Тогда мы не знали, что ответить. Но теперь я знаю. И я бы ответил: да, я действительно хочу.
Королева лишила нас человечности. Мы забыли о своих корнях и начали все с нуля. А теперь мы пытаемся вспомнить — но это удается не каждому. Снова потерять память — страшно. Потеряешь память — потеряешь себя. Никто из нас не хочет этого. Мы, наконец, приняли свою сущность, свою судьбу. Со всей грязью, со всей неприглядностью, со всеми ошибками. Значит — несем за это ответственность и не хотим повторить снова. К тому же форма — единственная личная вещь, разрешенная в Даре. И мы храним ее точно так же, как люди хранят старые фотографии, или первые письма возлюбленных, или детскую одежду, из которой уже выросли внуки.
Я провожу ладонью по ткани. На ощупь она кажется грубой, шероховатой. Справа подкладка слишком жесткая и похрустывает от прикосновения. Это удивляет меня. Я расстегиваю пуговицы и начинаю ощупывать тщательнее — в подкладке оказывается прореха. Просовываю пальцы и достаю тетрадь в темно-зеленой выцветшей обложке. Быстро ее пролистываю — она исписана уже знакомым мне мелким почерком. Сердце тут же мучительно сжимается, когда я понимаю — это то, что я искал. То, что может пролить свет на смерть Пола. Его дневник.
— Нашел что-нибудь? — слышится из коридора голос Тория.
Я едва успеваю засунуть тетрадь за пазуху и захлопнуть шкаф, как заходит он сам — раздраженный, взъерошенный.
— Ничего, — ответ срывается с языка раньше, чем я успеваю решить, говорить ли ему правду или солгать. Должно быть, просыпаются годами вколачиваемые инстинкты — соврать, затаиться. И я не собираюсь менять свое мнение. Решаю, что сначала разберусь с записями сам.
— Что и требовалось доказать! — нервно бросает Торий. — Все чисто, если, конечно, речь идет об уликах. В остальном твой приятель не был чистоплюем. Плита вся залита чаем, а в раковину лучше вовсе не заглядывать. Типичная квартира холостяка, хотя я думал, что васпы…
Он вдруг замолкает, и я настораживаюсь тоже. В коридоре раздаются шаги. Дверь квартиры распахивается, и я слышу голос старика:
— Я ведь говорил вам, пани Новак! Квартира закрыта, мало ли, какая дрянь завелась. Как ночь — так шорохи.
— Это с пьяных глаз у тебя шорохи! — вторит другой голос, грудной и женский. — Я тебя, хрыча старого, на груди пригрела! Угол выделила! А ты казенное имущество разбазариваешь?
— Да какое имущество у нежити! Сказано: крыс травим. Я сам-то не справляюсь. Мышеловки ставил — приманку едят, а сами не попадаются. Здоровущие!
В дверной проем, как танк на амбразуры, вваливается дородная и статная женщина. Следом за ней семенит вахтер, едва достающий ей до подбородка.
— Да вот, извольте познакомиться, — юлит старик, подмигивает нам слезящимся глазом. — Это, значит, ребята из службы дезинфекции. А это пани Новак, председательница домового комитета. Благодетельница наша и светоч наш.
Старик картинно кланяется. Женщина встает посреди комнаты, упирая руки в боки. Окидывает нас презрительным взглядом свысока. Торий отступает и косится по сторонам, высматривая пути к отступлению. А я стою и думаю о найденной тетради. Хорошо ли я ее спрятал? Не выпадет ли при движении? На что она может пролить свет, и прольет ли вообще, или это просто очередное задание от психологов из реабилитационного центра?
— Крыс, говорите, травите? — спрашивает пани Новак хорошо поставленным командным тоном.
— Только что на кухне отраву разложил, — подает голос Торий. — А мой коллега спальню обработал. Закончил, что ли?
Это он ко мне. Я киваю, эхом отвечаю на вопрос:
— Закончил.
— Ну, вот и отлично! — Торий тянет меня за рукав, делает шаг к двери. Но уйти нам не дают. Пани Новак закрывает проход всем своим тяжелым телом, гудит:
— А ну, стоять!
Торий замирает, да и я тоже. Чую, дай ей отряд в две дюжины головорезов — она отчитает и их, как злостных неплательщиков.
— Откуда мне знать, что вы действительно из конторы? — с подозрением произносит она.
— Стал бы я кому чужому ключи выдавать! — фыркает дед, но пани Новак только отмахивается.
— Так вы туда позвоните, — говорит Торий и диктует телефон своего кабинета. — Спросите Виктора. Начальник наш. Он нам спуску не дает. За каждый грамм отчитываемся. А на вашу квартиру почти все израсходовали. Вы бы ремонт сделали, что ли. Тут не только крысы — тараканы расплодятся.
— Что-то ни одного таракана я не вижу, — с сомнением говорит пани Новак.
— Где васпы проходят — там тараканы не живут, — наконец, подаю голос я.
— Это почему? — удивляется женщина.
Я гляжу исподлобья, поясняю снисходительно:
— Конкуренция.
— Вытеснение одним видом, более сильным, другого — более слабого, — подхватывает Торий и разводит руками. — Чистая биология, мадам!
В коридоре раздаются новые шаги. В квартиру влетает Расс. Он улыбается во весь рот, оповещает громко:
— Поймал!
И за хвосты высоко поднимает свой трофей: в каждой руке — по дохлой крысе.
Пани Новак визжит, отскакивает к стене, едва не сносит на своем пути шкаф. Доски под ней ходят ходуном.
— Убери! Убери, Бога ради! — кричит она и вжимается в стену, словно хочет слиться с ней, что при ее комплекции весьма проблематично.
Расс обиженно смотрит на одну крысу, на другую. Произносит:
— Работа такая. Велено было поймать.
— Ну, поймал — так и выбрось! — стонет пани Новак, машет сдобными руками. — Там, за домом, мусорные баки стоят. Туда их! Что под нос людям суешь?
— Как пожелаете, пани, — послушно говорит Расс и, размеренно ступая, выходит из квартиры.
Женщина дышит тяжело. Смахивает со лба прилипшие темные пряди.
— Экая дрянь на свете водится, — всхлипывает она и обращается к нам. — Мальчики, вы бы на следующей неделе пришли тоже? Вдруг где-то их выводок прячется.
— Придем, — обещает Торий. — Только нам на следующий объект пора. А еще за новой порцией заехать нужно, весь запас на ваш дом извели.
— Идите, мальчики, идите! — кивает пани Новак, и голос ее теплеет.
Мы раскланиваемся, проходим мимо вахтера, который улыбается нам сквозь запущенную бороду. Я сдаю ему ключи — держать их у себя незачем. Да и если понадобится — в этом доме мы теперь желанные гости.
Пани Новак провожает нас до порога. На прощанье, как бы невзначай, касается ладони Тория. Тот смущенно отдергивает руку, а она смеется и качает головой.
— Ох, и дикарь! А ведь смазливый. Даже жаль, что нелюдь.
Весь последующий день у меня держится хорошее настроение.
Во-первых, у меня в руках — записная книжка и дневник Пола. Во-вторых, я наконец-то беру реванш и до конца рабочей смены подкалываю Тория на предмет его скорого свидания с председательницей домового комитета.
* * *
И еще одна хорошая новость — последняя за день, но не последняя по значению. Сегодня мне, наконец-то, выдают жалованье.
Часть я сразу откладываю на оплату коммунальных услуг. А на другую можно наконец-то запастись едой. Нужно купить круп, и хлеба, и котлет, и молока, и сахара. И, пожалуй, сегодня я все-таки побалую себя и возьму то пирожное в белой глазури и цукатах, что лежит на самом видном месте в витрине кондитерской. Потому что когда у тебя есть пирожное — любой дождливый серый день становится немного светлее.
Ночь с 8 на 9 апреля
Дневник Пола мне не нравится с первого же беглого взгляда.
Судя по всему, это не первый его дневник и изначально он задумывался, как терапевтический.
"Дневник успеха" — значится на обложке.
На первой странице дан распорядок дня — стандартный график, составленный терапевтом с учетом подъема, рабочего времени и времени отдыха. В реабилитационном центре у меня был такой же. Но, по-видимому, Пол не очень-то придерживался графика: записи не разбиты по часам, а изложены хаотично. И чем дальше — тем больше прослеживается общая неряшливость записей. Сам я не выношу небрежности, а у Пола — то помарки, то выдранные страницы, последние и вовсе отсутствуют. Но я все же надеюсь, что записи смогут пролить свет на его жизнь и — что для меня более важно, — его смерть.
Дневник Пола
* * *
Завел новый дневник.
Доктор сказал новая работа — новый график и новый дневник.
Спал хорошо. Утром чувствую лучше чем ночью. Плохих мыслей нет но состояние странное. Может волнение перед работой?? Как примут?
* * *
В отделе по надзору человек спросил кем я хочу быть. Ответил что врачом. Спросил что я умею?! Я все умею! В улье я делал операции! Инфекции я тоже лечил и людей тоже. Люди не отличаются от васпов только болеют чаще. Значит я всегда найду работу и я хорошо умею лечить. Я поделился своими мыслями что тело это тоже самое что механизм. Механизм ржавеет а тело болеет. Когда устраняешь неполадки механизм снова приходит в рабочее состояние. Разве нет? Это логично!! А человек почему то смеялся. Он сказал что бы я пока тренировался на технике а не на людях. Поэтому я буду работать авто-механиком. Я сказал ладно. И меня отвезли на станцию тех обслуживания.
Начальника зовут Вацлав. Имя не длинное легко запомнить.
Мужик серьезный. Но принял хорошо. Даже пожал руку и я пожал тоже. Всюду меня водил и все показывал. Со мной будут работать еще два человека. Они здесь давно. Вацлав сказал что правильные мужики.
Сработаемся —??
* * *
Встречался с Рассом. Он работает дворником!!! Много смеялись. Я спросил как ему?? Он сказал что это лучше чем на войне. Я с ним согласен. Но иногда пугает состояние пустоты. Дни похожи один на другой. Доктор сказал это пройдет тем более что я пошел на работу. Я стараюсь много гулять. Делаю спортивные упражнения. Это отвлекает.
Расс сказал что надо заниматься творчеством. Как нам показывали в центре. Он сочиняет стихи! Читал мне. Я смеялся и ничего не запомнил.
Расс уверен не все потеряно. Самый тяжелый период прошел. Теперь все будет хорошо.
* * *
Подъем в 7-30.
Долго не мог заснуть. Думал. Полночи ходил. Под утро спал хорошо и крепко. Утром настрой хороший. Зарядку забыл!! Ничего. Спорт вечером.
На работе мне дали порулить!! Здорово!
Не знал что так соскучился по технике. Это как будто я снова вернулся в улей когда был еще солдатом. Мне нравится ехать по дороге и нравится скорость. Я только не знаю правил. Рядом сидел мой новый друг Борис и подсказывал.
Мы много говорили.
Он сказал что у него жена и сын. Он спросил есть ли у кого то из нас семья. Я ответил что конечно нет. Он спросил не расстроил меня этим вопросом?? А я удивился. Удивляться я умею. Расстраиваться нет. Обида и жалость это разрушающие чувства. Так нам говорили в центре. Сказали что надо думать позитивно. Если в моей жизни чего-то нет или не было то может будет когда нибудь. Для чего же еще мы согласились на переход?
Борис спросил хочу ли я семью. Я сказал что наверное. Но я не знаю что это такое поэтому не могу судить. Это логично!! Когда не с чем сравнить как можешь сказать хочешь ты этого или нет?? Борис смеялся. Я чувствовал себя неловко. Попробую описать. Это такое чувство когда внутри что то сжимается и думаешь что наверное ты ляпнул глупость. И лучше бы вообще молчал. Все что я говорю людям почему то вызывает смех. Доктор сказал записывать все это в дневник. Так я смогу проследить что делаю правильно а что нет. И все равно нужно говорить все что думаешь. Потому что если держать в себе и молчать то как я смогу жить в обществе людей?? Надо учиться открываться так он сказал. О! Я стараюсь!
* * *
Доктор сказал записывать сны. Особенно которые запомнятся. Плохие и хорошие. Плохие для того чтобы потом над ними поработать. Хорошие… я не помню для чего. Доктор говорит иногда слишком умно. Иногда я не понимаю его и не запоминаю длинные слова. Вот Ян бы точно его понял. Он дольше всех общался с людьми и дружит с ученым. С тем который пришел в Дар и предложил нам план перехода. Мы его пытали потому что долго не верили. Теперь я горжусь что спас его а то бы Ян точно его убил. Ян вообще немного ку ку и всегда был таким особенно после того как люди ставили над ним опыты и превратили в зверя. С этим ученым они чем то похожи. Оба считают себя немного выше других. Мы с Рассом смеемся и шутим над ним иногда. Но конечно не зло потому что зачем злить своего командира? Когда увижу Яна не забыть спросить бы его что такое интро верт.
Доктор сказал что васпы интро верты и надо быть более… креа тивными в общении —??
Почему люди так любят непонятные слова?!
* * *
Сегодня приснился плохой сон. Как будто я снова на войне. Вокруг взрывы. Я бегу по просеке. А впереди стоит человек. Он повернут ко мне спиной. Я достаю маузер чтобы его застрелить. Тогда он поворачивается лицом. И я вижу что он похож на меня. Но я понимаю что он мертв. Он весь в грязи. У него в волосах черви. Мне становится страшно. Как я могу убить себя мертвого? Я не могу выстрелить. А он достает нож и вонзает его мне в шею. Чувствую боль и кровь. Запах крови.
Когда проснулся шея затекла. Наверное неудобно повернулся поэтому и снится всякая чушь. Еще у меня заканчивается запас лекарств. Надо сходить к доктору и взять новые. Прием назначен на завтра.
Конечно изза сна настроение ухудшилось. Чувствую подавленность и пустоту. Хорошо что я теперь работаю. На работе отвлекаюсь. Думать о пустяках некогда.
Познакомился с другим мастером его зовут Аршан. Он из Загорья но давно живет в Южноуделье. А еще говорит с акцентом. Он сказал что у меня тоже акцент но другой. Как у тех кто долго жил на севере. Спросил как меня звали раньше до того как я стал васпой. А разве я помню??? Я сказал ему что это уже неважно. Надо принимать себя тем кто ты есть. Исправлять ошибки. Становиться лучше. Пытаться улучшить себя а не стать кем то другим. Развивать личность. Этого слова я тоже не знал раньше. Но теперь знаю. Оно мне нравится.
* * *
Устал. Весь день помогал Борису разбирать машину на детали. Не понял для чего. Машина новая. Пробег небольшой. Логика??
* * *
Сегодня отличный день!!
На ремонт приехала красивая девушка на спортивной красной машине. Интересно почему здешние девушки так любят спортивные красные машины?? Я спросил у Бориса а он снова посмеялся и сказал что это мода такая потому что у куриц мозги одинаково устроены. Но девушке он этого не сказал а улыбался ей и подмигивал. Ей покрасили крыло. Машину конечно а не девушку! У девушки тоже крашеные волосы в светлый цвет. А кожа загорелая. Очень красивая. Я любовался ей пока помогал Борису красить крыло. Девушка заплатила сразу. А когда уезжала улыбнулась и сказала спасибо. Самое удивительное что она улыбнулась мне!! И сказала спасибо тоже мне! Что я тогда почувствовал… радость! Вот и Борис сказал что я нравлюсь женщинам значит не все потеряно. Сказал что надо познакомить меня с хорошей цыпой. Так он называет всех красивых девушек.
* * *
К доктору я не ходил.
Борис и Аршан отмечали какую то хорошую выручку и меня позвали тоже. Пили коньяк. Кажется их удивило что я тоже пил вместе с ними. Они сказали что думали мы совсем монахи. Но если я пью коньяк и нравлюсь цыпам то настоящий мужик как и они. И что мне можно доверять и взять в долю. Так они сказали. Я сказал что не против лишних денег. Тогда они переглянулись и сказали — ну тогда решено!
А потом спросили были у меня женщины?? Я ответил что конечно были! Они спросили когда я стал мужчиной? Я сказал что если прикинуть по человеческим меркам то примерно лет в пятнадцать во втором своем рейде. Они снова переглянулись и снова сказали что я мужик и что они меня уважают. Потом спросили что стало с моей первой цыпой. Я ответил что убил ее потому что так велел мой наставник. Потом я подумал что зря это сказал потому что это напугало их. Я заметил как их лица изменились и забегали глаза и почувствовал страх. Знакомая реакция. Что я почувствовал в тот момент?? Наверное смятение. Я вовсе не хотел пугать своих новых друзей. Может я зря это сказал?? Но почему я должен умалчивать? Доктор говорил чтобы я был искренен. Все знают кем мы были до перехода. А теперь все изменилось и я не хочу больше чтобы люди испытывали передо мной страх. Я сказал им не надо бояться!!