Невинная для дракона
Глава 1
— Дарф, дорогой Дарф, — выпустили полные губы Илисы имя моего новоявленного мужа.
Золовка, голубоглазая, белокурая, худощавая, с птичьими косточками, девушка в кремовом платье, смотрела на меня округлившимися глазами, хлопая загнутыми к верху ресницами.
— Дарф. Желаю вашему союзу счастья, нерушимых уз и долгих лет совместной жизни. Надеюсь, тебя хватит намного, — говорит, продолжая бросать на меня небрежные взгляды, как на не имеющую никакой ценности вещь на прилавке.
Но поздно ей призывать к разуму своего брата, хотя видно, попыток было множество. Дело сделано. Дарф выбрал меня. Церемония венчания прошла самым подобающим и достойным образом. Пышно, феерично, и Дарф, светловолосый, высокий, плечистый, с фигурой атлета, роскошный мужчина стоял рядом со мной, будто воплощение бога силы и молодости, принимая поздравления своих родственников, которых, увы, было больше, чем моих. И от этого я чувствую себя немного зажатой и стесненной, даже какой-то чужой на собственной свадьбе. Но я стараюсь держаться изо всех сил, ведь скоро все закончится. О том напоминало закатывающееся за навесы и высокие кровли каменного дворца Хард-Роесс солнце. Только легче мне не становится. От одной мысли, что скоро я окажусь с герцогом Дарфом наедине, меня бросает то в жар, то в холод, как, в общем, и должно быть с юной леди. Пусть и готовилась к тому, а внутри сворачивался клубок дурного предчувствия.
— Спасибо, родная, — отвечает бархатным голосом муж, целуя сестру в напудренную щеку, которую та подставляет нарочито манерно.
Я отворачиваюсь, не желая видеть касаний ее вытянутых губ о щетину мужчины. Дышать. Главное, дышать глубоко. Вдох-выдох. Вот так. Но стягивающий корсет почти не позволяет набрать полную грудь воздуха, и от недостатка его к концу дня начинает темнеть и расплываться в глазах, к тому же нещадно зудят ступни от узких туфель на невысоком, но все же каблуке. Мне их хочется снять и ходить босиком по прохладной траве. Ко всему жарко от слоя юбок, на спине проступила испарина. И я вновь в плену тревоги, изнеможенная от усталости и жажды.
Я отвлеченно цепляюсь взглядом за хрусталь, наполненный бордовой жидкостью, но мне не хочется туманить голову пьянящими напитками, хочется просто воды. Облизываю губы, исследуя заполненный различными блюдами стол, окруженный десятками гостей: нарядных, разодетых в бархатные и атласные платья дам и мужчин в строгих фраках. Как назло, и слуг поблизости не оказалось — они сегодня уже с ног сбились, выполняя поручения лакеев.
Невольно мое дыхание замирает, когда я поднимаю взгляд от тонущей в тенях террасы выше, на многоэтажный каменный дворец. В горле перехватывает от открывшейся мне красоты. В живописное фиалковое небо врезаются островерхие крыши бешен, украшенные шпилями. Но меня привлекает не сам дворец, достойный не меньшего внимания, а небо, огромные глыбы облаков, таких мощных, тяжелых, что плывут по воздуху над поместьем, делая меня крупинкой в их величии. Даже дух захватило. Кажется, будет гроза. Взять бы холст и краски, уединиться под вон тем ракитовым деревом в дальнем конце сада и наносить мазки на грунтованную ткань. Пожалуй, дворец Хард-Роесс был одним из самых сказочных мест во всем городе Тарсии. Небо здесь казалось ниже, чем где-либо еще. Я усмехнулась — кто бы мог подумать, что я стану частью этого прекраснейшего места, ведь каких-то пару недель назад я и не догадывалась, что стану женой одного из наследников рода…
Когда муж принимает очередное поздравление от своих друзей, я рассматриваю маленькую скульптуру гибкой фигурки обнаженной девы, упирающейся руками в грудь чудовища — мощного дракона. Я будто сама каменею, завороженная и очарованная искусной красотой, слепленной явно мастером. Его бы я тоже нарисовала, и эта возможность у меня еще будет — здесь теперь мой дом.
Вздрагиваю, кода вид заграждает тень, мой взгляд упирается в мужскую фигуру на фоне белоснежной скульптуры. Джерт, старший брат мужа, выглядит мрачно. Я вижу его второй раз за день, но от его вида меня бросает в дрожь, неприязнь, возникшая против моей воли, ознобом пробегается по спине и падает холодным комом к пояснице. Влиятельный герцог империи Гротвер-Вис, старший брат мужа, женат не один год, но это ему не мешает иметь у себя множество любовниц, которых он не скрывает, приводя в свой дворец. От того репутация его в последнее время весьма сомнительна. Джерт хорош собой, правда с братом они совсем не похожи. У старшего каштановые волосы, завитые в мелкие колечки, падающие на лоб, глаза с чуть приподнятыми уголками под прямыми бровями расставлены друг от друга широко и имеют зелено-бежевый цвет, светлый, почти прозрачный, что придает ему при особом тусклом освещении взгляд хищника. Фигура матерая и коренастая, смуглую кожу подчеркивает черный фрак.
Джерт въедается в меня каким-то жадным, не скрывающим похоти взглядом. Смятение поднимается во мне мутным осадком, я торопливо отворачиваюсь, сглатывая сухость, мои пальцы напряженно начинают теребить ленту платья, хоть и стараюсь не показывать волнения.
Слава Всесущей, последняя пара гостей уходит от нас, оставляя наилучшие пожелания новобрачным, и мне уже не до чего. Ощущаю лишь назойливый взор Джерта на своем теле, будто против моей воли он меня трогает везде, где вздумается. Хотелось бежать прочь.
— Все хорошо, Урана? — спрашивает Дарф.
Вскидываю голову и тону в глазах мужа, золотистых, как дорогое выдержанное вино в тех бокалах на подносах.
Я никогда не сталкивалась с графом Дарфием Роесс ни на вечерних балах, ни где- либо еще, да и в последнее время не посещала светские беседы из-за бедственного положения, в котором оказалась вся моя семья. Мы виделись с ним всего лишь дважды до венчания и третий раз — в этот день.
Прикусываю язык и гоню прочь скверные мысли, об этом лучше сейчас не думать. Улыбаюсь, как и подобает счастливой леди, не нужно давать себе повод для уныния. И жалеть себя не стоит, хотя бы ради отца, матери и сестры. В конце концов, как заверила меня матушка, мне, или нам, повезло, что герцог Дарф Роесс выбрал жены именно меня. Хотя она всегда пророчила, что такая красавица, как ее дочь Урана Адалард, не останется без достойного внимания. Ее пророчества сбылись. Правда не хотелось, чтобы таким образом — в брак по нужде. Все это омрачает меня так сильно, что я едва справляюсь с вновь накатывающими чувствами.
— Устала немного, — отвечаю, скрывая за улыбкой отчаяние и одиночество.
Слухи говорят, что это была прихоть Дарфа — взять меня в жены, родители не одобрили его решения взять наследницу теряющего титул рода Адалардов. Мои родители так осторожно подвели меня к этому, что я теперь и не знаю, чье было решение, мое собственное или их. Теперь уже неважно. Как бы там ни было, этот союз оказался нашим спасением, возможностью хоть как-то подняться и выбраться из той ямы, в которую столкнула нас болезнь отца.
Заиграла музыка, выводя меня из задумчивости. Стало шумно, и прямо на глазах все гуще стали опускаться на поместье густые сумерки, а небо приобрело сливово- синий цвет. Подул холодный ветер, повеяло душным запахом благоухающих роз, нагоняя на меня трепет и волнение.
— Нам пора, — склоняясь к самому уху, обжег дыханием Дарф.
Я повинуюсь желанию мужа и, с приклеенной к губам улыбкой раздаривая щедро гостям свое очарование, робко следую за ним, слыша за спиной смешки и осуждение. Я пытаюсь отгородиться от них, но тщетно, очередной косой взгляд, словно нож в самое сердце, делает меня уязвимой.
Мы проходим каменные столбы, оплетенные дикой розой, зеленые листья треплет усиливающийся ветер. Ведомая Дарфом, я захожу в гостиную в золотых и белых тонах, мы минуем пустые комнаты и входим в покои мужа. Все происходит очень быстро, я ощущаю только грохот собственного сердца. Погружаюсь в мягкий свет зажженных в высоких канделябрах свечей. Дарф закрывает двустворчатые двери, и нас окутывает тишина, вся суета и празднество остаются снаружи, слышно только из узких высоких окон смех, музыку, громкие возгласы и разговоры, но все это меня не тревожит, когда я чувствую, как ладонь мужа обхватывает мои пальцы, чуть сжимая, а в солнечном сплетении сворачивается ком страха. Дарф склоняется, светлые пряди падают на высокий лоб, оттеняя золотисто-янтарные глаз, такие глубокие, теплые. У меня начинают дрожать колени. Его губы, обрамленные светлой щетиной и усами, так близко и пахнут сладким вином. Меня никогда еще не целовали. Не целовали по-настоящему, пылко и жадно. Лорд улыбается, я смотрю на красивую линию его губ и почти не дышу.
— Не волнуйся так, — успокаивает муж, подхватывая темный локон волос с моей щеки.
Лицо горит, оно пламенеет под его внимательным и пытливым взором, затуманенным, хмельным.
— Просто расслабься, — шепчет приглушенно. — Урана, ты такая красивая, я никогда не видел таких глаз, они как серебро, чистые, сияющие. И волосы роскошные, с отливом красного дерева, — он вынимает шпильку из волос, потом другу, третью, волосы рассыпаются по плечам волнами к самой пояснице.
Я опускаю взгляд. Дарф оказался еще и красноречив, это окончательно надламывает всю мою уверенность, и в этот самый миг Дарф пронизывает мои волосы пальцами, обхватывает затылок и впивается в мои губы. Я охаю, но мой вздох вбирают жадные влажные губы мужчины, что принялись сминать и ласкать настойчиво и даже грубо. Он весь горит, я это чувствую даже через расшитый золотой нитью камзол, упираясь руками в каменные мышцы, как та самая статуя- дева.
— Дарф, — шепчу я, глотая воздух, мне его панически не хватает. — Дарф, — пытаюсь, отстраниться, — не так быстро.
Моя мольба была услышана, муж застыл, дыша тяжело, надрывно.
— Да, я понимаю, — наконец, внял он и убрал руки.
Даже не посмотрел мне в глаза, отошел, подхватывая с бархата бутылку вина, откупорил. Его движения резкие, напряженные, кажется, он не совсем доволен, и меня колотит от волнения еще больше. Я ведь должна быть послушной, ублажить его в эту ночь. Я отвлекаюсь, рассматривая комнату. Деревянные стены, обитые массивной бархатной драпировкой темно-бардового цвета, украшенные резьбой, на окнах балдахины под цвет драпировки, тяжелыми складками падают к полу. Наверняка здесь днем сумрачно, я люблю полумрак — он вводит меня в спокойное состояние, и сейчас он был кстати — тени скрывают изгибы моего тела от жадного взгляда герцога. Дарф одним движением руки наполняет хрусталь, подхватывает бокалы, приближается ко мне, протягивая один.
— Ты, наверное, пить хочешь, — пытается разговорить и расслабить, вкладывая в мои пальцы сосуд с напитком.
Но только пальцы, ставшие совсем непослушными, не удержали его, бокал выскальзывает, падает и разбивается вдребезги, расплескивая вино. Я охаю, Дарф легко касается моей щеки. Опрокидывает вино в себя, осушая до капли, роняет бокал.
— На счастье, — обворожительно улыбается.
С недоумением смотрю на него, а он одним рывком подхватывает меня на руки и несет на ложе, опуская на гладкую шелковую постель. Я помню о том, что будет боль, что в первую ночь с мужчиной ничего приятного не будет, я подготовлена, но все же страх скручивает тело, сжимает в тиски, сковывает, и охватывает смятение. Я жалею, что там, на фуршете, не выпила проклятый бокал вина. Знала бы, какая робость меня охватит, несомненно выпила бы, и даже не один бокал. Дарф стягивает с себя богатый камзол, не выпуская меня из плена своего распаленного взгляда, расстегивает рубашку, оголяя крепкую грудь, покрытую золотистыми, как его кудри, волосками. Да. Он был, несомненно, идеален, возможно немного позже он станет мои вдохновением, чтобы взять полотно и кисти. Дарф выпускает рубашку из штанов, развязывая тесьму, я закрываю глаза, стараясь дышать ровно. Он обрушивается на меня сверху, придавливая меня к постели, вновь впиваясь в губы, покусывая, лаская нетерпеливо, одним движением руки стягивает лиф, ткань под его рывком трескается. Высвободив грудь, он жадно оглаживает ее, опускается вниз, оставляя влажные следы на подбородке, шее, ключице, вбирает губами сосок. В животе скручивается в узел нега и разливается по всему телу, когда он слегка прикусывает бусину зубами и вновь мягко втягивает в себя. Предательски тянет низ живота. Он продолжает целовать, исступленно, я чувствую, как горячая ладонь его огладила живот, забралась под подол многослойный юбки, протиснулась меж бедер, касаясь пальцами чувственного места. Меня бросает в жар, я задыхаюсь, и сердце колотится бешено. Одним движением он разводит в стороны мои ноги, вклиниваясь между ними. Я тоже пытаюсь его как-то ласкать, неумело, порывисто, вдыхая запах надушенной кожи, лимона и мяты, целуя, собирая соленые капли пота, но меня начинает мутить. Страх поднимается к горлу, сковывая вновь, мужчина это чувствует.
— Смотри на меня, Урана, — просит Дарф.
Я открываю глаза, одновременно ощущая, как твердая, налившая плоть упирается мне в живот.
— Вот так, — он припадает к моей шее мокрыми губами, одновременно потираясь об меня бедрами, ритмично, с напором, заставляя чувствовать его всего.
Я сжимаю сбившиеся простыни, на меня то накатывает волна жара, то я покрываюсь холодным потом, то сковывает коркой льда страх. Хотелось, чтобы эта мука, наконец, закончилась, но все только начинается.
— Прикоснись ко мне, — велит Дарф.
Я не сразу понимаю его просьбу, а когда осознаю, пальцы упрямо сжимают постель. Я никогда ничего подобного не делала.
— Ну же, — голос Дарфа хрипит, он, сгорая от нетерпения, хватает мою руку и запихивает к себе в штаны.
Я чувствую под пальцами твердь, обтянутую гладкой кожей, горячую, пульсирующую, жесткие волосы паха колют мою кисть.
— Дарф…
Он меня не слышит и двигает моей рукой по своей плоти резче, жестче.
— Теперь сама. Я заполучил тебя, Урана, я их опередил, теперь ты моя. Давай, сделай мне приятно, покажи, что ты хочешь меня.
Я сглатываю, не понимая, о чем он говорит, ощущаю только вес его тела, задыхаюсь от подкатывающей дурноты, что сдавливает горло. Мне жутко неудобно в этом платье, корсет перетягивает, врезаясь в кожу, оставляя багровые следы. И этот липкий запах цитруса забивает дыхание. Хотя мне нравятся эти запахи, сейчас они горечью оседают на языке.
— Ну же, не медли.
Я обхватываю плоть, двигаю рукой, скользя вверх-вниз, он большой, мои пальцы едва обхватывают его. Меня всю знобит.
— Да-а-а, вот так… умница.
Дарф издает сдавленные сладострастной мукой стоны, теряя терпение, зажимает мои руки, отводя в сторону, и я чувствую, как влажная твердь упирается мне в лоно. Перестаю дышать от ощущения того, как он растягивает меня изнутри и останавливается, упираясь в преграду. Я вся становлюсь мокрой, будто парилке натопленной оказалась, раздвигаю колени шире, пытаясь впустить его в себя глубже и прекратить это все как можно быстрее. Первая вспышка боли обжигает изнутри. И когда я была готова впустить его целиком, зажмуриваясь, Дарф плавно выскользнул из меня. Я даже не могла ожидать такого, ведь он только что весь горел. Я распахиваю глаза, пытаясь понять, что происходит. Глаза Дарфия застыли, заблестел в них далекий огонек и тут же угас. Мужчина тряхнул головой, хмуря брови. Кадык его дернулся, он стиснул челюсти.
— Что-то не так? — сглатываю сухость, приподнимаясь, но не вышло ничего.
Дарф глянул на меня как-то отстраненно, губы его раскрылись для ответа, но из них не вышло ни слова, ни последующего вздоха. Мужчина буквально упал на меня, придавливая всем своим весом. Я оказалась распластанной под ним, как бабочка. Не могу пошевелиться от неожиданности и бешеного страха. Замирая, я прислушиваюсь и, к ужасу своему, не ощущаю биения его сердца под ребрами. Делаю глубокий вдох и вся немею, затем судорожно пытаюсь скинуть с себя Дарфа. Мне это удается, я выскальзываю из плена, но путаюсь в юбках, падаю с кровати, разбивая колени. Не чувствуя боли, подползаю к краю ложа и протягиваю руку к лицу Дарфа, убираю дрожащими пальцами прядь волос и отшатываюсь. На меня смотрят недвижимо остекленевшие янтарные глаза. Нутро завязывается болезненным спазмом, и меня выворачивает наизнанку. По моим щекам потекли слезы. На кровати лежит бездыханный, не успевший взять право первой брачной ночи муж. В глазах резко потемнело, пол качнулся, меня подхватывает вихрь, и я проваливаюсь в холодную бездну небытия.
Глава 2
Мне нравится утро. Это утро распахнуло начало первого осеннего месяца, еще не пахнувшего сырым листопадом и дождем, но уже несущего в себе утешительную прохладу. Природа угасает, как и пламя внутри меня… До слуха доносится шуршание, прерывая тягучий поток моих мыслей. В тусклом свете, просачивающемся через оконные ставни, я протягиваю руку, зарываюсь под одеяло, мягко провожу ладонью по теплой гладкой коже спины. Диар не пробуждается. Опускаюсь до поясницы, огладив впадину, скольжу ниже и сминаю упругую ягодицу, но не рассчитываю. Диар от внезапного щипка вздрагивает и приподнимается, смотрит испуганно. Разглядев меня, она размягчается, сонно улыбается, и мой взгляд липнет к ее пухлым, порозовевшим ото сна губам. Диар бессильно падает обратно в ворох подушек, нежась в остатках уплывающего сна, позволяя и дальше ласкать ее. Скольжу рукой, твердо и плавно гладя нежные складки меж бедер. Женщина перестает улыбаться, ее поглощает волна удовольствия, она прикрывает длинные ресницы. Взволнованно дышит, убирает с лица волосы, легко откидывая их за плечи — они покрывают лопатки и спину золотистыми волнами. Диар прогибается в пояснице, раздвигает шире колени, позволяя свободней ласкать ее. На пальцах ощущаю теплую влагу и уже безудержно хочу ее, хочу бесстыдно и откровенно. Волна жара смывает все остатки тягостных дум, подхватывает и несет прочь. Вокруг меня, кажется, накаляется воздух, все звуки тонут. Я теряю власть над собой и притягиваю Диар к себе ближе. Не вижу ничего, только слышу клокот крови в висках, грохот сердца под ребрами. Я разворачиваюсь, опускаясь на другой край кровати, одновременно подхватываю свою гостью за лодыжки, рывком притягиваю к себе. Склоняюсь, припадая губами к женскому плечу, целуя тонкие рубцы на нежной коже. Чувствую ее волнение. Утешаю, убирая волосы со спины для того, чтобы покрыть всю ее поцелуями там, где лежат уродливые полосы, оставленные ее мучителем. Я стараюсь не причинять ей боли, но это порой дается трудно. Слышу глубокий вдох Диар, когда отвердевшая до гранита плоть упирается в ее лоно, дыхание женщины замерло. А во мне течет по венам кровь тугим напором. Диар возбуждается быстро, и мне это нравится. Нравится слушать удары ее сердца, вдыхать тонкий запах сирени, что источает ее нежная прозрачная кожа, а волосы пахнут древесной смолой густо и мягко, обволакивающе. Мне нравится ее спокойный нрав и неразговорчивость. Наверное, раньше, в девичестве, она была другой — озорной и спесивой, а сейчас эти качества созрели в ней, озорство сменилось наблюдательностью, а спесивость