А актер неплохой! Вон как играет! В то, что князь, глава княжества, будет открыто выражать эмоции, не верилось — все-таки я телевизор смотрю, интернеты читаю, думать тоже умею. И родители об этом постоянно говорят, что хороший правитель
— отличный лицедей.
Ну, посмотрим на этот театр одного актера. Пусть рассказывает, за сколько меня купил, а главное — зачем. В то, что замуж позовут, уже не верилось.
— Вот что, — князь внезапно прекратил спектакль и уселся обратно. — Кормилица говорила, что ты не ела ничего. Давай так: сейчас пообедаем, а после, на свежую голову, все тебе и расскажу.
— Давай, — не стала я упираться.
— Кто там есть? Несите следующее!
Горшок с похлебкой убрали, вместо него на стол водрузили блюдо с запеченными курами. Вокруг, по ободу, лежала картошка, только какая-то странная. Я тут же попробовала и уставилась в тарелку:
— А это что?
— Так репа же! — удивилась подающая еду девушка.
Я молча проследила, как она ставил на стол досочку с нарезанным хлебом — взамен съеденного, как уносятся опустевшие миски из — под пирогов, а на их месте появляются свернутые конвертиком блины с разными начинками и понимала: живой я из-за стола не выйду. Объемся вусмерть — это же надо так вкусно готовить! Нет уж, пока все не попробую — никуда меня отсюда не выгонят!
И все-таки обед закончился. Я с трудом допила пахнущий медом и вишней взвар — так назвала Богдана Желановна этот напиток и поняла, что к серьезному разговору не готова — из-за сытости мозг отключался. Но князь и не подумал отпустить гостью отдыхать.
Так вот оно, коварство правителя! Накормить до отвала, чтобы думать не могла, а тогда уже и вести важные беседы. Разморенная сытостью гостья будет невнимательна и можно… А что, собственно говоря, можно?
— Прогуляемся? Погода отличная.
Двигаться не хотелось, но здравый смысл подсказывал, что моцион поможет прийти в себя и поскорее переварить съеденное. И согласилась.
Только опять все было не так, как думалось: Зареслав вывел меня в крохотный палисадник за высоким частоколом и усадил на скамейку. Сам остался стоять, привалившись спиной к корявому стволу яблони. Прямо над головой князя висело яблоко и я тут же вспомнила закон всемирного тяготения. Не дословно, а ту часть, когда на Ньютона яблоко грохнулось. Даже интересно стало, упадет — не упадет князюшке на головушку?
— Хочешь? — перехватил мой взгляд князь и протянул руку, чтобы сорвать.
Я икнула и замотала головой:
— Мы же поговорить сюда пришли!
— Поговорить, да, — Зареслав как-то сник и уставился в одну точку. На лицо словно тень набежала. А потом, решившись, он выдохнул, как в омут нырнул: — Княжеству моему удача нужна. Во как!
И рубанул ребром ладони по шее.
Я не стала спрашивать, зачем — и так ясно. И при чем тут я — тоже. Только мириться не хотелось:
— Сколько ты заплатил?
— Что? — вскинулся князь. Видимо, других вопросов ожидал. Или истерики. А она уже зарождалась: паникой, дрожью, слезами. Только виду я не показывала.
— Сколько ты за меня Яге заплатил? Хочу знать, сколько стою. Надеюсь, она не продешевила.
Зареслав замер, а потом охнул:
— Да если Яга узнает, что это я… Она меня… А, — махнул рукой, — ни мне не жить, ни роду моему. Превратит княжество в болото, людей — в жаб да лягушек. Так что прости — но отсюда ты ни ногой, не ровен час, заметит лихой глаз, да донесет.
— Не высока цена за воровство-то?
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, это и ребенку известно. Может, смогу своей головой откупиться. И то постараюсь, чтобы и того не пришлось. На двор мой защита поставлена, поэтому отсюда — ни ногой! Жить будешь на всем готовом, жемчуга-яхонты захочешь — принесу. Наряды опять же — любые, только скажи. Сад, чтобы гулять — вот этот тебе отдам, устраивай тут все, как душе угодно. Только со двора не выходи.
Он вроде и приказывал, и одновременно просил, жалобно моргая. Я было поддалась, а потом…
Да он же меня в золотую клетку засадить хочет! Все на блюдечке поднесет, только сиди дома и никуда не выходи! Да прям бегу и падаю! Рабство, между прочим, давно отменили!
— Не хочу. Не нужны мне ни жемчуга, ни наряды. Домой меня верни.
— Прости, не могу, — князь отлепился от ствола и направился к крылечку. — Если что понадобиться, Богдане Желаковне говори. Она все устроит. И ни о чем не тревожься.
Я молча смотрела ему вслед. И где я о таком уже читала?
5.4
Сидеть в комнате было скучно. Из развлечений — вышивка, огромные книги непонятного содержания, которые притащили приставленные ко мне девушки, да прогулки по саду, уже тронутому невидимыми пальцами осени.
Это удивляло: на дворе стоял октябрь, а по ощущениям — ранний-ранний сентябрь, даже листья еще не везде пожелтели. Да и цветы не торопились увядать, качали яркими головками да манили припозднившихся пчел.
— Тут всегда так? И зимы, наверное, мягкие! — я подставила лицо еще теплому солнышку.
— Разные, — ответила Белава — сенная девушка, отряженная мне в услужение. — О прошлый год лютая была, мы птиц на снегу собирали да дома отогревали, горемычных. Железо на морозе лопалось… Видать, не угодили чем-то Маре да Чернобогу…
Снова боги. Как они тут любят в людские дела вмешиваться! А Макошь, та вообще до моего мира добралась.
С каждым днем становилось понятнее, что надо бежать. Но с меня глаз не спускали и ежевечерне Богдана Желановна обходила мои покои, шептала какие-то заговоры, по наличникам рисовала водой на травах странные символы. Как говорили сенные девушки — чтобы нечисть не добралась, не увидела.
Но я-то знала, что это за «нечисть».
Иногда ясное небо разом темнело, и тогда Беляна накидывала на меня покрывало, расшитое бисером и жемчугом. Ясно же — не простое.
Князя с того раза я больше не видела. Зато слышала о нем постоянно: в девичьей только и разговоров было, что о синеоком красавце.
Любили здесь Зареслава. Так любили, что всякий проступок прощали. Послушать домочадцев, так он — идеальный мужчина во плоти: и умный, и справедливый, и почтительный. Я только хмыкала: похищение студентки медицинской академии в эту картину совершенно не вписывалось, но молчала — нечего против себя людей настраивать. Хотя очень хотелось встрять и высказать все, что думаю.
И правильно делала, что молчала! Окружающие перестали сторониться, и вскоре я узнала о князе все, вплоть до того, чем в детстве переболел и что любит на завтрак.
А еще его жалели: принял из рук отца нестабильное княжество, от которого соседи так и норовили отщипнуть кусочек послаще, сумел удержать, сохранить… Уже просвет впереди показался, даже невесту сосватали… И тут как сглазили Зареслава! А вместе с ним и остальных: на княжество как из рога изобилия посыпались всяческие беды.
Коли солнечные дни, то такие жаркие, что земля трескалась, а посевы сгорали на корню. Коли дождь, так до потопа — реки из берегов выходили, смывали дома вместе с хозяевами, скотина по шею увязала в раскисшей земле.
Коли гроза — так молниями пол леса спалит, того самого, что на продажу выращивали, отборного, строевого…
И такая дребедень целый день… то есть три года тянулась.
Помолвку расторгли — не пожелал отец свою кровиночку в этот ужас отдавать. А люди, во главе с князем, задабривали богов, чем могли, да все без толку. Отвернулись они от Тулимского княжества.
И появление человека в Даром Удачи князь принял за последнюю соломинку. Уж если и это не поможет, так ничто не спасет!
И выкрал меня прямо из-под носа Бабы Яги. Как ему это удалось, не знали даже приближенные.
И вот тут стало обидно до слез. Ну, понадобилась ему удача. Мог бы по- человечески подойти, поговорить. Я бы на каникулах приехала, пожила месяцок- другой в свое удовольствие и для всеобщей пользы. А он сразу — похищать!
Но и эти мысли держала при себе, потому что разговоры становились все интереснее. Так, в верховьях какой-то большой реки зарядили дожди, а на юге раньше времени пришли заморозки. Ночью такой иней намерзал, что двери к порогу примерзали, приходилось отогревать, чтобы открыть.
Значит, не помогла моя удача? Все зря?
О, это сладкое чувство злорадства. Конечно, мне было жаль людей, но не князя. А нечего похищать без разрешения! Чай, не в средние века живем.
Мозг услужливо подсказывал, что здесь как раз и в средние, а, может, и еще раньше, но я не пожелала прислушиваться. Потребовала встречи в Зареславом. Пусть отправляет домой, все равно не нужна!
Но князь был другого мнения:
— Несмотря ни на что, с твоим появлением осень выпала мягкой и теплой, мы успели убрать поля и засеять озимые. Лесные звери нагуляли жир. Сено уродилось хорошее, зимой не будет падежа скотины. Нет, нельзя тебя отпустить. Если тоскуешь — скажи девкам, пусть развлекут.
— Да чем они развлечь могут? Песенку спеть? Станцевать? — это была плохая замена моей обычной жизни и оставаться в золотой клетке желания так и не возникло. — И потом, где доказательства, что такая осень пришла из-за меня? Может, совпадение?
Зареслав разозлился. Кулак впечатался в стол. Стоящая на нем посуда подпрыгнула, жалобно звякнули серебряные ложки:
— Думаешь, мне не доложили о твоих попытках сбежать? О том, что весть стараешься подать нелюдям, руны охранные с окон стираешь, да плат защитный каждый раз скинуть хочешь? Так вот — не выйдет! Не отпущу.
И тут же, словно растеряв весь запал, князь упал на лавку и обхватил голову руками:
— Ну что тебе надо? Чего ты желаешь? Только скажи! Уборов драгоценных? Достану! Яств тонких, вин заморских? Привезу! А хочешь, терем выстрою? Высокий, цветной, с золочеными петухами на крыше? Сад разобью, поболе того, что здесь? А?
В голосе звучала такая надежда, что стало больно. Захотелось успокоить этого отчаявшегося мужчину, обнять, погладить по голове, по золотым кудрям…
Но цена была высока. Я не желала платить за покой князя собственной жизнью. И чтобы не расплакаться, развернулась на каблуках и выскочила из трапезной.
Не выйдет, говоришь? А вот дудки! Все равно сбегу! Надо только повнимательнее слушать — челядь при мне уже не стеснялась обсуждать дела княжества. Не может быть, чтобы не нашлось ни одной зацепки!
6.1
Время шло, девушки продолжали болтать, я — слушать, и искать способ если не сбежать, то подать весточку.
А потом начались изменения: князь велел мне присутствовать при «важных беседах». Для этого в палате возвели фальшивую стену из деревянной решетки и задрапировали ее тканью. Мне поставили кресло и столик, на котором разложили разные вкусности.
— Сиди тихо, — напутствовал меня Зареслав. — Разговоры здесь, конечно, не для женских ушей, ко очень нужна удача в решениях. Смотри, чтобы никто ничего не заподозрил.
Я кивнула и превратилась в слух.
Дела оказались еще страшнее, чем рассказывали служанки.
Дожди в верховьях вызвали небывалый подъем реки. В это время года ее курица вброд переходила, теперь же, набрав силу, вода снесла половину большого села, оставив людей без крова и средств к существованию. И это осенью! Бедолаги даже землянки вырыть не могли: почва настолько раскисла, что как болото засасывала уцелевшие дома.
Юг же, скованный ранними заморозками, страдал от пожаров: угольки выпрыгивали из печек так, словно их кто выкидывал. Даже крохотная искра порождала буйный огонь, который не могли потушить. Он угасал сам, оставив вместо двора пепелище.
Если такое случалось постоянно, то теперь понятно, отчего Зареслав решился меня похитить, хотя это ничуть его не оправдывало. Мог же по-хорошему!
А держался князь молодцом. Я даже по-другому на него взглянула: пока рядом были подчиненные, управляющие и бояре, он выглядел уверенно, четко отдавал приказы, иногда предлагая невероятные варианты действий.
Кажется, в такого Зареслава я могла бы влюбиться. И даже согласиться переехать к нему насовсем. Женой, хотя и рановато мне об этом думать, шестнадцать лет всего!
Но вот закончился совет, вышел последний посетитель, и князь грузно осел в своем кресле, уронив голову на скрещенные на столе руки. Захотелось подойти, пожалеть, погладить по золотым волосам.
Но Зареслав уже выпрямился, губы упрямо сжались:
— Антонина, выходи. Устала?
— Немного, — я подсела к столу. — Можно спросить?
— Конечно, — он держался молодцом, но по тому, как заострились черты лица, по повороту голову, по напряженным плечам было видно: князю тяжело.
— Почему ты не просто не пришел за помощью? Не рассказал? Не попросил? В гости не позвал, в конце концов?
— А ты бы согласилась? Зная все это?
— Не знаю, — ответила честно, Зареслав сейчас тоже не лукавил.
— То-то и оно, что не знаешь. Я не имел права рисковать. Поэтому… вот так.
— Только не сильно помогла твоя самодеятельность. Наводнения, заморозки, пожары… Не помогает моя удача. Отпустил бы, а, князь?
— Нет, — ответил он глухо. На меня не смотрел, вперив взгляд в открытое окно. Со двора доносился лязг железа и задорные выкрики — там тренировались воины.
— Не подходи! — запретил Зареслав, когда я решила посмотреть поближе. — Защита стоит, но кто его знает, на что ты способна.
Я уселась обратно и снова спросила:
— Что делать-то будешь?
— Ехать надо. Вместе с тобой. Видимо, твоя удача на расстоянии бесполезна, — и, обрывая мою усмешку, добавил: — Это несложно: повозку можно защитить от ненужных взглядов, да и дом, в котором остановишься, тоже.
В это я поверила сразу — кто помешает покрыть магической резьбой все деревянные части телеги, или в чем там меня повезут? А остальное расписать волшебными узорами так, что и Баба Яга не найдет? И все же… дорога — не княжеский терем. В пути может появиться возможность подать весточку тем, кто меня ищет. А они ищут, судя по тому, как сторожко здесь следят за рунами и узелками.
Но князь тоже это понимал:
— Пообещай, что не попытаешься бежать!
Я даже онемела от такой наглости! Украл, запер, а теперь еще что-то требует вместо того, чтобы нормально договориться!
— Обещаю, что сбегу при первой же возможности! — врать не хотелось, да и разозлил он меня.
— Хорошо, — кажется, князь не ожидал ничего другого, — тогда… поторгуемся?
Как князь умеет это делать, я уже знала — успела насмотреться — наслушаться, сидя за занавеской. Даже интересно стало, что он может мне посулить!
— Давай! — уселась поудобнее, готовая ответить отказом на любое предложение.
— Чего ты сама хочешь? Только не проси отпустить!
— Тогда — ничего.
Зареслав нахмурился:
— Не годится. Антонина, ты, вообще, понимаешь, что играешь с огнем? Я ведь и в темницу могу отправить, на хлеб и воду!
Я пожала плечами:
— Если взаперти, то какая разница?
Я блефовала, и сильно. Но за последнюю неделю сумела увидеть князя в различных ситуациях. И в гневе, и в отчаянии, и просто в благостном настроении. Он мог творить что угодно, отдавать самые жестокие приказы. Но ясно было одно: Зареслав — не подлец. И чувствует себя виноватым.
Давая на совесть, я не испытывала раскаяния: на войне как на войне, так, кажется, говорят?
— Проверим? — князь остался спокойным.
Я пожала плечами хотя внутри все сжималось от ужаса: а вдруг решиться? Да и не верила, что суме переиграть того, кого с детства учили править: хитрить, недоговаривать, а главное — держать лицо.
Зареслав вздохнул. Встал, прошелся из угла в угол, отчего половицы надсадно заскрипели. А князь остановился у окна, словно больше всего на свете его занимали дружинники.
Монотонно жужжала муха. Как надоевшая соседская дрель ранним утром. Я не шевелилась, боясь нарваться на вспышку гнева. To, что князь в ярости, выдавала напряженная спина.