— Например? — она чуть склонила голову набок и сделала глоток.
— Не люблю говорить о себе, — я постарался, чтобы фраза прозвучала как можно твёрже, дабы у гостьи не возникло желания продолжить расспросы.
Рада кивнула с сосредоточенным видом, будто не моим словам, а собственным мыслям. Новый вопрос она так и не задала.
Я не отрывал взгляда от её губ, и с непривычной для себя жадностью следил за тем, как они время от времени обхватывают мундштук. Возможно, Рада из-за дыма действительно не замечала моего интереса, а возможно, алкоголь притупил природную осторожность. Хищник во мне почувствовал свою Жертву.
— Предпочитаю проявлять себя в действии, — неожиданно услышал я собственные слова.
Рада приподняла брови, словно не понимала, к чему это было сказано. Я сделал затяжку и положил сигару в пепельницу. Дым развеялся быстро, позволив насладиться завораживающим зрелищем: капля арманьяка скользнула с кончика мундштука на нижнюю, пухлую губу гостьи. Язык девушки тут же слизнул её, не дав стечь на подбородок. Мышцы спины мгновенно окаменели, а мошонка подтянулась к основанию члена. Волоски на теле встали дыбом, словно рядом находился источник статического электричества. Я еле сдерживался, чтобы не наброситься на Раду.
«Вспомни, что было вчера!» — повторял про себя без остановки, — «Продолжишь в том же духе — она и сегодня сбежит без оглядки!»
— Расскажете, как вы потеряли глаз? — неожиданно девушка подалась вперед.
Вопрос казался верхом бестактности, но мне было наплевать. Она была слишком близко! Все мысли вылетели из головы.
— Не сейчас, — быстро ответил я и потянулся навстречу Раде.
Кровавые истории из длинной жизни Воина не способствовали бы нашему сближению, а я, наконец, заметил явные признаки того, что Рада этого сближения хотела! Зрачок затопил зелёную радужку, кровь прилила к губам, натягивая тонкую кожу, что мерцала в тот момент сухим блеском.
Хищник поднял голову и облизнулся. Рада смотрела на мои губы, не отрываясь. Мало того, она повторила мой жест. Я встал со стула и подал ей руку. Дрожащие влажные пальцы коснулись моей ладони. Я потянул Раду вверх и на себя.
Неотрывно мы смотрели друг другу в глаза. Девичьи ресницы трепетали, в увлажнившихся глазах мерцали отблески огня. Уже целый год я не чувствовал так явно биение своего сердца. Я почти забыл, что оно у меня есть!
Словно прочтя мои мысли, Рада положила свободную руку мне на грудь. Её губы приоткрылись и сокращения мышцы под тонкими пальцами участились. Казалось, сердце хотело покинуть положенной природой место и попасть в нежную ладонь.
Рада запрокинула подбородок чуть выше. В изумрудном взгляде мелькнул какой-то огонёк. Я принял его за знак. Склонив голову, прикоснулся к горячим и сухим губам, ожидая её реакции и наслаждаясь своей. Появилось ощущение, будто я целую шёлк.
Через мгновенье влажный язычок скользнул по моей нижней губе, намекая на продолжение. Я ослабил самоконтроль. Зажав нижнюю губу девушки своими, начал медленно посасывать её, наслаждаясь полнотой и мягкостью. Верхняя губа Рады чуть касалась моей, и было в этом что-то трепетное и трогательное, словно она пыталась обратить на себя внимание. Я с удовольствием приласкал и её.
Эти игры длились до первого стона Рады. Едва он достиг сознания, мой рот мгновенно наполнился слюной. Я углубил поцелуй. Девичий язык со вкусом Лабердолив двигался медленно, оглаживая мой. Наши зубы чуть сталкивались, добавляя остроты ощущениям. Обхватив ладонями тонкую талию, я начал движение верх. Тихие стоны срывались с губ Рады всё чаще, усиливая моё возбуждение.
Пальцы натолкнулись молнию платья, но я отнял их, будто металл обжёг их. Это было бы слишком быстро. Хотелось сполна насладиться предвкушением. Я переместил ладони на девичью грудь, достаточно большую и упругую. Я подавил безотчётное желание сжать пальцы. Вместо этого огладил её, едва касаясь ткани. Но даже этой малости хватило, чтобы ощутить напрягшийся сосок.
Дабы не потерять голову окончательно, я скользнул ладонью выше, к шее. Огладив костяшками скулу, погрузил пальцы в волосы на затылке, массируя кожу. Причёска не выдержала, и надушенные пряди рассыпались, окутав ароматным облаком духов.
Поцелуй достиг предельной глубины, а страсть максимального накала на этом этапе. Неожиданно девичьи руки оказались на моих ягодицах. Они поглаживали ткань брюк, но не решались на более смелую ласку.
Глухой чих заставил нас с Радой оторваться друг от друга. Не сговариваясь, мы уставились на Яргу. Лимассу смотрела на нас с неодобрением: о ней ведь забыли!
— Ярга, alik (7)! — рыкнул я, и собака сорвалась с места.
Моё внимание вновь сосредоточилось на губах Рады. Мне не хватило тех минут, что я потратил на первый поцелуй. Хочу еще, много, дальше!
(7) Аlik — гуляй (шумерский язык).
Когда неожиданная помеха самоустранилась, внимание вновь сосредоточилось на губах Рады. Одного поцелуя казалось отчаянно мало. Хотелось ещё и гораздо больше. Вот только короткая пауза немного отрезвила Раду. Девушка вернулась в кресло и тихонько сидела в нём, обхватив ладонями пылающие щёки. Такая, она манила ещё сильнее.
Одежда давно стала тесной и вызывала дискомфорт, даже расстегнутый ворот рубашки не спасал. Я не намеревался отступать, но следовало проверить, окончательно ли гостья рассталась с желанием продолжать прерванное. Не сводя с неё глаз, я взялся за пуговицы. Брови Рады поднялись вверх, но она тут же придала лицу серьезное выражение, однако взгляд выдавал её с головой.
Когда полы рубашки распахнулись, дыхание Рады сбилось, а рот приоткрылся. Большими пальцами я зацепил шлевки брюк, ожидая реакции. Девушка чуть запрокинув голову уставилась на меня, глядя прямо в глаза. Взгляд был пристальным и сосредоточенным. Не знай я в чём дело, подумал бы, что она в трансе. Опустившись перед ней на колени, я подался вперёд, и наши губы слились в очередном поцелуе. Из головы вылетели все мысли кроме одной.
Я нащупал молнию на платье и потянул язычок вниз, открывая доступ к желанному телу. Спина девушки была напряжённой, а кожа — горячей и влажной. Кончики моих пальцев скользили по впадине позвоночника настолько далеко, насколько позволял раскрывшийся замок.
Наши языки то ускорялись, то замедляли свой чувственный танец. В какой-то момент я ощутил прикосновение ладоней Рады на своих плечах. Она пытались стянуть с меня рубашку. Не разрывая поцелуя, я вытащил её из брюк и скинул с себя. Дав больше простора для исследований девушке, я и сам приступил к покорению новых территорий. Мои руки заскользили по бёдрам под подол платья. Нащупав резинку чулок, я остановился, не решаясь пока пересечь эту грань и дотронуться до кожи.
— Хочу освободить тебя от платья…, — шепнул Раде в губы.
Моё желание нашло отклик. Когда я поднялся на ноги, девушка тут же встала. Взявшись за край платья, я медленно потянул ткань вверх. Сняв его, отступил назад, чтобы полюбоваться фигурой Рады. Округлые формы, плавные изгибы — пир для глаз того, кто предпочитает неизнурённые диетами женские тела. Рада смутилась от столь пристального внимания и обхватила себя руками, но при этом неожиданно сделала шаг навстречу. Подняв её на руки, я понес девушку наверх, в спальню.
Я не горел желанием споткнуться через какой-нибудь сюрприз, оставленный Яргой, и уронить драгоценную ношу, поэтому, войдя в комнату, изловчился нащупать на стене диммер и чуть крутанул, включая свет на четверть. До постели я добрался без приключений. Уложив девушку на покрывало, я выпрямился за тем, чтобы избавиться от обуви и оставшейся одежды. Рада успела подняться к изголовью кровати и, лёжа на подушках, наблюдала за мной. Она вздрогнула, когда я шагнул к кровати.
Первым делом я избавил от чулок стройные ноги, в процессе покрывая поцелуями колени, которые девушка так и норовила сжать. Добравшись до кружевного бюстгальтера, освободил грудь, удивившись тому, что Рада вообще его носит. Даже потеряв поддержку, нежные полушария, что сжимали мои ладони, сохранили идеальную форму.
В голове всплыли строки:
Грудь женская! Души застывший вздох, —
Суть женская! Волна, всегда врасплох
Застигнутая — и всегда врасплох
Вас застигающая — видит Бог!.. (8)
Я дотронулся подушечками больших пальцев до обоих сосков, потёр вверх-вниз, ощущая нетерпеливый зуд в ладонях от желания сжать их чуть сильнее. Отказавшись от одного искушения, я поддался другому: большим и средним пальцами я слегка растянул сжавшуюся кожу ареолы и провёл языком вокруг соска. Раз, другой, а после втянул желанный papilla mammae в рот. Я с упоением сосал, покусывал и прижимал языком твёрдый бугорок. Наградой мне служили тихие стоны рады. Отдав должное одной груди, я перешёл к другой, не забывая ласкать пальцами освободившийся сосок. Я покручивал его пальцами, слегка пощипывал и придавливал, одновременно сжимая грудь. Это было потрясающее, невозможно-прекрасное ощущение!
Руки Рады беспорядочно метались по моим плечам и спине, пальцы зарывались в волосы, прижимали мою голову теснее. Девушка прогибалась в спине, льнула ко мне всем телом. Постепенно её стоны перешли в беспомощные всхлипы, а движение пальцев стало каким-то лихорадочным. Рада не заметила, как, запутавшись в моих волосах, сорвала с глаза повязку. Меня это тоже особо не отвлекло.
Я спустился к чуть выпуклому, но упругому животу, провёл языком вокруг впадины пупка. Нежная кожа покрылась мурашками, а сама девушка начала неосознанно вонзать свои ноготки в мою шею и плечи.
Ладонями я изучал изгибы крутых бёдер, предпринимая осторожные попытки пробраться в их развилку. Рада согнула левую ногу в колене и опустила её на постель, открывая сокровенное. Сквозь призрачное кружево трусиков на лобке виднелся идеальный треугольник аккуратно подстриженных волос. От этого зрелища накатила новая волна возбуждения. Всегда приятно иметь женщину, которая любит своё тело, ухаживает и лелеет его.
Я поднялся выше. Наши с Радой лица оказались на одном уровне, и я принялся покрывать лёгкими поцелуями её губы, щёки, глаза… В какой-то момент тёмные ресницы поднялись, и я увидел синюю радужку, в глубине которой клубилась дымка, мерцавшая золотыми искрами. Не осталось ни следа от прежней зелени! Я взглянул на мочку девушки: камень тоже поменял цвет. Рада моргнула, разгоняя дымку.
— Герман, что случилось? — взволновано спросила она.
Я смотрел на неё, и не было желания отравлять этот миг словами. Вместо ответа я поцеловал Раду так нежно, как только мог! Целый век я ждал свою Tasimtu (9), и вот она передо мной обнажена и открыта, не скрывая ничего и не тая. Единственная, кто способен возродить чувства, утраченные с гибелью лимассу и шеду. Единственная, кто способен принять Quradu (10) целиком.
— Хочу любить тебя, сейчас, — прошептал я, всматриваясь в её глаза, — но ты можешь отказать.
Сам не знаю, откуда во мне взялась эта честность. Я мог обмануть, запутать, не спросить — ничего бы не изменилась. Мог, но не стал.
Рада рукой отвела волосы от моего лица, открывая покалеченный глаз. Чуть касаясь пальцами, провела по правой брови, по виску, прочертила дорожку вдоль шрама. В этой ласке не ощущалось сексуального подтекста, в ней было что-то волнительное и щемящее, как воспоминание о детстве, когда мать гладила по волосам, пытаясь усыпить.
Не сказав ни слова, Рада приподнялась и поцеловала меня. Одной рукой она обхватила мой затылок, вынуждая склониться ниже и прижаться теснее, второй — огладила плечо. Ноготки прошлись по спине, вызывая волну озноба, и остановились на ягодице, впившись в кожу, будто подталкивали к действию.
Хотелось познать свою женщину не торопясь, наслаждаться каждым вскриком и стоном, подобрать ритм, дарующий наслаждение и заставляющий позабыть о времени, но сознание отключилось, оставив мне только инстинкты и желания. Я потерял способность мыслить сразу же после того, как Рада достигла первого пика. Виной всему стал нарастающий воллюст. Сквозь пелену удовольствия я слышал своё имя, произнесенное многократно и с придыханием. Второй громкий крик-стон Рады заставил меня взорваться. Кажется, я тоже кричал.
Перекатившись на спину, я увлёк за собой Раду. Она тут же уткнулась мне в шею, тяжело и часто дыша. Я убрал с лица влажные пряди волос и начал покрывать его поцелуями. Tasimtu не пыталась отстраниться, принимая ласку. Надежда! Я чувствовал, как она возвращалась по капле, как заполняла теплом и светом зияющую рану в сердце. Я боялся. Впервые за долгое время мне было страшно. Представлялось невозможным разжать руки и выпустить Раду из объятий. Она должна быть только со мной, она только моя, и создана только для меня!
От мрачных мыслей меня отвлекли легкие поцелуи. Рада нежно касалась моих губ, проводила по ним языком, задерживаясь в уголках. Я физически чувствовал её удовольствие от ласки, которую она дарила мне.
Подхватив девушку на руки, я направился в душ. Там мы долго стояли под упругими струями воды и целовались так, будто насыщались друг другом. Вернувшись в постель, мы познавали друг друга снова и снова.
Из-за обоюдного опасения разрушить зарождавшееся чувство до утра не было произнесено ни слова. Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия (13). Мудрец оказался прав.
(8) Стихотворение Марины Цветаевой.
(9) Tasimtu — судьба (шумерско-аккадский язык).
(10) Quradu — воин (шумерско-аккадский язык).
(13) Верные слова не изящны. Красивые слова не заслуживают доверия. Изречение принадлежит Лао-цзы.
ГЛАВА 7
Я проснулась от ощущения чужого взгляда. Наглая мохнатая морда лежала на краю постели, круглые глаза с любопытством смотрели на меня. В этот момент я стала подозревать собаку в преследовании и собралась высказаться по этому поводу, но меня отвлёк шум воды. Герман.
Пока он был занят, мне следовало встать, одеться и уйти. Я отдавала себе отчёт в том, что такой поступок иначе как бегством не назовёшь. Однако трусость казалась предпочтительней стыда, который, несомненно, охватил бы меня при новой встрече с Германом.
Я села на кровати и огляделась. Платья нигде не было видно, и вывод напрашивался неутешительный: разговора с хозяином комнаты не избежать. Вздохнув, плотнее завернулась в простыню и снова обратила внимание на собаку.
— Привет, — сказала я ей.
Она поднялась, и положила лапу на постель. Я осторожно погладила мохнатую конечность, после чего её хозяйка с самым удовлетворённым видом отошла к двери в ванную.
Я опять огляделась по сторонам. Стены комнаты были выкрашены с сложный тёмно синий цвет, пол скрывало серое ковровое покрытие. В противоположном от двери углу стояло объёмное кресло, обитое мягкой на вид тканью оттенка, близкого к ковролину, его короткие черные ножки гармонировали по цвету с узкой кушеткой, вытянувшейся на всю ширину кровати. Самой примечательной деталью самой кровати являлось изголовье. Каркас, не уступающий размерам самого ложа, обтягивала структурная ткать глубокого шоколадного цвета со сложным рисунком. Его украшением служили два светильника: хромированная труба плюс белый матовый цилиндр плафона. Из серебристого металла был выполнен и каркас столика, расположенного возле окна. Чёрная матовая столешница практически не отражала свет, падающий сквозь щель, оставшуюся между тяжёлыми тёмно-коричневыми портьерами.
Завершив осмотр, я уставилась на дверь в ванную. Шум воды давно смолк. Вот щёлкнула ручка, и на пороге появился Герман. Одним полотенцем он вытирал волосы, а другое скрывало его тело от бёдер до щиколоток. Моё внимание приковала дорожка волос, воспетая во многих романах. Она интригующе скрывалась под тёмно-синей махровой тканью. К счастью, Герман не видел, что я его разглядываю, его развлекала собака. Псина обрадовалась появлению хозяина и запрыгала, издавая странные грудные звуки, больше похожие на тихий говор.
— Тише, Ярга, разбудишь гостью, — осадил её Герман, но за щёки потрепал.
— Я уже не сплю!
Мужчина замер и стянул полотенце с головы на плечи. Он медленно повернулся ко мне. Я как завороженная смотрела на его торс и не могла отвести взгляд. Он был покрыт огромным количеством шрамов. Один выделялся на фоне тонких белёсых линий. Широкий розовый росчерк пересекал правое плечо и шёл параллельно следу на лице, будто обе отметины остались после одного удара. Однако шрам на лице я помнила лишь по воспоминаниям о прошедшей ночи, потому что сейчас распущенные полосы под тяжестью воды свисали ниже плеч, а длинная чёлка скрывала правую сторону лица.