Третьим учеником был Виталий — сорокалетний мужчина, которому очень хотелось выступать на сцене, несмотря на полное отсутствие музыкальных данных. Пел он, отчаянно фальшивя, жёстким, визгливым голосом, абсолютно не соблюдая ни движения мелодии, ни её ритма, зато очень эмоционально, полностью отдаваясь процессу пения. И этим он меня и покорил. Когда он пришёл в первый раз, то, молитвенно сложив на груди руки, заявил:
— Вы — моя последняя надежда!
Из разговора выяснилось, что с ним отказались заниматься три преподавателя-профессионала, ведущие вокал в музыкальной школе и в колледже культуры. В один голос они ему заявили, что у него нет никаких способностей к музыке в целом и вокалу в частности, и что лучше ему найти какое-то другое хобби и не тратить зря время.
— А почему вы решили, что у меня вы сможете чему-то научиться? — удивилась я.
— Потому что мне сказали, что вы даже рыбу можете научить петь.
Я рассмеялась:
— Кто это вам сказал?
— Борис. Я с ним недавно познакомился, он узнал о моих трудностях и порекомендовал обратиться к вам.
Борис… Я улыбнулась, вспомнив этого симпатичного юношу, с которым мы пару лет очень плотно работали. У него была схожая проблема: парень абсолютно не владел своим голосом, хотя играл в ансамбле на гитаре и очень хотел петь. Сейчас он выступает в бэк-вокале, и, как я слышала, потихоньку выбивается в солисты.
— А вы знаете, как мы с Борисом занимались? Два года по три часовых занятия в неделю! И он ещё и дома работал, все задания выполнял. Я восхищалась его трудолюбием и старанием. А вы так сможете?
— Я ещё лучше смогу! — уверенно заявил Виталий. — Я готов работать каждый день по два часа.
— Ну, это уже перебор, — улыбнулась я. — Впрочем, посмотрим…
И мы начали заниматься.
Виталий действительно оказался очень старательным учеником. Через полгода кропотливых занятий я вдруг поняла, что мои усилия даром не проходят: голос его зазвучал мягче, Виталий начал слышать движение мелодии, да и с чувством ритма стало намного лучше. Я радовалась происходящим переменам и думала, что еще пара лет таких занятий — и Виталий точно запоёт. Лишь бы у него терпения хватило.
Но сегодня он преподнёс мне неприятный сюрприз.
Придя на занятие, он подождал, пока Маша оденется и, попрощавшись, выйдет за дверь и, сумрачно глядя куда-то поверх моей головы, заявил:
— Я сегодня последний раз пришёл.
— Что?! — Я не поверила своим ушам. Вот уж от кого не ожидала подобного заявления, так это от него. — Почему? Что случилось?
— Я понял, что у меня нет никаких способностей к музыке, и решил не тратить зря деньги.
— Виталий… — я растерялась настолько, что сразу даже слов нужных подобрать не смогла. — Вы не правы. За эти полгода вы многого добились. Мы с вами ещё очень мало занимаемся, но и то уже заметны сдвиги. Нельзя бросать на полпути. Давайте позанимаемся ещё хотя бы полгода, и вы сами увидите, насколько всё изменится. Вы же так хотели петь!
Я пыталась поймать его взгляд, но Виталий старательно отводил глаза, то теребя пуговицу на пиджаке, то внимательно разглядывая шторы на окне.
— Нет. Я всё решил. Я — полный бездарь. Мне лучше заняться каким-то более полезным делом. Извините.
— Хорошо, — расстроено согласилась я. — Но если вдруг передумаете, то приходите. Буду рада.
— Спасибо вам.
Он повернулся и пошёл к выходу.
— Виталий! — крикнула я ему вслед.
Он остановился.
— Виталий… — я подошла и остановилась у него за спиной. — То, что вы — бездарь… это вам жена сказала?
— Какая разница! — с досадой ответил он, не поворачиваясь, и вышел, хлопнув дверью.
Да уж… и кто меня за язык тянул? Мне-то что до того, кто его так «приласкал»? А жене просто денег стало жалко, которые муж «выбрасывает на ветер». Наверняка заявила что-нибудь типа «Лучше бы ты мне шубу купил». Или — «на машину копил», или ещё на что-нибудь, что в хозяйстве пригодится. А вокал — кому он нужен. Из него шубу не сошьёшь…
Я почувствовала, что сейчас разревусь и, резко развернувшись, пошла к чайнику. Весь внезапно освободившийся час я пила чай, тупо жуя конфеты и мрачно размышляя о несовершенстве мира. Было очень жаль и Виталия, которому пришлось распроститься со своей мечтой, и своих усилий. Да и заниматься с ним мне нравилось намного больше, чем с умницами-разумницами, и без меня неплохо поющими, потому что он бросал мне вызов своей, как он сказал, бездарностью. Вызов моим преподавательским способностям, моим умениям, моим амбициям. И это было здорово и наполняло наши занятия каким-то особым смыслом.
А теперь этого смысла не будет…
Я налила ещё чаю и вдруг почувствовала, что, если выпью ещё хоть глоток, то попросту лопну. Погрузившись в свои грустные размышления, я, незаметно для себя, выпила почти весь чайник и машинально съела всё печенье. Надо взбодриться: впереди — ещё два занятия.
Я встала и начала убирать со стола.
И тут на меня свалился очередной сюрприз.
Дверь распахнулась и на пороге выросла «мадам Брошкина» — Анжела Владиславовна, мама десятилетнего мальчика, который недавно начал ко мне ходить на эстрадный вокал. Мама мечтала сделать из него великого артиста, а мальчику, как говорится, медведь на ухо наступил: он все песни пел на одном звуке ровными длительностями.
Прослушав мальчика при первом их появлении в студии, я сразу сказала маме, что на быстрый результат рассчитывать нельзя, что предстоит длительная работа по развитию музыкального слуха и чувства ритма. Что у мальчика совершенно нет координации между голосом и слухом, и за пару занятий её не разовьёшь. Что надо приготовиться к планомерной и длительной работе.
Мама кивала, соглашалась, говорила: «Да, да, я понимаю», а в конце спросила:
— У Петеньки в школе через две недели песенный фестиваль. Вы успеете к нему какую-нибудь песню разучить?
И я поняла, что зря сотрясала воздух своими пламенными речами.
Конечно, от подготовки выступления я сразу и наотрез отказалась. Мама, поджав губы, качнула головой:
— А мне вас как хорошего специалиста рекомендовали.
— Я — хороший специалист, — без лишней скромности согласилась я. — Но даже гениальный педагог не сможет за две недели из гудошника сделать вокалиста. Вот к концу года, может, что-то уже и получится. И то при условии, что вы занятия пропускать не будете. А пока — нет.
Мама ушла, недовольно бурча под нос что-то о современных педагогах.
Присутствовавшая при этой сцене Катя качнула головой:
— Помяни моё слово: ты с этой мадам Брошкиной ещё намучаешься.
— Да, — вздохнула я. — Мадам — та ещё штучка.
Так, с лёгкой руки Екатерины, Анжела Владиславовна и превратилась в «мадам Брошкину».
И вот эта мадам стояла передо мной, пылая негодованием. Даже не поздоровавшись, она разразилась длинной тирадой:
— Как вам не стыдно! Только зря деньги дерёте! Учить не умеете, а туда же — педагогом себя считаете!
«Педагогом» в её устах прозвучало как презрительное ругательство.
Я опять растерялась: да что ж сегодня за день-то такой! Какой фигой сегодня звёзды выстроились?! Пытаясь сохранять спокойствие, вежливо спросила:
— А что, собственно, случилось, Анжела Владиславовна? И где Петя?
— Петя больше к вам ходить не будет! Вы учить совершенно не умеете! Мы ходим к вам уже почти два месяца, а Петя до сих пор петь не научился!
— Анжела Владиславовна, когда вы в первый раз пришли ко мне, я вам сразу сказала, что быстрого результата ждать нельзя, что потребуется…
Но договорить мне не дали.
— Два месяца — это уже большой срок. Вот Петина подруга Машенька всего месяц занимается, а уже на школьном концерте выступила. А Петю не взяли, сказали, плохо поёт. За что я вам деньги плачу?! Я сегодня была у знающего человека, он сказал, что таких специалистов, как вы, от детей поганой метлой гнать надо!
У меня затряслись руки.
— Знаете что…
— Я-то знаю! А вот вам не поздоровится! Я в Министерство культуры пойду! Вас лицензии лишат за профнепригодность! Я в суд подам! Вы мне все деньги вернёте, до копеечки! Шарлатанка!
И мадам Брошкина, пылая благородным гневом, гордо вынесла свои телеса за дверь.
— При чём здесь Министерство культуры? — только и смогла пробормотать я, глядя на захлопнувшуюся дверь.
Трясущимися руками налила себе воды, благо даже отойти от стола с чайником не успела, отпила несколько глотков. Сердце билось, как ненормальное, лицо пылало. Никто и никогда меня так не оскорблял.
Я с учениками занимаюсь с семнадцати лет, с третьего курса музыкального колледжа. За прошедшие годы у меня накопилась куча грамот и благодарностей за хорошую работу, мои ученики призовые места на всяких конкурсах и фестивалях занимали, а эта мымра смеет что-то про профнепригодность говорить?!
Я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.
— Всё нормально! Моё сердце бьётся ровно и спокойно. Я абсолютно спокойна. Мне плевать, что думает обо мне эта дура. Я спокойна… я абсолютно спокойна…
Но самовнушение не помогло и я, усевшись на стул, наконец, разревелась, выпуская из себя все неприятности этого идиотского дня.
Последнее занятие прошло, как в полусне. Я что-то говорила, объясняла, даже, кажется, улыбалась занимавшемуся мальчику, но всё было, словно в тумане. Еле закончив урок, я быстро собралась и выскочила из студии так, будто за мной кто-то гнался. Ни минуты лишней не захотела там оставаться.
Придя домой, машинально поужинала, в который раз уже прокручивая в голове этот неудачный во всех отношениях день, потом, пытаясь направить настроение, на сайте в Интернете посмотрела несколько серий любимого детектива. Но в этот раз даже он не помог. В ушах звучал голос «мадам Брошкиной», на глаза наворачивались слёзы, мешавшие смотреть.
Перед сном, забравшись под одеяло, хотела почитать, но мысли блуждали далеко от сюжета книги, поэтому я положила книгу на столик у дивана и, подумав «А пошли вы все!..», выключила свет.
Но уснуть сразу не удалось. Я лежала, глядя на светящиеся в темноте цифры электронных часов, и мне опять, который уже раз после смерти мужа, хотелось улететь куда-нибудь далеко-далеко от этого сложного и жёсткого мира, туда, где бы меня ждали и любили, где мне всегда были бы рады и укутывали бы меня душевным теплом, как мягким одеялом. Так, как умел это делать мой единственный и неповторимый, так рано ушедший из этого мира, муж.
Я чуть было опять не прослезилась, вспомнив мужа, но тут же зло прикрикнула на себя: «Не смей раскисать! Спи уже давай!» И, сердито завернувшись в одеяло, отвернулась к стенке.
А уснув, неожиданно оказалась на высоком холме.
* * *
— Вот так я здесь и очутилась. С расстройства. Нет, ну ты представляешь, какая стерва?! — вспомнив мадам Брошкину, снова возмутилась я.
— Зато, благодаря ей, ты снова здесь, со мной, — улыбнулся Стэнн.
— Да, — я тоже улыбнулась. — Видимо, это и есть то место, где меня любят и мне всегда рады?
Я лукаво посмотрела на сидящего рядом колдуна.
— А ты еще сомневаешься? — удивлённо поднял тот бровь. — Тебе нужны доказательства?
И, не дав мне и слова сказать, наклонился и поцеловал меня. Таким долгим и крепким поцелуем, что я чуть не задохнулась, и когда он, наконец, оторвался от моих губ, я начала хватать ртом воздух, как вытащенная на берег рыба.
— Стэнн…
Но он не дал мне договорить, закрыв мне рот новым поцелуем.
— Стэнн! — я упёрлась руками в его плечи.
— Что? Что — «Стэнн»? Тогда ты была «ещё не слишком взрослая», а сейчас что? Чересчур старая стала? — в голосе Стэнна смешались досада и боль.
— Стэнн, — я едва сдерживалась, чтобы не разреветься. — Я же здесь не настоящая, понимаешь? И ты мне просто снишься. Тогда, в детстве, это не казалось таким уж важным, а сейчас… А если я опять исчезну, что тогда?
— Не исчезнешь. А если исчезнешь, я тебя найду.
— Как?
— Пока не знаю. Но я подумаю. Я ведь уже не тот мальчишка, которого ты знала. Я — довольно могущественный колдун. Во многом уже отца превзошёл. Я найду способ привести тебя сюда, вот увидишь.
— Правда? — спросила я с надеждой, уже зная его ответ.
— Я тебя когда-нибудь обманывал? — спросил он. — Конечно, правда!
Стэнн всегда добивался своего. Его слову можно было верить. Я с облегчением прижалась к нему… и услышала, как где-то далеко-далеко заиграл будильник.
— Ой… кажется, я просыпаюсь… — успела сказать я…
…и проснулась.
Стэнн
После того, как Селена проснулась и исчезла из его объятий, Стэнн ещё долго сидел на островке, вспоминая каждый взгляд, каждое слово так неожиданно заново обретённой любимой. А ведь он уже потерял всякую надежду увидеть её вновь. Думал, что так и придётся жить, тоскуя по утраченному счастью.
…Но как было бы ужасно, если бы он послушался матери и женился на дочери лорда Бэйнироса… Он бы женился, а Селена вернулась…
Стэнна даже передёрнуло от нарисовавшейся в уме картины.
Нет, всё-таки, он молодец, что сумел противостоять попыткам мамы его женить. Впрочем, она особо и не настаивала. Понимала, что не сможет сын быть счастлив с нелюбимой женой…
А вот сейчас… сейчас он счастлив. И сделает всё возможное — да и невозможное тоже! — чтобы Селена вернулась сюда уже не во сне, а наяву. Главное, что она снова здесь, а остальное решаемо.
Стэнн выбрался с островка на берег, когда в небе уже зажглись первые звёзды, а стражники стали стучать в колотушки, предупреждая запоздавших путников, что городские ворота закрываются. Свистом подозвал Мурлыку и, махом вскочив на гепьерда, послал его к воротам.
Проехав мимо вытянувшихся при его появлении стражников, отпустил поводья: Мурлыка и сам знает, куда идти. Гепьерд бодро побежал по широкой центральной улице, не обращая внимания на встречных пешеходов и велосипедистов. Впрочем, они тоже не обращали на него внимания: привыкли уже к средству передвижения Начальника Тайной Магической Полиции. Только вежливо кланялись всаднику, удивляясь, почему обычно такой суровый колдун смотрит на них мечтательным взглядом и едва сдерживает раздвигающую губы улыбку.
Подъехав к дому, Стэнн снял с гепьерда упряжь, кинул в кормушку большой кусок мяса и, оставив зверя наслаждаться заслуженным ужином, пошёл к боковой двери, чтобы сразу попасть на кухню.
Только сейчас, увидев, с какой жадностью накинулся Мурлыка на мясо, Стэнн понял, что тоже здорово проголодался. А на кухне мама наверняка оставила еды для своего любимого сына. Сами-то они, наверное, давно поужинали.
Но, открыв дверь, с удивлением увидел сидящих за столом перед нетронутым и уже остывшим ужином родителей.
— Доброго вечера, — поздоровался сын. — Вы чего тут сидите?
— Тебя ждём, — с лёгким укором сказал отец. — Ты очень задержался.
И внимательно посмотрел в сияющие глаза сына.
— Что-то произошло?
Стэнн кивнул и сел за стол возле отца:
— Произошло, пап. Селена вернулась!
Главный Королевский Колдун удивлённо посмотрел на светящегося радостью сына:
— Селена? Где она?
— Уже проснулась. Но она завтра вернётся.
— Ты так думаешь?
— Я это знаю! И, кстати, мама, спасибо за совет.
— Ты встретил её на холме, — задумчиво проговорила леди Икэсса, движением руки разогревая еду и ставя перед сыном тарелку с тушёными овощами и большим куском хорошо прожаренного мяса.
— Да. Она шла в город.
— Мы рады за тебя, сын, — сказал лорд Джэффас, беря в руки вилку. — Твоё ожидание оказалось не напрасным.
— Завтра приготовлю праздничный ужин, так что долго не гуляйте, — тоже садясь за стол, деловито сказала хозяйка дома.
— Завтра мы будем готовить шашлык в саду! — возразил Стэнн. — Надо мясо приготовить.
— Шашлык так шашлык, — покладисто согласилась мать. — Ешь давай. И расскажи, как вы встретились.
И Стэнн, с трудом унимая бьющую через край радость, сдержанно рассказал об их встрече. Отцу не нравилось, когда сын слишком откровенно выражал свои эмоции, и Стэнн давно уже научился держать себя в руках, разговаривая с ним. Впрочем, он был благодарен отцу за такую науку: это умение очень помогало ему в работе. Глядя на невозмутимого Начальника Тайной Магической Полиции никто и предположить не мог, какие бури в действительности бушуют в его душе, а, следовательно, не видя его реакции на события, не мог и подобрать ключик к управлению колдуном.