От Каина
Глава 1. Ребенок из мусорного бака
− Дура, − фыркнул он кошке, когда та полоснула его по лицу, отпрыгнула и грациозно зашагала по крышке мусорного бака. − Тебе со мной было бы теплее.
Пока он спал, переулок погрузился в ночь.
Спать в мусорных баках − дурная привычка.
Он аккуратно повернулся на спину, не боясь вымазать свою последнюю рубашку.
В животе вместо голодного урчания повисло ощущение грубой тупой боли. Сколько он не ел? Дней или недель? Он и сам не знал, потеряв ход времени.
«Ты можешь получить все, что захочешь» − всплывали в голове чужие слова.
− Захочешь...
Машинально прошептав это слово, он протянул руку к тонкой полоске неба между крышами домов, наблюдая, как из мрака плавно опускаются мелкие снежинки.
Ему нравилось ловить едва различимые мгновения реальности. Он наслаждался чувством замирания снежинок у кончиков пальцев, а после восхищался порывом ветра, не позволившим небесной белизне коснуться руки.
Раскрытая кисть, протянутая к небу, резко сжалась в кулак. Проступили жилы и вены под бледной кожей. Он ударил в стенку бака и тут же выпрыгнул. Рубашка зацепилась за металлический выступ, порвалась, но он спокойно приземлился босыми ногами на заледеневший асфальт.
«Что ж, значит, она свое изжила», − подумал он, рубашкой вытер измазанные руки и швырнул ее в мусорный бак, под которым был его маленький клад.
Он извлек сверток из добротной черной ткани, развернул его и, достав старинные кожаные ботинки, шустро натянул их на ноги. Встряхнул сукно и накинул на плечи. Для мальчишки этот плащ был велик, но бережно подшитый край решал эту проблему.
Он вышел на ближайшую улицу и тут же застыл у зеркальной витрины, увидев свое отражение. Все тот же двенадцатилетний мальчик с мягкими чертами лица. Белые волосы едва касались мочки уха, а красные глаза зловеще блестели в темноте.
Он понятия не имел, как видят его другие. Что бы им ни мерещилось в ночи, это было иллюзией.
Он же видел реальность.
Это постоянство раздражало, но он только вздыхал, натягивал на голову капюшон и тихо уходил.
«Что же ты делаешь?» - спрашивал тот же голос в голове.
Ему хотелось ответить «Прости», но зная, что мысль его будет услышана, сказал:
− Иди к черту!
Он любил ночной город: тишину, пустоту улиц и огни фонарей. В длинных дорогах со светом на обочине он видел много свободы. Однако нынче неоновые огни все чаще жгли глаза пестрой бессмысленностью. Благо, эта улица была иной. Она выстилала его путь большими желтыми кругами, едва касающимися друг друга. Только светофоры кое-где добавляли красок.
Он думал о любимых кремовых пирожных, клубничном джеме и вкуснейшей корочке черного хлеба и нервно облизывал губы.
Денег у него не было. Он мог легко заработать или расплатиться иллюзией. Протянуть клочок бумаги или пустую ладонь, заставить поверить во что угодно, получить свое и мирно уйти. Мог жить по-королевски, только это скучно и вызывает изжогу.
«Лучше бы ты воровал деньги», - снова вмешался голос.
В ответ мальчишка только улыбнулся.
Он просто хотел поесть и интуитивно искал место с приятным запахом. Нужная дверь нашлась очень быстро.
Все замки устроены одинаково, и он знает как.
Щелчок. Дверь открыта.
Он тихо зашел в кафе. Не беспокоясь о часах и приличиях, сварил себе кофе, взял вчерашнее пирожное с одинокой клубничкой и расположился за столиком у окна.
Сделал глоток, изучая руками изгиб горячей чашки, не спеша набрасываться на еду, словно его привел сюда не голод, а поиск места для размышлений.
Однако внезапно понял, что совсем скоро заряженное ружье будет смотреть ему в спину.
Это показалось ему забавным, даже романтичным - в веке технологий быть застреленным из старой охотничьей двустволки. Но человек не станет стрелять.
Где-то позади скрипнула половица.
− Спокойно, старик, − прошептал мальчишка. - Не нервничай, просто вызывай милицию-полицию, кто у вас вообще сейчас? Но пока они едут, посиди со мной, а я, пожалуй, допью кофе.
Хозяин лавки подошел ближе и застыл.
− Это ты. Это, правда, ты! - воскликнул он, падая на колени.
Старые иссохшие руки вцеплялись в черное сукно.
− Это знамение Божье!
− Стоп. Стоп. Стоп! Старик, ты что-то явно путаешь.
− Нет, это был именно ты. Я никогда не забуду эти глаза!
Мальчишка снисходительно улыбнулся.
− Поверь мне, ты принимаешь меня за кого-то другого...
− Нет, я вижу твое истинное лицо!
Растерянный ребенок не смог ответить.
− Белые волосы и красные глаза, − продолжал старик, стоя на коленях. - Только нет той дерзкой улыбки, как тогда. Помнишь? Помнишь ли ты меня?
Мальчишка отрицательно покачал головой.
− Жировичи, 5 мая 1963 года! - воскликнул старик. - Ты сидел и... Погоди!
Он вскочил и помчался куда-то с проворностью молодого юнца, но в дверях обернулся.
− Только прошу тебя, не исчезай. Ведь я всю жизнь тебя искал.
Оставшись один, мальчик попытался вспомнить этого человека, но тщетно.
Вернувшись, старик положил на стол пожелтевшую советскую тетрадь. «Oportet vivere» было написано на ее обложке, а черная птица сидела на заглавной букве. Один взгляд и она, расправив крылья, взлетела, чтобы исчезнуть.
− Я всю свою жизнь хотел понять, что именно видел той ночью и что значили твои слова, − прошептал старик.
Он боялся сесть, упирался дрожащими руками в стол и едва дышал, но продолжал шептать:
− Расскажи мне.
Посмотрев на старика, он заговорил, указывая на место напротив:
− Садись.
Ему нужно было немного подумать. Холодные руки скользнули по чашке. Бледные губы медленно коснулись стекла. Он сделал глоток.
− Отпираться смысла нет, как я понимаю? Я расскажу тебе все, ведь ты меня не выдашь. Спрашивай.
− Кто ты? − оживился старик и, наконец, сел за стол.
− Я? Хм... а кто же ты сам? - с насмешкой в голосе спросил мальчишка, манерно отломав кусочек пирожного маленькой ложечкой.
Наблюдая недоумение хозяина кафе, он неспешно попробовал свое лакомство, улыбнулся и, слизывая остатки крема, пояснил:
− Каждому по потребности, а не зная кто ты, я не смогу понять твою потребность. Кто ты, Иван?
Старик растерянно смотрел на мальчишку, с трудом сглатывая ком, внезапно подкативший к горлу.
− Хорошо, коль ты не знаешь, давай разберемся, − сказал ребенок. − Что я там тебе наговорил? Совсем не помню.
Старик вздрогнул и тут же осунулся, втянув шею.
− Не делай такое лицо. Я не должен это помнить, но, пожалуй, я тороплюсь, − сказал мальчишка, посмотрев в глаза Ивана.
Этот взгляд, словно удар, отбрасывал сознание назад. Две красных точки вместо глаз. Чувство падения в пропасть, от которого захватывает дух, и внезапно... другое место, другое время...
Глава 2
Глава 2 - Невинный праведник
Иван − рослый, тихий мальчишка держался чуть поодаль от других ребят. Он выбрал Бога в то время, когда остальные от него отрекались, решил поступать в Минскую семинарию, и новость о возможном ее закрытии взволновала его до глубины души.
− Этого и следовало ожидать, − злорадствовал школьный учитель, считая религию заразой для народа.
Услышав такую новость, Иван нетерпеливо ждал окончания занятий, чтобы помчаться сквозь лес в поселок Жировичи и узнать, правдивы ли эти разговоры.
В заветном святом месте люди появлялись редко, а сегодня Иван сразу заметил ребенка, сидевшего на ступенях храма.
Странно было тут видеть мальчика, чуть младше его самого, помечающего что-то в тетради. Проходя мимо, Иван взглянул на ее страницы. Его поразили наброски удивительных мест, но Иван спешно отвел взгляд, не смея рассматривать рисунки.
Смущенно ускоряя шаг, он зашел в храм. Ему показалось, что мальчик обернулся и даже хотел что-то сказать, но Иван испугался перспективы беседовать с этим ребенком.
Он поспешил забыть о необычном мальчике, вернувшись к источнику своих тревог, разрешить которые мог только сам митрополит Антоний. Благо, этот тихий человек с мудрыми глазами всегда был рад его видеть. Даже если юноша заставал его врасплох.
− Неужели это правда? - без предисловий спросил Иван, подойдя к мужчине.
− Что правда, мальчик мой? - мягко взглянув на юношу, отвечал митрополит.
− Что семинарию закрывают!
Рука мужчины легла на голову подростка, мягкая улыбка исказила губы. И только затем митрополит тихо ответил:
- Нет, не закрывают, но свет ее почти угас.
- Свет? О чем вы?
Рука исчезла. Мужчина сделал несколько шагов, задумчиво пересек комнату, а после заговорил.
− Как ты думаешь, зачем мы нужны Богу, если он вездесущ?
− Чтобы помочь его увидеть, − сходу ответил Иван, который не раз думал об этом.
− Можно и так сказать...
− Так что тогда...?
− Нам некого учить, Вань, − прямо ответил мужчина.
− А я!? Как же я!?
− Ты еще мал, мальчик мой...
− Но...
У Вани не было аргументов. Он чувствовал, что это неправильно, но объяснить это никак не мог.
− Я понимаю твои чувства, но...
− Только не говорите, что на все воля Божья! - воскликнул юноша, не понимающий такого рода ответов.
− Зачем же? Дело совсем не в этом, − говорил мужчина. - Все развивается: и мир, и люди, и наша родина. Сегодня она не принимает нас, но после все изменится. Святое место вроде этого не останется без благословения. Да и ты ничего не теряешь. Это не единственная семинария, а значит, путь твой не утерян. Ты легко можешь выучиться в другом месте, а после вернуться сюда или, быть может, найти другое место своим знаниям.
Ваня вздохнул, пытаясь принять такого рода правду.
− Так что не стоит бояться. Бог он везде один. Он все видит и не оставит тебя. Он никого не оставит...
«Никого», − повторил мысленно Иван и почему-то вспомнил мальчика там на лестнице. Вспомнил странный карандаш в его руках и рисунки, а его самого вспомнить не смог: ни одежды этого мальчишки, ни лица.
− Там, на лестнице, − начал было Ваня, но мужчина перебил его:
− Мальчик?
− Да...
− Он там уже давно. Зашел в храм, побродил немного и вышел, с тех пор сидит там.
− Он рисует что-то...
− Иностранное?
− Наверно. Непонятное оно. Ему наверно помощь нужна. На иностранца похож...
− По-русски он говорит отлично и хоть рисует места далекие, хорошо понимает смысл всего вокруг.
− Но ведь это ненормально...!
− Да, что-то есть необычное в нем, но пока он сидит тут, он в безопасности, что бы с ним ни приключилось.
Ваня вновь вздохнул, смутно понимая разумность всех этих слов.
− Тебе не о чем беспокоиться, − заключил мужчина. - Ни о судьбе своей, ни о судьбе этого мальчика. Если ему нужна помощь, он ее найдет, точно так же, как и ты найдешь в свое время, поэтому не стоит переживать.
− А что будет с вами, если учить будет некого?
− Скорее всего, я окажусь в другом месте, но это ничего не изменит.
Иван только кивнул, вдруг осознав всю силу простых слов о воле Бога.
Поблагодарив митрополита и попрощавшись с ним, он покинул святое место, тут же вспомнив о странном мальчике, поражаясь, как о нем можно было вообще забыть за пару мгновений до новой встречи. Но мальчик сидел все там же, в совершенно новой темно-синей форме. Мало у кого в Ванином классе была форма нового образца, у кого-то и вовсе не было формы, а лишь ее подобие, а у этого мальчика она была безупречна.
Это стало еще одним удивлением Ивана, однако внезапный голос заставил его вздрогнуть.
− Развели тут всяких попрошаек, − ворчала проходящая мимо женщина.
От этой гневной фразы Ваня тут же осмотрелся, но никто не просил милостыню у святых мест. Зато неизвестный спокойно отвернул полу пиджака и, быстро достав что-то из внутреннего кармана, метнул женщине. Золотая монета блеснула на ярком солнце, прежде чем женщина поймала ее.
− Ты знаешь, кому это можно продать и никогда больше не думать, как рассчитаться с долгами.
Женщина побелела от этих слов, руки ее задрожали, но она смотрела на беловолосого мальчишку глазами полными отчаянья.
− Иди уже, − отмахнулся от нее мальчишка в новой форме и через плечо посмотрел на Ивана. - А тебе чего?
− Ничего, − смущенно ответил мальчишка, с удивлением понимая, что на него смотрят ярко-красные глаза.
Незнакомец хмыкнул, стукнул по ступеньке рядом, приглашая присесть, и продолжил рисовать. Борясь со страхом, смущением и любопытством, Ваня все же сел рядом с мальчиком и стал украдкой поглядывать в тетрадь. На бумаге под действием странного предмета появлялись черные линии, а из линий собирались колонны, окна и врата, создавая очертания города.
− Это Рим, − спокойно сообщил мальчишка и взглянул на Ивана.
− Но ведь...
Однако бледный палец не дал ему заговорить, коротко коснувшись его губ.
− Хочешь быть счастливым, отделяй политику от искусства. Архитектура − это искусство, а строй страны - это политика.
Сказав это, он убрал палец и стал переворачивать страницы.
− Это Вена, а это Акрополь, а это пригород Нью-Йорка. Это, кстати, оттуда.
Он вложил в руку мальчишки свой волшебный пишущий предмет.
− Это шариковая ручка, одна из первых, скоро они и здесь появятся, ибо очень удобны.
Иван только смотрел на него с недоумением, боясь даже дышать.
− Спрашивай, − прошептал незнакомец.
− У тебя странные глаза, − выпалил в ответ Иван, даже не успев задуматься.
В ответ незнакомец только рассмеялся.
− Почему они странные? - с улыбкой спрашивал он.
− Ну, я просто не видел никогда красных глаз.
Смех тут же стих, а два кровавых глаза с интересом уставились на него.
− Красные, говоришь...
− Да, и волосы белые. Разве такое бывает?
− Бывает, − пробормотал мальчишка. - Это называется альбинизм, нехватка пигмента, обычно довольно трудно переносится, но мне повезло, или, быть может, тебе повезло не бояться дьявола и видеть все как есть.
− Как есть?
− Мало кто способен без страха смотреть на реальность, не убегать от нее, не видеть в белых волосах выгоревших русых, а в красных глазах один алый отблеск от яркого солнца, да и черные плащи устраивают не всех.
В этот миг Иван содрогнулся. Голос и глаза так сильно заворожили, что ему на миг показалось, что он потерял самого себя, но стоило вздрогнуть и сознание снова стало ясным, а вот новой формы на незнакомце уже не было. Он сидел в черном плаще и просто улыбался.
− Ну вот, все же не такой уж ты и бесстрашный, но это ведь все равно тебе интересно.
Он протянул мальчишке тетрадь и поднял глаза к небу, прислушиваясь к шуму ветра.
А Иван невольно стал листать страницы и рассматривать неизвестные ему города. Страх быстро оставил его, сменившись теплым спокойствием.
− Красиво, − шептал он невольно. - Неужели ты видел все это?
− Конечно, видел, − отвечал неизвестный. - И ты сможешь увидеть в будущем, если конечно не запрешь себя в монастыре.
Иван закрыл тетрадь и выдохнул.
− Что плохого в служении Богу?
− Ничего, но к Богу надо еще дойти, а ты... зачем тебе семинария?
− У нас в семье...
− Ах да! Грехи предков и все такое... Правда в это веришь? Если твой пра-пра-пра-кто-то был сволочью и умер сволочью, то никто и ничего уже не изменит.
− Но мне нравится...
− Что? Читать молитвы и мечтать убежать от мира, которого не знаешь, к Богу, которого не нашел? Это и есть твой путь?
Он рассмеялся и пожал плечами.
− Впрочем, пожалуйста, это твое право, оставь себе эту тетрадь, чтобы хоть что-то увидеть и можешь смело отдать себя Богу, подчиняясь течению и не думая ни о чем.
− Ты... Как ты можешь сидеть на ступенях храма и говорить такое?
− Какое?
Незнакомец развел руками.
− Я говорю не о храме, не о вере, а только о тебе. В чем будет смысл твоего служения Богу?