— Ну, что, милая, пошли? — слышу голос Кира. Наверное, я слишком задумалась, провожая Филиппа взглядом.
Программист берет меня за талию, но тут в разговор вступает Константин Иванович:
— Нет, Кирилл, я не отпускал тебя, — голос начальника серьезен. Да и сам он сейчас собран и деловит, как никогда. — Мне потребуется твоя помощь в одном деликатном деле, тем более что Агнию на время мы потеряем.
Смотрю на Кира и вижу, как его лицо бледнеет. По всему видно, насколько серьезно он настроился везти меня к эскулапам. Может быть, действительно заботится, а может, под благовидным предлогом захотел слинять с работы. Иногда совсем не понимаю, что творится у нашего программиста в голове.
— Но, Константин Иванович, Агнии нужна моя помощь! — слёзно говорит Кир, и на секунду мне даже становится его жаль.
— Я думаю, и без тебя ей будет, кому помочь, — уже мягче замечает Кость. — Иди-иди, нечего прохлаждаться. Я скоро вернусь и обо всем тебе расскажу, но ты мне просто необходим сегодня в офисе!
С благодарностью смотрю на шефа и тихонько вздыхаю. Думаю, он догадывается, насколько мне неприятны ухаживания Кира, поэтому и отправил того обратно в офис. А, может быть, Косте действительно так нужен программист на рабочем месте. Наш заказ в буквальном смысле рассыпается на части, мы не укладываемся ни в какие заданные сроки и каждый сотрудник, задействованный в этом проекте на вес золота. Потому что от качества выполненной работы во многом зависит наше будущее, как сотрудников холдинга. А Кир, как самый грамотный и опытный программист из всех, кто трудится у нас, просто основной винтик.
— Агния, тебе точно не нужна моя помощь? с надеждой в голосе спрашивает Кир, как будто от моего положительного ответа что-то может зависеть.
— Кир, — вздыхаю, — иди, работай.
Он, молча, кивает и, печально опустив плечи, плетется к лифтам.
— Спасибо вам.
Шеф некоторое время молчит, а потом пристально смотрит на меня. Под его взглядом вся съёживаюсь, будто нашкодивший котенок. Как бы мы за глаза не посмеивались над начальником, но он был по-настоящему сильной личностью: волевой, решительный. Прирожденный лидер.
— Агния, Филипп прав, на своем автомобиле я в пробках быстро не развернусь, а тебе срочно нужна помощь — мы и так кучу времени потеряли, — снова берёт меня за талию. — Поэтому сейчас мы аккуратно выйдем на улицу, и ты поедешь на мотоцикле. Не бойся, он очень опытный водитель.
Не решаюсь уточнить, откуда шефу известно, какой из себя водитель Мистер Кожаная куртка. Тяжело вздыхаю и киваю — у меня совсем не остаётся выбора. Кость снова подхватывает меня на руки, медленно и очень осторожно несёт к выходу. Краем глаза замечаю вернувшуюся на своё рабочее место Леночку, которая застыла за стойкой с выпученными от удивления глазами. Борюсь с искушением показать ей язык, зная, как она рассердится. Вот уже год она планомерно и, к сожалению для неё, безуспешно пытается стать спутницей жизни для моего шефа. Но Константин Иванович — крепкий орешек, его на силиконовую грудь не купишь. Представляю, какие сплетни она распустит по всем этажам холдинга, после того, как за нами закроется входная дверь. Ну, и ладно! В первый раз, что ли?
— Константин Иванович, он хоть адекватный? А то, судя по его наряду, это весьма нестандартный товарищ.
— Не переживай, — усмехается шеф. — Таких адекватных еще пойди, найди.
Я верю шефу, хотя, что мне еще остается делать? Нога-то болит с каждой минутой все сильнее.
Кость выносит меня на улицу, в лицо ударяет свежий ветерок — зима всё-таки. Даже не могу представить, как в такую холодину можно нестись на всех парах на мотоцикле. Представляю, как по приезде в больницу мне, помимо перелома, диагностируют обморожение всех кожных покровов. Эх, надо было брюки надевать, но я с утра так надеялась, что мой монструозный автомобиль всё-таки заведётся. Представляю, как я выгляжу в глазах Филиппа в разорванной юбке и порванных колготках.
— А, вон и наш спаситель! — радостно вскрикивает шеф. Наверное, устал меня всё утро тягать на себе, никак не дождётся сдать с рук на руки и вернуться к работе.
Смотрю в ту сторону, куда подбородком указал не в меру радостный шеф и замечаю огромный мотоцикл, припаркованный между двумя угольно-чёрными внедорожниками начальников нашей службы охраны.
Я никогда раньше не видела таких причудливых мотоциклов — абсолютно черный, матовый, с довольно низким кожаным сидением, какими-то хромированными трубами, приделанными к корпусу под причудливыми углами и высоченным рулем, слегка напоминающим рога какого-то дикого животного. Не знаю, что это за модель такая, да и узнавать, если честно, не намерена. Меня беспокоит, насколько тесно мне придется во время езды соприкасаться с водителем — только это всецело занимает мои мысли.
— Решилась всё-таки? — спрашивает Филипп, подойдя к нам. Я киваю. — Правильно, нечего выделываться, когда нужно торопиться. Главное, ничего не бойся и знай, что уже через пятнадцать минут на твоей лапке будет красоваться премиленький гипс.
Меня бесит, что он разговаривает со мной, будто я дефективная какая: птичка, лапка, премиленький. За кого он меня принимает? Мы с ним и двух слов друг другу не сказали, он даже не знает, как меня зовут, а позволяет себе такое хамство. Чувствую, как злость начинает закипать во мне, но я чудом сдержалась — на скандалы и разборки сил совсем не осталось.
— Как довезешь её, сразу звони мне, — тихо говорит шеф. — Я должен знать, что с её ногой.
— Договорились, — ухмыляется Филипп.
— Агния, — обращается ко мне шеф, после того, как усадил на жесткое и прохладное сидение мотоцикла. — Обязательно выполняй все предписания врача, потому что ты мне нужна в скором времени на работе абсолютно здоровая. Ты меня поняла? Я на тебя надеюсь.
— Не переживайте, Кость… Константин Иванович, — быстренько поправляю себя. От этой боли мои мозги совсем расплавились. — Если назначат постельный режим или вовсе в больницу упекут, то Интернет еще никто не отменял. Будем общаться, и работать дистанционно. Но работать будем.
Шеф тепло мне улыбается — больше всего на свете он радуется, когда его подчиненные выказывают излишнее рвение к работе. Он, словно маленький ребенок конфеткой, тешится нашим трудоголизмом.
— Вот и умница, — бодро говорит шеф. — И, главное, в больнице сообщи, что все счета за твоё лечение пусть отправляют мне на факс.
Ох, неожиданный какой поворот. Наверное, действительно сильно испугался, раз даже гипс с анальгином оплачивать из своего кармана собрался.
— Хорошо, — говорю, стараясь вложить в свой голос как можно больше теплоты и признательности.
— Ну, с Богом!
— Вы так её провожаете, будто она не рентген едет делать и гипс накладывать, а в Афганистан на вертолете вылетает, — недовольно бурчит Филипп. — Всё будет хорошо.
Он подходит, протягивает мне огромный черный шлем с языками пламени по контуру. Несколько секунд смотрю на это защитное обмундирование и напяливаю на голову. Шлем большой, на голове болтается в разные стороны и я уверена, что начни я в нём высоко прыгать, на макушке образуется шишка — такой он тяжелый и неудобный. Но, что делать, когда совсем нет выбора? Приходится терпеть. Но, похоже, к концу поездки к перелому и обморожению прибавится еще и сотрясение мозга.
— Ну, я побежал, — спохватывается шеф. — Позвоните мне. Оба!
И убегает, не дождавшись нашего ответа.
Я сижу, не зная, что делать. В забрало кое-как зафиксированного под подбородком шлема замечаю, как кругами вокруг ходит Филипп, ударяя попеременно то по переднему, то по заднему колесу. Потом неожиданно и очень резко хватает меня за талию и двигает вперёд, ближе к рулю. Не понимаю, что он делает. Снимаю с головы шлем, чтобы возмутиться его наглостью и попросить поторопиться, как он наклоняется ко мне и шепчет в самое ухо:
— Будешь спереди ехать, а то ещё свалишься во время поездки.
Потом садится сзади, кладёт мои руки на высоченный руль, а свои кладёт сверху. Кожаные митенки холодят кожу моих кистей, но ощущение приятное.
— Вытяни вперед больную ногу, — снова шепчет. От этого шёпота, такого интимного и доверительного, внутри сжимается тугой комочек. — Старайся ей сильно не шевелить. И держись крепко за руль, будем нарушать, обгонять и мчаться, главное быстрее тебя до места доставить.
Подчиняюсь, на мгновение, забыв о своей больной ноге. Филипп пару раз нажимает ногой на рычаг и через несколько секунд мотор ревёт во всю, а мотоцикл подо мной начинает вибрировать. Эта вибрация успокаивает и будоражит одновременно. Никогда еще я не ездила на мотоцикле. Да я и на велосипеде-то ездить не умею. И никогда ещё я не встречала такого неординарного парня.
Снова нахлобучиваю на голову шлем, застёгиваю ремешок, и мотоцикл срывается с места.
3. Ветер и скорость
Мотоцикл несет нас вперед, а я сижу, зажмурившись и трясусь, как листок на ветру. Холодный ветер пронизывает до костей, и чувствую, как зубы начинают выстукивать затейливый ритм. Чечётка или босанова, но что-то определенно задорное и энергичное. Филипп сидит сзади, я надежно "заперта" меж его рук, его бедра обхватывают мои, а ладони он так и не убрал. Ситуация в любой другой момент казалась бы мне двусмысленной, если бы не сильная боль, которая мешает думать о чем бы то ни было другом. Молю всех богов — реальных или выдуманных, чтобы это безумное путешествие скорее закончилось. Слышу, как мощно ревет двигатель мотоцикла — этот звук заглушает все вокруг. Такое ощущение, что мою голову засунули в какую-то турбину, не смотря на то, что на мне шлем надет.
Мой извозчик глубоко дышит — чувствую, как вздымается и опускается его грудь, но я будто окаменела, даже как дышать забыла, настолько страшно. Этот огромный черно-стальной мотоцикл пугает, а настолько тесный контакт с молчаливым спутником тревожит — я не очень люблю, когда так неожиданно вторгаются в личное пространство. К тому же, совсем посторонний мне человек. Каким бы симпатичным этот человек ни был.
Я устала держать ногу на весу, но после одной единственной попытки ногу эту куда-то притулить, чуть не завизжала от боли. Ерзаю на сидении, уцепившись изо всех сил в рогатый руль.
— Не дергайся, — кричит Филипп на ухо. Наверное, если бы не шлем, я бы оглохла от его окрика.
Испугавшись, чуть подпрыгиваю на сидении и широко распахиваю глаза. Ох, лучше бы я этого не делала, потому что мотоцикл развил просто какую-то феноменальную скорость. В животе сжимается тугой комок, дыхание перехватывает — я никогда так быстро не ездила, даже, кажется, на каруселях ни разу с такой скоростью не кружилась. Перелом уже не беспокоит, теперь главное вообще выжить. В возможности хорошего исхода я почему-то все больше сомневаюсь. Наверное, я трусиха, но не могу полностью ему довериться, что-то мешает. Возможно то, что я никогда с такими необычными парнями знакома не была. Что у него на уме? Может быть, ему будет только в радость сбросить меня в ближайший сугроб?
Резко выдергиваю одну руку из цепкого захвата широкой ладони в кожаной митенке и срываю с головы шлем. Хочется верить, что со стороны мои телодвижения выглядят хоть немного, но эффектно.
— Какого черта ты решил нас угробить? — ору, повернув голову назад.
Филипп внимательно следит за дорогой, чуть прищурившись. Надеюсь, он морщится не из-за того, что страдает близорукостью — только подслеповатого водителя не хватало. Как будто, мало мне сегодня неприятностей.
— Зачем шлем сняла? — спрашивает, слегка вывернув в сторону руль, и мы заворачиваем в какой-то двор. Он оказывается сквозным, и мотоцикл через мгновение снова выезжает на дорогу.
— Почему ты так быстро едешь? — не унимаюсь, будто кто меня в бок иголкой тычет. — Мне и перелома хватает, к чему еще и сотрясение?
— Шлем надень и не будет никакого сотрясения, птичка, — ухмыляется нагло и самоуверенно, продолжая следить за дорогой. Наверное, он привык со своими байкершами так по-хамски обращаться, но я ему не они.
— Хватит меня птичкой называть! Нашёлся тут альбатрос, — моему возмущению нет предела. Да что этот бритоголовый дрыщ себе позволяет?
— Ну, ты и потешная, — Филипп уже откровенно смеется надо мной, не переставая при этом бойко лавировать в пробке, где нужно сбавляя скорость, а где и прибавляя до опасного максимума. — Потерпи меня еще немного, мы уже почти доехали.
Тяжело вздыхаю и перед тем, как отвернуться, на мгновение задерживаю взгляд на его лице. У Филиппа высокие скулы, чуть раскосые карие глаза, прямой нос и красиво очерченные губы с вечно блуждающей на них наглой ухмылкой. Чуть дольше, чем следует, задерживаю на них взгляд. Хочется ли мне их коснуться? Нет, конечно же, но они красивые, будто нарисованные.
— А почему ты сам не в шлеме? — почему мне это вообще должно быть интересно? Кто меня за язык вечно тянет?
— Потому что у меня один шлем, — снова эта усмешка, от которой мне немного не по себе. Не могу понять, что кроется за ней. — И я, как дурак, как распоследний рыцарь предложил его даме, а она не хочет носить. Безобразие! Это разбивает мне сердце!
— Придурок, — шиплю, резко отвернувшись.
Я бы еще много о чем могла ему рассказать, но вдруг чувствую, что мотоцикл замедляет ход.
— Приехали, — Филипп паркуется возле одноэтажного слегка обветшалого здания, над входом в которое большими буквами значится: "Травматология". Порываюсь слезть, но куда мне, если моя нога совсем отказывается работать?
— Только не дергайся, птичка, и не ори, а то брошу тебя здесь — будешь ползком к больнице двигаться.
Филипп слезает с мотоцикла и одним плавным движением берет меня на руки. От неожиданности даже не успеваю хоть что-то возразить. Чувствую щекой холодную кожу его куртки и слышу ровное сердцебиение над самым ухом. Этот звук успокаивает, и мне даже удается немного расслабиться, пока он быстро несет меня к входу. Он определенно сильный — чувствую себя пушинкой. Это чертовски приятное чувство, надо заметить.
— Подержите дверь? — слышу его ровный приятный голос, вопрос обращен к кому-то мне невидимому.
— Конечно-конечно, — это, вероятно, какая-то старушка. — Знаете, молодой человек, хоть по вам и не скажешь, но вы очень галантный джентльмен, — старушка жеманно хихикает. — Не часто встретишь сейчас молодых людей, согласных носить девушку на руках.
— О, милая леди, вы даже и не догадываетесь, какие безумные и романтические поступки я готов совершать ради любимой дамы.
Снова хихиканье и смех Филиппа. А он, определенно, умеет производить на женщин впечатление.
Не успеваю, как следует обмозговать способность моего спутника зачаровывать милых дам постбальзаковского возраста, как он уже садит меня на неудобный жесткий стул напротив какого-то кабинета.
— Посиди пока тут, я сейчас пойду, узнаю, как к доктору попасть, — и быстро уходит.
Смотрю ему в след, любуюсь его стремительной походкой и широкими плечами. Интересно, а у него есть татуировки? Никогда близко не была знакома с теми, кто украшает свое тело несмываемыми письменами. Мне интересно посмотреть, что скрывают его кожаные одежды. Тьфу ты, нужен он мне! Привез и на том спасибо. Стараюсь отвлечься и смотрю на снующих в разные стороны людей: кто-то на костылях, у кого-то загипсована шея, а кто-то и вовсе на инвалидной коляске. Неприятное место, ничего не скажешь.
Пока я размышляла, Филипп возвращается. Его окованные железом казаки сильно стучат и звякают цепочками при каждом шаге. Будто конь скачет, а не мужик средней комплекции.
— Потерпи, птичка, мои объятия еще чуть-чуть, — говорит, снова подхватывая меня на руки. — В этом клоповнике рентгенкабинет в самом дальнем конце коридора.
Тяжело вздыхаю, чтобы показать ему, как же он надоел, но в душе радуюсь — сейчас мне комфортно, каким бы странным он ни казался. Филипп несет меня легко, будто совсем ни грамма не вешу, а я стараюсь надышаться им — запах бензина, кожи и табака — мне нравится, как он пахнет.
— Можно?
— Входите! — грубый голос за дверью заставляет вздрогнуть. Я не люблю больницы, они пугают, но ситуация не терпит отлагательств — без врача я не обойдусь. Главное, чтобы в стационар не упекли.