Чувствительность возвращается медленно, вместе с ломотой костей и шумом в голове.
В горле пересохло, язык распух и занимает весь рот. Я открыла глаза, и свет неприятно резанул их, под веками защипало. Смутные пятна, прыгающие перед глазами, постепенно слились в очертания, и я увидела над собой странный потолок, словно переплетенный из множества ветвей. Потолок в форме купола, высокий, я лежу под самым его центром. Свет сочится из боковых просветов.
Наверно, я еще сплю, и мне это снится, подумала я. Этот потолок из ветвей, крики, покачивание кровати. А если не сплю, дело совсем плохо. Должно быть, галлюцинации от боли.
Что-то пощекотало щеку, и я медленно, превозмогая боль в шее, повернула голову. Сквозь щели, заменяющие здесь окна дует легкий ветерок, и сейчас он качнул тонкую, всю в мелких листочках ветку, что спускается с потолка.
Я захлопала глазами, картинка стала четче, и свисающие с потолка лианы прорисовываются все более отчетливо.
Раздался стон, и я поморщилась от того, как больно он впился в голову, с запозданием осознав, что стон издала я.
Осторожно, опираясь ладонями о что-то мягкое, я села и зажмурилась оттого, что голова закружилась. Открыла глаза и, отведя в стороны рыжие спутанные пряди, осмотрелась.
Я сижу на овальном холме с ровными краями, на грубой зеленой подстилке. Запах сена и листвы подсказывает, что мое ложе сделано из веток и травы. С груди сползло мягкое покрывало, то самое, из кареты, к нему прилипли сухие травинки… и… я обнаружила, что на мне лишь нательная рубаха. Правый рукав разорван, на локте дыра.
Я оглянулась — комната небольшая, меньше моих покоев, не больше комнатушки в башне. Круглая. Пол коричневый, шероховатый, точно покрытый корой дерева и даже кое-где густым зеленым мхом.
Я откинула покрывало и свесила ноги вниз. Сквозь тонкие шерстяные чулки ощутила неровности пола. А он здесь странно теплый. Я медленно приподнялась, но ноги почему-то подкосились, и я упала обратно на ложе. Стрельнуло в пояснице, больно заломил копчик, жидким огнем отозвались ребра.
Я сжала и разжала кулаки. Крепко зажмурилась, смахнула выступившие слезы и медленно встала. Расставив руки для равновесия, пошла к продолговатой горизонтальной щели между ветвями, видимо, заменяющей окно. Дойти почти удалось — лишь у самой стены ноги подкосились и пришлось вцепиться в ветку на уровне груди.
Я выглянула наружу и увидела только обилие ярко-зеленой листвы, переплетение веток, огромные горизонтальные и вертикальные стволы деревьев. Наверно, все-таки сплю, подумала я и зажмурилась. Открыв глаза и приглядевшись, я поняла, что напротив находятся две странные постройки, похожие на перевернутые птичьи гнезда.
Я ущипнула себя за руку, постаравшись вложить в щипок всю силу ослабевших пальцев, и ойкнула, так больно вышло. Значит, не сплю…
Богиня, где я?!
Я снова выглянула наружу и прислушалась. Крики внизу зазвучали более отчетливо. Они больше не кричат о смерти, боли, жизни, но три этих слова успели впиться в уши, проникли в голову, фоном пульсируют в висках.
На этом страшном фоне раздаются крики, звучащие коротко, отрывисто, похожие одновременно на лай и приказы.
Я свесила голову вниз и ахнула.
Далеко внизу ровная, почти круглая площадка, и по ней прыгают, бегают, кувыркаются полуголые люди. Даже с такой высоты видно, что у них загорелые, покрытые буграми мышц спины. Некоторые словно перечеркнуты черными и голубыми полосами. Практически голые, не считать же темные короткие обрывки на бедрах одеждой. Вот несколько из них сошлись в круг, ударили о землю длинными палками и набросились друг на друга. В голове снова зашумело, а я поняла, отчего моя комната на этой странной древесной башне качалась. Как еще сама башня не рухнула?
«Боже, где я?» — подумала я и тут же произнесла вслух: — Как я здесь оказалась? И почему я ничего не помню?
Стоило мне попытаться вспомнить последнее, что было со мной до пробуждения в этом странном месте, как перед глазами замелькали картинки.
Лошади… они встают на дыбы, оглушительно ревут… раздается лязганье волчьих зубов, острых, как ножи. Свист стали, удары, Андре падает на землю и в следующую секунду исчезает под серой копошащейся массой.
— Андре! Нет!
В глазах потемнело, и мир сузился до пульсации в висках, сознание накренилось и поползло куда-то в сторону, шершавая кора царапнула колени, ладони, лицо.
Я даже успела подумать, как хорошо, что я теряю сознание, сейчас, вот сейчас будет не так больно… Но, как назло, сразу за этой мыслью пришло осознание, что спасительной темноте не бывать!
— Не-ет! — заорала я и заколотила кулаками по шершавому полу, сдирая кожу с костяшек. — Нет! Нет! Не-ет!
Я поднялась, упираясь руками, вцепилась в часто переплетенные ветви перед лицом и принялась трясти их.
Комната зашаталась, сердце перехватило, но меня уже было не остановить.
— Что это за место?! Где я? Где?! Я?!
Сзади раздалось:
— Это Заповедные земли.
Я вздрогнула и оглянулась на низкий, с хрипотцой, женский голос и увидела, что в проеме ветвей, окруженная листвой, стоит незнакомка.
Видимо, оттого, что я сижу на полу и смотрю на женщину снизу вверх, она показалась мне прямо-таки исполинской — литые мускулы рук и ног, горделиво задранный подбородок, макушка уходит ввысь, в шелестящую листву.
На женщине короткая кожаная юбка, не доходящая даже до середины бедра, и кожаный лиф-нагрудник, с трудом удерживающий богатое содержимое декольте. Женщина шагнула вперед, и стало понятно, что волосы у нее черные, собранные на затылке в хвост, спускающийся по спине.
Черты лица хищные: выпуклые объемные скулы, тонкий нос, плотно сжатые губы. Лицо узкое и словно немного вытянутое вперед. Красивое, даже безупречное, если бы не тяжелый подбородок и хмурый вид.
Глубоко посаженные глаза под густыми сросшимися бровями карие, радужка словно полностью закрывает их, и от этого глаза кажутся совсем черными.
Маленькие, заостренные кверху уши, мочки практически отсутствуют.
Взгляд женщины тяжелый и какой-то презрительный, ее нос дернулся и немного сморщился. Мне показалось, что это из-за моих слез. Руки сами взметнулись к щекам, вытирая мокрые разводы.
Женщина презрительно скривилась, и моя догадка подтвердилась — ей действительно неприятны мои слезы.
— Тебе рано вставать, — сказала она. Манера говорить у нее отрывистая. — Хоть и все кости целы.
— Судя по ощущениям, не все.
Женщина снова скривилась и пожала широкими мускулистыми плечами.
— Тебя берегли по дороге, как не берегут щенков.
Пока я обдумывала ее слова, амазонка приблизилась ко мне, наклонилась, и мне показалось, что в тени ее зрачки сверкнули ярко-красным.
Я отпрянула, но наткнулась на ветки сзади, комната качнулась, и это вызвало улыбку превосходства на лице женщины.
— Рано встала, — повторила она. — Возвращайся обратно. Ну же! Вставай!
Цепкие пальцы обхватили мое запястье, и я успела заметить, что указательный и средний пальцы женщины одной длины.
В карих глазах отразилась досада, она пробормотала что-то про мешок с удобрениями и дернула.
От резкой, неожиданной боли из глаз снова брызнули слезы, я не сдержала короткое «ой!», когда оказалась на ногах. Женщина, оказавшаяся выше на голову, подхватила меня за талию и увлекла к кровати. Судя по тому, что подошвы не ощутили прикосновения коры, которой тут был покрыт пол, едва ли мои ноги вообще коснулись его.
Меня швырнули на кровать и я скривилась от боли, екнувшей в пояснице, в ребрах, но чудом сдержала стон, твердо решив не доставлять своей мучительнице удовольствия.
Но она все прекрасно поняла и без слов.
Сросшиеся на переносице брови чуть сползли вниз, вверх взметнулась мускулистая рука и молниеносно сорвала гибкую ветку, свисающую с потолка.
Сорванную ветку женщина швырнула рядом со мной.
— Жуй, — приказала она. — Это снимет боль. И даст сил. На какое-то время. Насколько это вообще возможно в твоем случае.
Она демонстративно оглядела меня, и я непроизвольно одернула белую нательную рубашку, открывшую при падении ноги.
Пристальный взгляд женщины такой холодный и тяжелый, что захотелось опустить глаза, забиться в самый дальний угол, сжаться в комочек и трястись, трястись, пока она не уйдет или хотя бы не перестанет смотреть.
Но что-то внутри меня словно приказывало не сметь отводить взгляд, и, не сводя глаз с женщины, я взяла ветку и рванула зубами листья.
Брови женщины поползли вверх.
Как назло, я откусила сразу целую макушку, и когда горечь наполнила рот так, что свело челюсти, было поздно. Желудок поднялся в горло спазмом, я принялась отплевываться, вытирать вновь брызнувшие слезы, а по надменному лицу женщины пробежала победная усмешка.
Я отбросила ветку в сторону, посчитав, что это была шутка, причем шутка плохого тона, и не сразу поняла, что боли в отбитых ребрах и костях почти не чувствую.
— Где моя одежда? — процедила я сквозь зубы, почему-то очень не хотелось, чтобы эта женщина в кожаных доспехах, со стальной мускулатурой и выражением пренебрежения на лице думала, что я ее боюсь.
Она пожала мускулистыми плечами, немного наклонила голову набок, словно раздумывая, отвечать или нет. Наконец сказала:
— Платье не выдержало пути.
Я нахмурилась. Кажется, мне снилось, что меня куда-то везут и что-то твердое впивается в ребра, беспомощно болтается голова на мягкой шее, подпрыгивая на ухабах…
— Его надо привести в порядок, — сказала я. — Где бы я ни находилась, я не буду ходить в одной сорочке.
Видимо, это насмешило женщину. Она коротко фыркнула и снова нахмурила брови.
— Приводи, — сказала она. — Здесь тебе нет слуг. Но в нем будет неудобно. Если даже удастся восстановить из обрывков.
— Удастся, — заверила я ее, вспомнив долгую зиму в башне. Хорошо хоть, рукоделие было под рукой.
— Где оно?
Женщина с видимым удовольствием развела руками.
— Понятия не имею.
— Значит, я сама найду, — сказала я и буркнула себе под нос: — Не ехать же в этом.
Брови женщины поползли вверх, в глазах сверкнули огоньки.
— Ехать? Интересно, и куда ты собираешься ехать?
Я заморгала, ощущая полный абсурд ситуации. Полуголая женщина разговаривает так спокойно и сдержанно, словно мы общаемся на светском рауте. Я вздохнула и со сдержанным достоинством ответила:
— У меня не так много вариантов. В герцогство Ньюэйгрин, домой.
— Вот как? А ты хорошо помнишь, как сюда попала?
Мое лицо исказило болью, в глазах защипало, ногти впились в ладони.
Перед глазами возник Андре, прозрачный, словно сотканный из воздуха, и я зажмурилась, замотала головой.
Я уже готова была позорно разреветься, но осознание того, что за этим последует полная презрения улыбка на лице моей странной хозяйки, отрезвило. Не будет леди Ньюэйгрин раскисать перед какой-то туземкой.
Туземкой… конечно! О них рассказывала старая Пепа, их я видела на картинках в книжках, которые привозил отец. Правда, у тех были перья в волосах…
Мой взгляд скользнул по стенам из переплетенных ветвей, по открытым рукам и ногам женщины. Я смущенно отвела взгляд, ощущая стыд за свое поведение. Ладно, эта женщина груба, но чего ждать от туземки?
Но ведь хороша наследная герцогиня, право слово!
— Простите, я, наверно, не с того начала… — проговорила я. — Мое имя Лирей Анжу Альбето, я наследница герцогства Ньюэйгрин… Как я попала сюда, я не вполне хорошо помню. Дело в том, что мы ехали в герцогство Делла-Ров с моим женихом. На нашу свадьбу. — Почему-то я посчитала нужным это пояснить. — По дорогое на нас напали. Волки. Оборотни. Завязалась драка, и моего жениха убили.
Я перевела дыхание, не веря в то, что произнесла это вслух, и сама поразившись тому, как буднично это прозвучало.
— Потом я ничего не помню. Мне кажется, волки похитили меня, был дождь, да, я почти в этом уверена, я слышала запах псины, и я ничего, ничего не помню… Должно быть, меня нашли ваши люди. Или даже вы. Или, может… отбили у оборотней? Вы отбили меня у оборотней, да? А я даже не поблагодарила вас… Надо же… Но стоит мне добраться до своих, я щедро отблагодарю… Простите мою грубость, я ведь даже не сказала вам спасибо, за то, что спасли меня…
Я запнулась, смущенная молчанием хозяйки. Она слушала мою речь чуть склонив голову вбок, ноздри ее расширились, вздернув губу, брови слегка приподнялись. Услышав последнюю фразу, женщина моргнула и переспросила:
— За что ты благодаришь?
— За то, что спасли меня от оборотней, — повторила я, подумав, может, она плохо понимает меня — вон и говорит коротко и отрывисто, должно быть, чтобы мне было понятно. Наверно, мы говорим на разных языках… Но потом вспомнила, что разбудили меня крики, и слова я вполне отчетливо понимала, если это не привиделось мне от боли… Я прислушалась — кажется, внизу тихо.
— А что там, внизу?
— Внизу?
— Ну да. Я слышала крики и удары. Такие глухие, о землю. Даже показалось, это комната качается. Поэтому я проснулась.
— А, — коротко ответила женщина и посмотрела на меня пристально, точно не может во что-то поверить. Потом все же сказала: — Учения.
— Учения?
Женщина кивнула.
— Боевые.
А я утвердилась в мысли, что я у туземцев. Конечно, они все еретики, и Церковь, должно быть, наложит на меня епитимью, если вообще не отправит в монастырь, прикарманив деньги отца, но все же лучше так, чем попасть к оборотням. Да и все равно, раз нет Андре… нет Андре… Ну уж нет, только не сейчас. Подумаю об этом по дороге домой. А лучше дома. Я буду плакать о нем дома!
Я снова помотала головой, отгоняя ненужные мысли. Сейчас главное — привести в порядок одежду и отправиться домой.
Словно прочитав мои мысли, женщина спросила:
— И на чем ты поедешь?
Я захлопала ресницами. Как это на чем?
— Найму экипаж, — ответила я ей.
Женщина снова фыркнула. Я достаточно пообщалась с ней, чтобы понять, что сейчас она рассмеялась.
— Даже любопытно будет на это посмотреть, — сказала она. Лицо ее посветлело, точно ей на ум пришла какая-то крайне удачная мысль, и она добавила: — Хорошо, что я не убила тебя.
Я часто заморгала, усиленно внушая себе, что ослышалась.
Ни единый мускул не дрогнул на лице моей хозяйки, и я подумала, что да, показалось. Но она сделала шаг к кровати, и я, взвизгнув, подпрыгнула, зачем-то натянув покрывало до самых глаз.
— Не бойся, — сказала она. — Я хотела убить тебя, но другие оказались против. Ты слишком слаба и все равно не проживешь долго, поэтому нет смысла убивать тебя сейчас. И я не пойду против голосов с… своих.
Я испуганно заморгала. Впервые кто-то рассуждает о моей смерти. И это звучит так… обыденно. Богиня, куда я попала?!
Дома никого не беспокоила моя жизнь, здесь же, похоже, никого не волнует моя смерть.
Заикаясь, я спросила:
— Чт-то в-вы за народ?
— Мы зовем себя свободными, — ответила женщина.
Неправильно истолковав недоумение на моем лице, она сочла нужным пояснить:
— Можешь звать нас свободный народ.
Я заморгала и поспешила кивнуть.
— А как тебя зовут? — спросила и ощутила себя полной дурой. Только что эта женщина сообщила, что собиралась убить меня, а я тут расшаркиваюсь, как на балу… Но надо же как-то обращаться к ней!
Женщина недоверчиво прищурилась, и мне снова показалось, что ее глаза сверкнули красным. Наконец она сказала:
— Вилла.
Я кивнула и пробурчала что-то вроде того, что мне очень приятно, мысленно ругая себя последними словами.
— Вил… ла, — сказала я. — Мне нужно умыться… и…
Наткнувшись на ничего не понимающий взгляд, я запнулась. Женщина тоже не спешила говорить, и я продолжила:
— Да, умыться… И поискать свою одежду, и пора, наверно, домой, ты просто покажи мне дорогу на какой-то из трактов, где можно поймать экипаж… Впрочем, если ваши люди, люди свободного народа могут проводить меня, я буду очень благодарна, да что там благодарна, я отблагодарю их как следует! Я хотела сказать…