— Ну, а я не знаю и этого, — уже совсем весело отозвалась Анна, — давайте, давайте, рассказывайте!
Олесь начал:
— Наши ультракороткие волны, или, как я назвал бы их — сверх-ультракороткие волны, потому что они уже выходят за пределы тех излучений, которые наука называла до сих пор ультракороткими, — очень неизученное, просто загадочное явление. Их влияние, как вы знаете, еще не изучено. Мы можем только предполагать, что это воздействие очень активное, значительно более активное, чем у обычных ультракоротких волн. Но и там, в обычных УКВ, мы еще многого не знаем…
— Тоже мне, знатоки, — иронично сказала Анна.
— Ничего не поделаешь. Много чего есть на свете, что мы еще не изучили, как следует. Для этого и над этим мы и работаем. Так вот, каждое явление можно рассматривать с разных сторон. Каждое явление может давать различные эффекты — в зависимости от обстоятельств. Водой можно напиться, но в воде так же легко и утонуть. Огонь обогревает нас, варит нам еду, растапливает нам металлы, — но тот же огонь во время пожара разрушает наши дома и сжигает все, что найдет на своем пути. Согласны с этим?..
— Да, приходится согласиться…
— Ну, так же и с теми явлениями, которые мы изучаем. Рентгеновским лучом обследуют и лечат больных — и это мощный фактор нашей современной медицины, не говоря уже об использовании лучей в технике. Однако, то же самое рентгеновское излучение было причиной того, что пальцы исследователей, которые работали с ним, леча больных, покрывались ужасными язвами вплоть до того, что исследователи были вынуждены ампутировать себе конечности. Слышали о таком?
— Кое-что слышала, — ответила Анна, внимательно слушала Олеся.
— Итак, рентгеновское излучение влияет по-разному — в зависимости от того, какое время оно действует на организм. Как влияют наши ультракороткие волны? По-разному, в зависимости и от времени облучения и от длины волны (чем короче волна, тем активнее воздействие), и от мощности генератора, или, как мы говорим, от напряженности поля, в котором находится облучаемый объект. Установить взаимодействие всех этих факторов — и есть наша задача.
— Выходит, вы действительно очень мало знаете? — вновь иронично заметила Анна.
Олесь усмехнулся:
— Ну, все-таки значительно больше, чем другие наши товарищи-исследователи, которые тоже изучают совсем новые, только что открытые излучения. Вот, скажем, лучи Гурвича. Знаете, что это такое? Так называемые митогенетичные лучи?.. Нет?.. Это лучи, которые излучает, по гипотезе ученого Гурвича, каждое живое существо. Гурвич наблюдал это излучение от корешков молодого лука. И он установил, что это излучение активно влияет на другие растения. Скажем, он направляет эти лучи на ростки другого растения, и побеги другого растения растут значительно быстрее, чем контрольные, что росли рядом, но на которые не производилось воздействие лучами. Интересно?
— Да, конечно…
— Так вот, вряд ли сам Гурвич смог бы вам сказать что-то вполне проверенное не только о свойствах его митогенетичных лучей, но и вообще о природе его. Потому что это еще не установлено.
— Ты расскажи ей еще об излучении умирающего существа, — заметил Мистер Питерс, с удовольствием наблюдая, с каким интересом слушала Анна экспромтного лектора. — Расскажи ей о лучах смерти…
— Что такое? — широко открыла глаза Анна. — Какие еще лучи смерти?..
— Нет, не совсем так. Лучами смерти мы привыкли называть, с легкой руки изобретателя Мэтьюса, такое излучение, которое убивает все на своем пути. Добавим — якобы убивает. Потому что все газетные сообщения об этом очень походили на выдумку.
А Мистер Питерс имеет в виду совсем другое: излучение умирающим существом неизвестных колебаний. Это явление открыто нашими советскими учеными. Самый простой опыт в этой отрасли ставится так. Берут культуру дрожжей, рядом с ней ставят особую фотопластинку. И если прилить к культуре дрожжей какой-либо яд, убивающий дрожжи, — на пластинке появляются следы неизвестного излучения. А по отдельности, ни дрожжи, ни яд — таких следов не дают. Что это за излучение — пока не знает никто…
— Ой, как интересно, — задумчиво проговорила Анна, — нет, действительно, много еще тайн в природе…
— И все-таки, Олесь, возвращайся к нашим делам. Ведь, таким образом, еще сколько хочешь времени можно говорить о научных новостях, — подал реплику Мистер Питерс.
Мы не знаем, может, и в самом деле хотелось ему держать разговор в рамках радиотехники. Однако, подозрительным было то, что Мистер Питерс начал как-то неодобрительно поглядывать на румянец, покрывший щеки Анны, которая с интересом слушала Олеся. А если добавить, что и Олесь сам как будто с удовольствием смотрел в глубину черных глаз, что следили за каждым движением его губ, — то мы можем простить Мистеру Питерсу некоторую грубость его реплики. В конце концов, пусть тот, кто без вины, первый бросит в него камень. Мы, лично, отказываемся это сделать.
Олесь удивленно посмотрел на Мистера Питерса, но сдержался. Он спокойно продолжал:
— Вот, и с нашими лучами так же. Мы далеко не все еще знаем о них. Но я уверен, что в определенных условиях от нашего генератора можно получить совершенно противоположные воздействия. Вот, например. Я облучаю зерно. Активизирую его, оно будет прорастать быстрее, обильнее, оно под влиянием наших лучей словно заряжается новой и мощной жизненной энергией. Так. А, вместе с тем, — все вредители, которые были в зерне, за то же самое время умирают. Для нашей цели это, конечно, очень хорошо. Но почему луч активизирует зерно, одновременно убивая вредителей, которые прячутся в зерне?.. Ну, Анна, догадайтесь.
Анна беспомощно взглянула на Мистера Питерса:
— Наверное, потому, что… что эти маленькие вредители…
И она вся покраснела, и даже опустила вниз глаза.
Мистер Питерс даже крякнул с досады: ну зачем я попросил этого парня прочитать ей лекцию? Однако, Олесь уже обрадованно отвечал Анне:
— Да, да, хоть и не совсем научно сказано, но, по сути, — правильно. Именно потому, что эти вредители — микроскопические, маленькие, а экспозиция и другие факторы облучения подобраны так, чтобы воздействовать на более крупные вещи. Мы облучаем зерно, в среднем, полминуты. В течение первых нескольких секунд зерно почти не замечает этого воздействия. Но бактерии, микроорганизмы, споры вредителей — уже заметили; кратковременное облучение в течение нескольких секунд их активизировало. И, если бы мы, на тех нескольких секундах, остановили действие лучей, — все те бактерии, микроорганизмы и споры вредителей активизировались бы, приобрели новую могучую жизненную энергию. Но мы этого не делаем, мы облучаем зерно дальше. И дальнейшее влияние ультракоротких волн уже не активизирует микроорганизмы. Он начинает их убивать. Они умирают один за другим. И когда мы подходим к концу нашей экспозиции, к концу срока просвечивания зерна, то все вредные микроорганизмы, не выдержав воздействия ультракоротких волн, убиты. Здорово?..
Анна аж подпрыгнула:
— Чудесно! Понимаю, понимаю. И если бы мы дальше просвечивали наше зерно, более предназначенного для него срока, оно так же погибло бы. Правда?
— Совершенно верно, — ответил Олесь.
Анна даже в ладоши захлопала:
— Ой, как теперь все понятно… Ну, дальше, дальше!
— Если бы мы продолжали облучение зерна, то оно сначала нагрелось бы, потом сварилось и умерло. Это вы правильно решили, Анна. Ну, вот теперь перейдем и к лысине нашего Андрея Антоновича. Рома, как мы знаем, просветил ее ультракороткими лучами. Но он сделал это в допустимых пределах. Лучи активизировали кожу, активизировали старые волосяные луковички в коже, которые уже не могли, потеряли способность выращивать волосы. После облучения луковички вновь начали работу. Они выпустили из себя волосинки — и бесплодная лысина Андрея Антоновича покрылась новой великолепной шевелюрой.
— Это лишь твое предположение, — мрачно прервал его Мистер Питерс.
— Дай другое, если мое тебя не удовлетворяет, — рассеянно ответил Олесь.
Но Мистер Питерс решил больше не вмешиваться в это дело и отвернулся к телевизору, что-то налаживая в нем. Олесь подмигнул Анне, которая ответила ему поощряющей улыбкой, и продолжал:
— Что произошло бы, если бы Рома не остановил облучение, и продолжал бы его дольше?.. Активизированные луковички получили бы слишком большую дозу облучения, и умерли бы. Явление превратилось бы в свою противоположность. Диалектика, Анна, ничего не поделаешь. Именно так и получилось с нашим бедным Потапычем. Андрей Антонович хотел помочь ему — помочь хорошо. Случайно он попал на очень короткую волну, одну из самых активных волн нашего генератора. Сколько там было, Мистер Питерс? — обратился Олесь к бригадиру.
— Около девяти миллиметров, — ответил тот, не отвлекаясь от телевизора.
— Вот, я так и думал. Это очень активная волна. А, кроме того, Андрей Антонович решил «покрепче» просветить лысину приятеля. И держал того, пока он не отскочил сам. Что вышло? Мощные лучи, вместо того, чтобы активизировать луковички, убили их. Не только не выросли новые волосы, но и все старые выпали. Опять-таки, диалектика, явление превратилось в свою противоположность. В том-то и заключаются главные трудности нашей работы, Анна, что нам надо все время держаться в определенных пределах. А где эти границы — можно установить только на практике…
Анна кивнула, соглашаясь — и сразу же рассмеялась звонко и весело:
— Вот так и с коровами!.. Ха-ха-ха, не удержались в определенных пределах — и пошли бедные коровки лить молоко… ха-ха-ха!..
— Ну да, с коровами, конечно, мы немного переборщили. Но теперь мы твердо знаем, где и на что локализуется влияние ультракоротких волн на коров.
— А с крысами что было? — не унималась Анна.
Очевидно, ей не терпелось получить ответы на все не решенные до сих пор вопросы.
Мистер Питерс искоса взглянул на Олеся: «ну, мол, это же полностью твоих рук дело». Однако, он ничего не сказал. Примите это за знак дружеской деликатности.
Действительно, Олесь немного поморщился. Напоминание о крысах отнюдь не воодушевило его. А впрочем, он, быстро взяв себя в руки, уже отвечал:
— С крысами, Анна, очень загадочная история. Здесь, как говорится, настоящая «терра инкогнита», неизвестные края науки. Видите ли, я опять-таки могу сделать определенные предположения. Но, насколько они будут соответствовать действительности, — не знаю. Во всяком случае, правильность их гарантировать не могу. Хотите слушать при таких условиях?
— Хочу, хочу. Лучше уж знать догадки, чем совсем ничего…
— Ну, слушайте. Придется начать немного издалека. Вы о ультрафиолетовых лучах что-нибудь слышали?
— Конечно. Это такой свет, что от него человек делается загорелый.
— Да, так. Ультрафиолет пигментирует нашу кожу. И он же — очень нужен всему организму, потому что без него человек болеет. У детей, например, развивается рахит. Вы же слышали, что детей, больных рахитом, облучают ультрафиолетовыми лучами из так называемых кварцевых ламп? Ну, так у некоторых ученых есть такое мнение, что этот пигмент, который возникает в коже под влиянием ультрафиолетовых лучей, и есть запас энергии ультрафиолетовых лучей, которые делает для себя наш организм. Один ученый, по имени Шпитерс, сделал такой опыт. Он взял два растения. Оставил их расти в темноте. Как вы знаете, в полной темноте растут растения очень плохо, они бледные, хилые… И вот, одно из тех растений ученый поливал обычной водой, а вторую — водой, которую перед этим некоторое время просвечивали ультрафиолетовыми лучами. Что же вышло? Растение, которое поливалось обычной водой, было бледное и слабое. А растение, которое поливали водой, облученной ультрафиолетом, росло почти как под светом — быстрее и лучше. Правда, оно тоже было бледновато. Но — может быть, это зависело, говорил ученый, лишь от того, что ему не удалось получить необходимую концентрацию ультрафиолетовых лучей в воде.
— Ну, так что же из того?
— Самое интересным здесь является предположение, что вода словно собирает в себе энергию ультрафиолетовых лучей, как бы аккумулирует ее. Отсюда — один шаг и до моего предположения.
— А именно? — не терпелось Анне.
И вновь, Мистер Питерс недовольно отметил необычную заинтересованность Анны, что не сводила глаз с оратора.
— Сейчас, сейчас, — ответил Олесь. — Как вы знаете, крысы гипертрофировались, так гигантски выросли из-за того, что наелись облученного зерна. Ведь их самих никто, кажется, не облучал, не так ли? Как же могло зерно так повлиять на крыс? Вспоминая предыдущие рассуждения по поводу влияния ультрафиолетовой воды на растения, — я так объясняю себе механику этого события. Мы просветили ультракороткими лучами зерно. Оно аккумулировало в себе энергию этого луча. Крысы, съев зерно, ввели себе в организм вместе с ним и аккумулированную энергию. А это принципиально не отличается от того, как если бы они были непосредственно облучены нашим генератором. Вот последствия этого мы и увидели собственными глазами. Увидели в виде таких гигантских крыс, что на них нам пришлось охотиться… Зато теперь мы знаем, что энергия нашего ультракоротких лучей активно запасается в том объекте, который мы облучаем.
— Выводы: не ешьте облученных продуктов, потому что это будет равносильно тому, что вас самих облучили под генератором… Так, товарищ лектор? — полусерьезно спросила Анна.
— Не совсем так, — засмеялся Олесь. — Более точно надо сказать вот как: не нажирайтесь, как крысы, облученных недавно продуктов.
Рассмеялась и Анна, а Мистер Питерс добавил:
— Мы с вами, по моему мнению, пережили какой-то вариант фантастического рассказа Уэллса, под названием «Пища богов». Там какой-то ученый, — кажется, профессор Бенсингтон, — изобрел удивительное вещество, гераклеофорбию. И, поев этого вещества, все живые существа превратились в гигантов. Люди, насекомые, животные, птицы… К счастью, у нас все это закончилось значительно легче, чем у Уэллса. Однако, смотрите: вот, кажется, кто-то еще входит в лабораторию.
Действительно, спокойствие, царившее до сих пор на оранжевом прямоугольнике телевизора, нарушилось. Олесь вскрикнул: было четко видно. В лабораторию вбежал Рома. Видимо, он очень спешил. Он оглянулся, схватил щетку и начал чистить свой пиджак, на котором были белые пятна.
— Это от молока, — прошептала Анна.
Рома быстрыми движениями чистил пиджак. Длинные его руки молниеносными движениями мелькали в воздухе. Вот он размахнулся слишком широко, стукнулся рукой об стол. Щетка упала на пол. Рома махнул рукой, потер ее об пиджак, видимо, больно ударился. Наклонился за щеткой. Поднимая ее, заметил на полу нечто странное. Взял в руки, держа двумя пальцами. Это были выпавшие пряди волос старика Потапыча. Рома удивленно осмотрел прядь со всех сторон, непонятно пожал плечами, бросил снова на пол. Его длинная неуклюжая фигура исчезла из поля зрения телевизора: видимо, он отошел к окну.
— Чего он хочет?.. — сказал Мистер Питерс.
Но вот, Рома вновь появился в прямоугольнике. Он держал перед собой небольшое зеркальце. Подняв лицо, он разглядывал, внимательно осматривал свои щеки.
— Слушайте, у него же разноцветное лицо! — вскрикнула Анна. — А может, это шутки вашего телевизора, Мистер Питерс?
— Машины никогда не шутят, — серьезно ответил тот, — сейчас убедитесь в этом.
Так, не ошибаясь можно было сделать вывод, что у Ромы одна сторона лица была темнее — и значительно! — другой. Именно это и рассматривал Рома. Он то подносил зеркальце ближе, то, наоборот, отдалял его. Глаза его смотрели печально. Наконец, он положил зеркальце и подошел ближе к генератору. Внимательно посмотрел на измерительные приборы. Покрутил головой и взялся за движок реостата, который регулировал длину волны.
— Э, друг, так мы можем дальше ничего не увидеть, — проговорил Мистер Питерс. — Ведь мой приемник настроен достаточно точно…
Он схватился за ручки настройки. И действительно, было уже поздно, потому что изображение в телевизоре начало расплываться, все очертания утрачивали свою четкость, словно затягиваясь густым туманом. Немного повертев ручки, — Мистер Питерс добился того, что изображение вновь успокоилось. Однако, теперь оно было уже не такое четкое. Что-то изменилось, что-то мешало…