть трезвыми глазами на шебутных и пьяных друзей было забавно.
Даша тоже не пила и поначалу вела себя очень скованно. Каждый раз вздрагивала, когда мы громко смеялись или шутили. Я потихоньку спросила ее, в чем дело, на что она ответила: " Мне неуютно находиться в больших компаниях и слышать смех. Всегда кажется, что смеются надо мной." Я заверила ее, что здесь над ней смеяться никто не будет, тем более, что ребята и правда вели себя очень дружелюбно.
Ада просила нас не говорить вымученных тостов в ее честь. Она пояснила, что когда была ребенком, родители все время заставляли ее произносить речь на праздниках. Она вынуждена была поздравлять тетушек, которых видела третий раз в жизни и совершенно ничего не знала о них как о людях. Подруга выкручивалась общими фразами и в конце тоста обязательно чувствовала неестественность своих слов. Но, по ее словам, кроме нее, никто этого не замечал. Поэтому на всех своих Днях рождения Ада старалась избегать формальных тостов.
— Если вдруг кто-то хочет сказать мне теплые слова, то пусть делает это с глазу на глаз. И без всякого там пафоса, — поморщилась подруга.
Услышав это, Влад облегченно вздохнул и заявил, что в первый раз видит девчонку, которая не использует возможности послушать хвалебные оды в свою честь.
Макс с Адой держались дружелюбно, но немного отстраненно. Видимо, стена непонимания, которую они так долго выстраивали, все еще мешала им. Их привычная враждебность сменилась неловкостью. Казалось, что каждый из них боится сделать или сказать то, что может задеть другого.
В течение вечера я заметила странную напряженность между Егором и Владом. Они держались холодно и почти не разговаривали друг с другом. Я припомнила, что на Дне рождения Анохина Влада не было, и предположила, что парни в контрах. О причинах можно было только догадываться.
После еды мы принялись играть в "Крокодил". Мне вечно доставались какие-то абстрактные понятия, которые было сложно показать: клаустрофобия, культура и перфекционизм.
А однажды, когда настала очередь Булаткина загадывать мне слово, он назвал "извращение". Пытаясь, показать его, я услышала от друзей целый список товаров из магазинов для взрослых, а также кучу непристойных слов и выражений.
Вдоволь насмеявшись во время игры, мы вновь сели за стол, и в нас с Адой проснулись певицы. Мы захотели исполнить песню Максим "Трудный возраст" и попросили Влада подыграть нам на гитаре.
Он полез в Интернет за нотами и через пару минут заиграл до боли знакомую сентиментальную мелодию. Наверное, каждая девушка-подросток хоть раз в жизни ревела под песни Максим.
Он играл очень хорошо, внимательно поглядывая на нас и как будто даже стараясь подстроить темп музыки под наше пение. Я выкладывалась по полной, потому что каждое слово этой песни было созвучно моей душе:
А помнишь небо? Помнишь сны о молчании?
И юное тело в голубом одеяле.
Помнишь, как мы умирали в прощании,
И сердце застыло…
Не знаю, конечно, каким со стороны слышалось наше пение, но в моих ушах оно звучало восхитительно. Сначала я подумала, что Владу, как профессионалу, мы покажемся смешными. Но его лицо было сосредоточенным и увлеченным. В эти минуты я познала истинное удовольствие: петь любимые песни под аккомпанемент гитары дорогого сердцу человека.
После нас спеть под гитару захотели и Макс, и Никита, и Антон.
Муслимов пел здорово. У него был хорошо поставленный сильный голос, и слушать его было приятно. Чего нельзя было сказать о завываниях Булаткина и Ящука.
У Антона напрочь отсутствовал слух. Он торопился и вступал в куплеты раньше времени, поэтому Ревков несколько раз, вскидывая брови, пропускал аккорды, лишь бы успеть за странным внутренним ритмом моего друга.
Никита в музыку попадал, но его голос напоминал звук работающей дрели: резкий, давящий и пронзительный. А когда он пытался брать высокие ноты и вовсе становился похожим на вопли раненого животного.
После них мы с Адой изъявили желание исполнить другие песни Максим. В итоге за весь вечер Владу ни разу не представилось возможности петь самому. Но он совершенно не возражал и с удовольствием исполнял заказанную музыку.
— Ну, а ты что будешь петь? — спросил Влад у Даши, которая не участвовала в нашем импровизированном концерте.
— Ой, я не умею петь, — Даша густо покраснела.
— Брось, Булаткина же не смущает, что ему медведь на ухо наступил, — рассмеялся Влад.
— На что ты намекаешь? — возмутился Антон.
— Да шучу я, — примирительно сказал Влад. — Даш, давай, одна песня, и мы сворачиваем музыкальный кружок.
После долгих уговоров Даша согласилась, но что петь не знала.
— Открой свои аудиозаписи ВКонтакте, я сам что-нибудь выберу, — предложил Влад.
— Меня нет ВКонтакте, — тихо призналась Даша.
Оказалась, что Полосова не была зарегистрирована вообще ни в каких социальных сетях. Для нас это было дико, но заострять на этом внимание мы не стали. Совместными усилиями мы выбрали песню "Районы-кварталы" группы "Звери".
Голос у Даши оказался мягкий и мелодичный, мы дружно подпевали ей, и под конец она раскрепостилась и даже, казалось, начала получать удовольствие от музыки.
После пения песен Булаткин вел сумбурные пьяные разговоры и еле держался на ногах. Мы с Адой переглянулись и решили, что пора отвести его в комнату, чтобы уложить спать. Но Булаткин наших планов не разделял и выступал все громче и громче.
— А знаешь, Влад, я ведь был влюблен в Милославскую, когда ты начал с ней встречаться, — икнув признался Антон.
— Ну, извини, братан, — Влад развел руками.
— Нет, я все понимаю, ты познакомился с ней первый. Но ответь мне вот на какой вопрос: почему все девчонки писают кипятком, когда ты рядом? Ну что в тебе такого, кроме смазливой рожи? Или это все из-за того, что ты бренчишь на гитаре? — Антон говорил беззлобно, заглядывая осоловелыми глазами Владу в лицо и слегка покачиваясь.
— Ты прав, все дело в гитаре и смазливой роже, — улыбнулся Влад, ничуть не обидевшись.
Во время этого странного диалога Анохин демонстративно отвернулся и уперся взглядом в окно. Казалось, ему было неприятно услышанное.
— Знаешь, Тоха, женщины любят подлецов, поэтому и дают Ревкову, — неожиданно агрессивно выпалил он.
Повисла неловкая пауза. Взгляд Влада сделался тяжелым и неприязненным.
— Егорка, дружище, может уже набьем друг другу морду и разойдемся с миром? А то меня порядком заколебала эта холодная война, — невесело усмехнулся Влад.
Егор поднялся, со скрипом отодвинув стул и со злобой дернулся в сторону Ревкова. За секунду к нему подлетели Ада и Никита Ящук. Подруга отвесила Анохину смачный подзатыльник, от которого парень вздрогнул и оторопело уставился на Аду.
— Тестестероном в другом месте будешь фонтанировать! Не порть нам вечер! — грозно сказала она.
Егор ничего не ответил. Быстрым шагом он направился в комнату, хлопнул дверью и до конца вечера больше не показывался.
Чуть позже пьяные Булаткин и Ящук тоже ушли в спальню и через пару минут синхронно захрапели на высокой двуспальной кровати.
Максим с Адой, сидя рядом на диване, расспрашивали Влада о его группе, музыке и концертах. Влад охотно рассказал, что группа "Абракадабра" существует четыре года, и что в самом начале родители участников долго сопротивлялись их увлечению.
— Мой отец, например, раньше считал, что музыка — это не мужское дело. Футбол, бокс, плаванье — он был готов согласиться на все, лишь бы я отложил гитару.
— А сейчас как он относится? — спросил Максим.
— Хорошо. В основном потому, что сейчас нам неплохо платят за выступления, — усмехнулся Влад. — Да и вообще, конечно, со временем он научился принимать мою позицию.
— А мама? Она поддерживала тебя? — спросила Даша.
— Когда я всерьез увлекся музыкой, мамы уже не было.
Даше сконфуженно пробормотала слова сочувствия и по привычке опустила глаза в пол.
— А за столько лет твой отец не думал жениться еще раз? — спросила Ада.
Ее вопрос показался мне бестактным, но Влад спокойно ответил:
— Нет. Я думаю, он больше никогда не женится.
— Почему? Он же еще не старый? — не отставала Ада.
— У них с мамой были особенные отношения. Они вместе учились в школе, и он долго ее добивался. Говорит, что влюбился в нее с первого взгляда. Мама была с ним, когда у него вообще ничего не было: ни денег, ни жилья, ни работы. Он точно знал, что она с ним из-за него. Сейчас у моего отца есть все, он много путешествует, много зарабатывает, и женщины это видят. А он хочет, чтобы было так же, как с мамой, чтобы вместе с нуля, чтобы только любовь, без никакой выгоды. Я вообще не уверен, что во взрослом мире так бывает. Но его можно понять: однажды познав такое, он не хочет соглашаться на меньшее.