— Не знаю. Не зна-ю! Время покажет. Уже скоро весна…
Тир медленно вышла, глядя себе под ноги, а добродушная толстуха лишь вздохнула ей вслед.
Молодая норвежка не смогла заставить себя снова пойти в свою комнату и тем самым разлучить влюбленных. Усмехаясь своей неожиданной деликатности — госпожа мается по дому, потому что в ее постели целуются ее же рабы — Тир вышла в помещение, где содержались домашние животные.
Она сама оседлала своего любимого серого в яблоках жеребчика и, отворив входную дверь, вывела его в светлую северную ночь. Девушка тронула поводья и не спеша поехала прочь от дома. Однако постепенно шаг лошади все ускорялся и ускорялся, пока она не понеслась по снежной равнине так, что ее длинный хвост образовал одну стремительную линию со спиной, стелясь по ветру. Вихрем пролетела Тир вдоль изрезанного побережья, не снижая скорости миновала спящую рыбацкую деревню, заставляя ее жителей тревожно выглядывать из дверей, ворча:
— Когда-нибудь эта ведьма сломает себе шею, Локи [3] ее побери! И куда несет посреди ночи?
Внезапно конь вынес всадницу к обрыву, и она осадила его у самого края. Внизу что-то бормотало сонное море. Норвежка замерла, глубоко вдыхая холодный влажный воздух. Бешеная скачка, как это обычно и бывало, вернула Тир спокойствие духа. Дремавшие в ней силы, сути которых молодая женщина пока не изведала, а потому не понимала и боялась, иногда начинали шевелиться, подобного огромному сонному зверю, и тогда она седлала коня…
Домой Тир возвращалась уже не спеша. Конь, практически предоставленный сам себе, неторопливо бежал знакомой дорогой, издалека чуя тепло и уют привычной конюшни.
— Опять гонялась за призраками? — с самого порога приветствовала ее Аса.
— А ты-то чего не спишь?
— Не могу, пока дверь нараспашку. И тебе не стоит мотаться по ночам наедине со своими странными идеями.
— Только безумец может сунуться к Тир Серебряной Рыси, даже если она едет одна, — высокомерно ответила молодая женщина.
— А что, их мало на дорогах? — возразила Аса, думая совсем не о них, а о недавнем госте, не по своей воле покинувшем дом госпожи.
Сукин сын затаил злобу. Это очевидно каждому, кроме этой сумасшедшей гордячки…
«А может, она как раз очень хорошо все понимает? — Аса с беспокойством взглянула на госпожу. — Тогда она, должно быть, сама ищет встречи с роком, испытывая то ли себя, то ли его».
Тир подошла к своей спальне, поколебалась мгновение, прислушиваясь, потом подняла руку, чтобы постучать, но, осознав всю комичность ситуации, решительно толкнула дверь. В комнате царил полумрак, лишь в камине тлели дрова. Гай спал, по-мальчишески подложив обе ладони под щеку. Куини сидела у самого огня и неотрывно смотрела на его переливы.
— Иди спать, — негромко произнесла Тир.
Девушка нерешительно поднялась.
— А как же он?
— Никуда он не денется.
— Может все-таки лучше я…
— И это говорит благовоспитанная дама! Ночь наедине с молодым красавцем-мужчиной… Что станет с твоим добрым именем, леди Реджина?
— А ты можешь быть злой, — негромко ответила ей Куини и медленно пошла к выходу.
Тир перехватила ее на полдороги.
— Не обижайся. Иногда слова летят впереди мыслей. Я не хотела причинить тебе боль.
— Ты имеешь на это право, не так ли? К чему тогда извинения?
— Иди, — решительно сказала норвежка.
Девушка вышла, а Тир, хмурясь, начала стелить себе на тахте. Сердилась она на самое себя за внезапно проснувшуюся сентиментальность, которая делала ее отношения с молодой рабыней более чем странными и запутанными.
Несмотря ни на что Тир заснула сразу, едва голова ее коснулась подушки, а проснулась внезапно. Будто кто толкнул ее в бок. В комнате, лишенной окон, стояла абсолютная тьма. Дрова в камине уже давно догорели. Сонно потягиваясь, Тир поднялась и на ощупь нашла подсвечник и огниво. Теплый желтоватый свет выхватил из мрака стройную фигуру молодой женщины.
Приоткрыв один глаз и затаив дыхание, Гай наблюдал за гибкими движениями обнаженной красавицы. Под утро в комнате стало довольно холодно, и небольшие розовые соски Тир поднялись, словно их долго целовали… Молодой человек ощутил острый приступ желания. У него слишком давно не было женщины, и теперь столь соблазнительное видение подействовало на него просто оглушающе. Этому не смогли помешать даже раны и потеря крови.
Наверно, Гай слишком громко втянул в себя воздух, или просто изменился ритм его дыхания, но Тир, легкая словно лань, мгновенно оказалась в своей постели и, натянув одеяло почти до глаз, испытующе уставилась на молодого рыцаря. Он был неподвижен. Постепенно расслабившись, норвежка потянулась к своей одежде. Быстро оделась, прибрала постель и выскользнула из комнаты.
Только тогда уже совершенно одеревеневший Гай позволил себе шевельнуться и начать дышать полной грудью.
«Иисусе!»
Он и представить себе не мог, что бы произошло, если бы Тир обнаружила, что за ней наблюдают!
«Черт! Она оказывается изумительно красива, даже нежна… Я никогда и не думал… Кольчуга и мечи — это Тир, а вот розовые соски, поднявшиеся от холода, и округлая маленькая попка, украшенная двумя ямочками… Нет. Неужели это тоже Тир?»
Чисто мужская улыбка расплылась на бледном лице рыцаря. Потом глаза его вновь медленно закрылись. Он еще успел подумать о сосочках, венчавших острые грудки его Куини, которых он вчера даже не осмелился коснуться, не то что увидеть, и Морфей вновь принял раненого англичанина под свое мягкое крыло.
Аса уже возилась на кухне.
— Ну, как наш герой?
— Похоже, подсматривал за мной, пока я одевалась.
— Значит, идет на поправку, — удовлетворенно хмыкнула повариха и вновь отвернулась к плите.
— Зачем Харальду было убивать его? — Тир наконец-то вслух высказала мысль, которая мучила ее. — Ведь его люди наверняка действовали не самостоятельно, а по указке…
— Аттердаг скверный человек, и ему просто доставляет удовольствие творить зло. К тому же он мстителен… О! Уже машет рукой! Послушай меня, перестань мотаться ночью по округе…
— Он не посмеет.
— Как бы не так!
— Харальд трус.
— Трусы смелеют, сбиваясь в стаи.
— Не хочу больше говорить об этом.
— А о чем же?
— Когда рожать Ханне? — это была молодая жена одного из дружинников Тир.
— Со дня на день.
— Бедняжка.
— Почему это?
— Ну… не знаю. Все это как-то не очень приятно. Такие муки и ради чего? Ради удовлетворения мужских амбиций?
— Балда! — коротко отрезала Аса. — Как есть балда!
— Ни за что не подпущу к себе ни одного мужика!
— Неужели тебе не хотелось бы иметь малыша?
Тир смешалась. Потом робкая улыбка тронула ее губы.
— Малыша? Может быть…
— Ну, так вот что я тебе скажу. Непорочное зачатие вещь чрезвычайно редкая!
Молодая женщина рассмеялась.
— Да и я в девы Марии не гожусь.
— Э-хе-хе! Я бы тебе сказала, для чего ты годишься, да ты ведь все равно не послушаешь.
— Ну, скажи, скажи.
— Из тебя бы вышла честная и надежная жена для какого-нибудь хорошего человека. Ты родила бы ему здоровых сыновей и воспитала их смелыми и смышлеными.
— А что бы получила за все это я?
— Смысл и полноту жизни, за которыми ты и гоняешься ночами, изматывая лошадей.
— Вот уж нет.
— А тогда ради чего все это? — Аса развела руками. — Власть? Она у тебя есть. Золото? Его у тебя столько, что не истратить за всю жизнь. Да по-настоящему оно и не интересует тебя. И потом… Кому ты это все оставишь? Кто придет после тебя?
— Боюсь, тогда это будет интересовать меня меньше всего…
Тир много раз пыталась представить себя в той роли, о которой ей постоянно толковала мудрая толстуха, но… Она видела своих детей, дом… Но мужа? Каким должен был оказаться человек, ради которого стоило бы поступиться столь трудно обретенными свободой, независимостью… Да что там! Которого она смогла бы полюбить всем сердцем, потому что ни на что другое она бы размениваться не стала. И еще большой вопрос, захочет ли он принять ее… С грузом прошлого, весьма нетривиальным настоящим и более чем высокими требованиями.
Как-то она поделилась этим с Асой, но та лишь откровенно высмеяла ее.
— Когда придет любовь, голубка, ты и не вспомнишь о своих теориях. Уж поверь мне!
Глава 6
Неспешно протек февраль. Сэр Гай уже вполне оправился от своих ран, хотя на ристалище еще чувствовал себя неуклюжим и слабым. И это было не единственное, что, кроме постоянного гнета рабского положения, мучило его.
Нежная доверчивость Куини, которая полностью раскрылась навстречу его чувству, погружала рыцаря в блаженство, но все же что-то останавливало его — сэр Гай оттягивал сладостный момент, который должен был сделать их любовниками. Он хотел овладеть не только девственным телом леди Реджины Гилфорд, ему нужна была вся ее жизнь, которую он мечтал прожить рядом с ней, разделяя печали и радости, зачав и вырастив детей, понянчив внуков… Он хотел ее в жены!
Сдержанность давалась ему с трудом, особенно потому, что он видел — Куини приняла решение и готова идти с ним до конца, куда бы он ни захотел ее вести. Она отдавалась ему… И эта власть, эта ответственность заставляла рыцаря смотреть на положение вещей с совсем иной, ранее недоступной ему позиции.
Он видел, что Тир искренне привязалась к своей чистой, доброй и отзывчивой пленнице и частенько гадал, к чему это может привести. А вдруг норвежка захочет подарить ей свободу в обмен на выкуп, который, несомненно, могли заплатить Гилфорды? Что тогда? Сам он, будучи третьим, самым младшим сыном в не самой богатой семье вряд ли мог рассчитывать на что-то подобное… Гай даже и не пытался… Итак, он остается здесь, а Куини получает свободу. Тогда, лишив ее невинности сейчас, он может сломать ей всю жизнь. Как поступит с ней ее будущий муж, если узнает… При мысли о каком-то другом мужчине, который сможет на законных правах быть хозяином нежной, доверчивой Куини, обладать ее соблазнительным телом, Гай до хруста стискивал зубы.
Хорошо, быть может, ему все же удастся бежать… Или иным способом обрести свободу… Что он может предложить ей? Ни земель, ни денег. Только честное имя, верная рука и сердце, исполненное любви…
От заинтересованных наблюдателей, какими были Аса и Тир, не укрылись эти внутренние метания молодого человека. И если норвежка молчала, то дородная повариха говорила за двоих.
— Что ты надумала делать с ними? — однажды подступила она к хозяйке, уперев руки в объемистые бока.
— Отстань, Аса.
— От тебя зависит их счастье. Я же вижу, что оба нравятся тебе.
— И что, по-твоему, из этого следует?
— Отпусти их.
Тир расхохоталась.
— Ты, должно быть, ума лишилась, толстуха! С какой это стати я буду раздавать свободу своим рабам?
— Я чувствую, что это будет правильно, Тир. Даже мой толстокожий увалень Эрик сразу почувствовал — тебе в руки попала необычная девочка. Ее появление может многое изменить и в твоей собственной жизни.
— Не городи чушь, Аса. Я всегда считала тебя разумной женщиной.
— Иногда надо верить не уму, а чувствам, Тир. Попробуй и не успеешь опомниться, как прикажешь спустить на воду ладью, и попутный ветерок понесет ее в сторону Туманного Альбиона.
— Где девчонку тут же отдадут замуж за какого-то старого мерзавца, из-под носа которого я ее увела.
— Прошло почти полгода. Многое могло измениться. Быть может из Святой Земли вернулся ее брат, да и сэр Гай не мальчик и способен постоять за свое.
— Ты утомляешь меня, Аса.
— Парень, того гляди, наделает глупостей. Посмотри на него.
— Он знает, чем это может кончиться! Я последний раз говорю — отстань.
Но сердобольная повариха вновь и вновь с убедительностью стенобитного орудия высказывала свои суждения госпоже. Пролетел март. Огромная двадцатитрехметровая ладья была подготовлена, а затем спущена на воду, готовая пуститься в далекий путь. С каждым днем Тир становилась все мрачнее, и чувства ее, словно в зеркале отражались на челе молодого англичанина. Что-то носилось в воздухе. И это были не только ароматы весны, распускавшейся зелени и нагретой солнцем земли, которыми упивалась Куини. Кроме нее все в большом доме чувствовали приближение шквала перемен. Но первый порыв налетел совсем не с той стороны, откуда его ждали.
В начале апреля снова приехали гости, которых по неписаному закону каждый хозяин обязан был принять, накормить, приютить на ночь. Это были торговцы с юга. Пользуясь моментом, Тир хотела продать им меха, а взамен получить соль, оружие и кое-какие приятные мелочи. За суетой никто не заметил, что одного из прибывших явно не интересует процесс торговли. Он лишь прохаживался по дому, заглядывая во все комнаты, потом, видимо, нашел, что искал и присел в уголке.
Накрыли ужин. Куини, как обычно в такие дни, не выходила с кухни, а поздно вечером сразу поспешила в свою комнатку. Девушка уже давно спала, когда пирующие угомонились, и дом наконец-то погрузился в тишину.
Разбудила ее чья-то шершавая рука, плотно зажавшая ей рот. Девушка распахнула глаза и попыталась закричать, но сумела издать лишь сдавленное мычанье. Человек, склонившийся над ней, расчетливо ударил Куини в живот, и пока она, скрючившись, пыталась вздохнуть, засунул ей в рот кляп, а потом для верности притянул его куском материи, закрепив его узлом на затылке. После скрутил ей веревкой запястья, щиколотки и, взвалив легкую добычу на плечо, вышел, стараясь не шуметь. Словно тень, скользнул он через зал, где на импровизированных постелях спали торговцы, к которым он примкнул незадолго до того с тем, чтобы получить возможность осуществить задуманное. В конюшне он сбросил Куини на сено, споро оседлал коня. Перекинув брыкающуюся девушку через лошадиную холку, он отодвинул тяжелый засов и выбрался из дома. Вскоре топот копыт стремительно уносящейся прочь лошади стих вдали…
Все произошло так быстро, что Куини, еще чувствовавшая дурноту после жестокого удара в солнечное сплетение, никак не могла собраться с мыслями и осознать, какая же новая беда навалилась на нее. Все ее помыслы были сосредоточены на том, чтобы ее не вырвало. С кляпом во рту это могло оказаться фатальным. Впрочем, ехали не долго. Через час ее похититель придержал коня. Куини краем глаза смогла разглядеть чью-то стоянку и людей, рассевшихся вокруг огня. Ее немилосердно сдернули с лошади, а затем поставили в круг света, который образовывал костер. Чьи-то руки развязали и вытащили из ее рта кляп. Куини подняла голову, отбросив с лица непослушные вьющиеся пряди — перед ней, усмехаясь, стоял Харальд Аттердаг. Через его левую щеку шел свежий, едва подживший шрам.
— А вот и ты, милая, — прорычал викинг.
Сердце в груди девушки прыгнуло, живот подвело, желудок мучительно сжался… И столь долго сдерживаемая рвота стремительно изверглась из ее рта прямо на штаны и сапоги похитителя. Последовавшая за этим тишина, а потом взрыв гомерического хохота повергли девушку в такой ужас, что она, как мышь на удава, не мигая, уставилась в покрывшееся смертельной бледностью лицо Харальда. Викинг прошипел что-то не разжимая губ и наотмашь ударил Куини по лицу. Лишившаяся сознания девушка рухнула на землю.
Эрику Рыжему почему-то было неспокойно. Повозившись, но так и не сумев заснуть бородач поднялся, натянул штаны и отправился в обход дома. Везде было тихо. Уже начиная успокаиваться, он побрел обратно к себе, как вдруг почувствовал босыми ногами сквозняк. Хмурясь, гигант двинулся к выходу из зала и, переступив порог хлева, замер — входная дверь была приоткрыта. Опытный воин немедленно перевел взгляд на стойла, где в тишине переступали ногами лошади и точно, — одной не хватало. Выругавшись сквозь зубы, Эрик первым делом помчался за оружием, а потом, растолкав жену, отправил ее будить госпожу.
Тир появилась уже в полной боевой готовности — ножи в голенищах, мечи в перевязи за спиной, стилет удобно спрятался под рукавом плотной льняной рубахи, подбитой шерстью.
— Что?
Эрик обрисовал положение.
Тир шагнула к лавкам, на которых храпели, причмокивали и свистели носами заезжие гости. Пропажа обнаружилась сразу — вместо восьмерых, приехавших вчера, осталось только семеро. Теперь нужно было выяснить, что умыкнул ночной тать. И если Тир в первую очередь собиралась осмотреть свои кладовые и грузы самих торговцев, то Аса, влекомая предчувствием, прямым ходом отправилась в каморку Куини… Вскоре на подгибающихся ногах она вернулась в зал.