Он шел со стороны магазина с пакетом в руке. Увидев у подъезда меня в белом платье со шлейфом и выплывающего вслед за мной Кортнева, парень густо покраснел и шарахнулся в другую сторону.
На мгновение я замерла и хотела было его окликнуть, но псевдожених, владелец четырех авиакомпаний, легонько подтолкнул меня в спину, я обернулась и увидела подъезжающий к подъезду черный «Фиат».
— Это за нами, — шепнул он.
Краем глаза я заметила, что Степа подошел к детской площадке, присел на скамейку и закурил.
— Садись, Даша!.. — поторопил Кортнев, и я, подобрав платье, забралась на заднее сиденье.
Машина мягко тронулась, и из затемненного окна мне было видно, как Степа выкинул недокуренную сигарету, зло топнул по окурку и направился к подъезду.
В эту секунду дверь распахнулась, и оттуда выползла необъятная туша Андромеды Николаевны. Увидев Степу, она мерзко улыбнулась и указала на машину, в которой я сидела.
Степа, нервно дернув головой, бросился в подъезд и исчез внутри.
В тот же миг «Фиат» завернул за угол и понесся по улице.
В сердце поселилось какое-то гнетущее чувство, и я не могла понять, отчего оно там — то ли от неловкой ситуации со Степой, то ли от музыки — надрывной, горькой, не отпускающей и до сих пор терзающей меня.
Мы ехали довольно долго, петляя какими-то тупиками и переулками, пока, наконец, впереди не возникло нарядное здание с яркой вывеской «Кафе «Лабиринт». Этажи его были словно неловко поставлены друг на друга — наверно, в этом эффекте был особый замысел архитектора.
В премерзком настроении я вышла из машины, потом вытащила тяжелый гитарный футляр.
«Так, все проблемы переносим на завтра — и настроиться только на работу», — дала я себе мысленное указание.
И, вслед за Димкой, шагнула внутрь помещения.
— А, музыканты приехали?.. Сюда, сюда!.. — залепетал невесть откуда взявшийся мужичок в костюме и нелепом розовом галстуке и, ухватив Кортнева за руку, поволок куда-то вглубь узкого коридора.
Я, перекинув шлейф через плечо, поспешила за ними, с удивлением оглядывая череду дверей по бокам.
На кафе совсем не похоже…
Влекомые мужичком, мы вскоре очутились в маленькой комнатке со столом и двумя стульями. В углу помещения была прорублена дверь.
— Это выход на сцену, — пояснил провожатый. — Ровно в полночь, ни раньше, ни позже, откроете ее и пойдете вперед. По сторонам не смотреть. Сделаете то, зачем пришли — и сразу обратно. Костюмы оставите здесь. За углом будет ждать такси.
После этого монолога человек положил на стул две стопки денег и быстро вышел.
Мы с Димкой ошарашенно посмотрели друг на друга.
— Странно как-то… — наконец, произнесла я.
Тот махнул рукой.
— А, ладно! В каждой избушке свои погремушки… — и засунул свою долю в футляр скрипки.
Я прислушалась к тишине за дверью. Может, свадьба пока где-то в другом месте?.. Никто не кричит, не смеется…
Моя рука сама потянулась к дверце…
— Не лезь! — Димка ухватил меня повыше локтя и тут же более мягко добавил: — Нам же сказали… А то деньги отберут.
Я вырвала руку и опустилась на стул, по-прежнему не слыша никаких звуков, кроме собственного дыхания, и необъяснимая тревога перехватила горло.
Димка, казалось, ее не разделял. Он спокойно достал скрипку и пробежал пальцами по струнам. В гробовой тишине эти звуки резанули по ушам.
— Позанимаемся? — и голос его глухо взлетел под низкий потолок.
Не сказав ни слова, я начала распаковывать футляр.
ГЛАВА 12
— Без одной минуты двенадцать, — наконец, взглянув на часы, произнес Димка.
Я прижала к себе гитару и ноты и покосилась на дверь в углу.
И вспомнила свое нежелание ехать в это кафе, больше похожее на сомнительную гостиницу.
С другой стороны по-прежнему не доносилось ни звука.
— Ну, с Богом… — и скрипач уверенной рукой открыл дверцу.
Оттуда хлынул резкий слепящий свет. В первое мгновение парень отпрянул, но тут же, прикрыв глаза ладонью, шагнул вперед.
Я двинулась по его следам.
Если бы не украденные деньги…
— Осторожно! — шепнул Димка, и я увидела, что освещенная яркими прожекторами сцена совсем маленькая, и я, задумавшись, чуть было не поставила ногу мимо нее, в невидимую пустоту.
Потому что зал тонул в полной темноте. Я видела только сцену и ее обрывающиеся края.
Посреди сцены стоял стул — видимо, для меня. Двигаясь, как во сне, я села, поставила ногу на скамеечку и в ужасе почувствовала, что руки меня не слушаются.
— Начинай… — шепнул Димка.
Я подняла глаза, и они глотнули мрак — словно я вышла в беззвездную ночь за околицу тихой деревни, откуда видны далекие кресты кладбища…
— Даша, начинай! — шепнул скрипач чуть громче.
И я тронула уползающие из-под пальцев струны. Через пару тактов вступил Кортнев, и уже знакомая мелодия танго поднялась над сценой, то рассыпаясь дождем, то расцветая пересекающими небо огненными молниями, и как будто даже немного развеяла тьму.
Не смотреть по сторонам…
Димка не смотрел.
И я не смотрела.
Все равно ничего не видно.
И еще такое ужасное ощущение, что здесь вообще никого нет. Звуки разрезали мягкую и густую тишину. Постепенно руки обрели уверенность, и музыка полилась с такой пронзительной болью, что на лбу у меня выступил пот. Скрипка, словно на коленях моля о чем-то невозможном, щемящей нежностью пронзила пространство, и вот я снова вижу бегущую девушку… юношу, чей голос рвет сердце…
Рука дрогнула, и последний аккорд я плеснула мимо нужных нот, в жутком диссонансе с Димкой.
А он, кажется, «уехал» куда-то еще раньше меня…
Дрожа, как осиновый лист, я поднялась и склонила голову в поклоне перед невидимыми зрителями. Гитара зацепилась за шлейф и глухо стукнулась об пол сцены.
Ни хлопков, ни вздохов, ни даже дыхания.
Но…
Какая-то темная волна накатила на меня из зала.
Есть что-то другое.
Незримое присутствие.
Потусторонний конвой, держащий меня под прицелом.
Вдруг, совершенно внезапно, я почувствовала, ощутила кожей, что они есть. Что зал буквально набит людьми. Я каким-то другим зрением увидела их глаза.
И глаза эти были страшны…
— Пошли!.. — зло зашептал Кортнев, и я, уцепившись за его рукав и едва не теряя сознание, неверными шагами вышла обратно в крошечную гримерку, больше похожую на загон для скота.
— Ты что, испугалась, что ли? — весело спросил он, укладывая скрипку. — Ой, я уже столько на своем веку повидал! Каждый по-своему прикалывается!
С этими словами Димка обернулся и увидел, что я по-прежнему стою, прислонившись к стене и глубоко дыша.
Над комнатой прозвенел его раздраженный голос.
— Даш, ну давай быстрей, такси уже ждет!
И он ловко скинул костюм и облачился в джинсы и голубую майку.
Я начала медленно стягивать платье, отчаянно путаясь в его оборках и складках. Напарник стал терять терпение.
— Даш, ну че ты, как черепаха!
Я, наконец, вынырнула из платья, не без труда отцепила прядь волос от пуговицы и переоделась в принесенную с собой одежду. В ушах стоял какой-то шум.
— Наконец-то… — язвительно произнес прекрасный скрипач, минуту назад извлекающий рвущие душу звуки. — Не прошло и года!
— Когда ты искал пару, интонации были другие, — заметила я. — Марк чуть ли не ноги мне целовал, что бы я тебя выручила.
Димка сразу замолчал. Потом попытался взять у меня из рук тяжелый футляр. Я резко убрала руку.
— Спасибо, не надо.
Мы вышли в коридор, и у меня возникло смутное ощущение, что под ногами не ровный пол, а тягучий мокрый песок. И запахло как-то удивительно…
Как возле моря…
Но ощущение это только коснулось сознания, потому что Кортнев шел очень быстро, и через несколько секунд мы очутились у входа.
Я спустилась по ступеням, и под ноги мне откуда-то вывернулась рыжая собака. Она просяще посмотрела мне в глаза.
Кажется, где-то на дне сумки есть хлеб — я брала на днях для голубей… Порывшись, я вынула ржаной ломоть и, разломив его, присела перед ней на корточки.
— Даша! — нетерпеливо, но уже гораздо более мягким тоном окликнул Димка.
Невзирая на вопль, я погладила уминающую хлеб собаку по язве на левом боку.
Потом приподнялась с корточек, подняла футляр и потащилась к машине.
Такси тронулось, я оглянулась на собаку, но ее уже не было.
Вместо этого я увидела, как на всех этажах диковинного кафе «Лабиринт» вдруг ярко вспыхнул свет, и в окнах заметались пестрые тени.
И полилась громкая веселая музыка.
В распахнутом настежь окне третьего этажа вдруг показалась тонкая фигурка девушки в свадебном платье. Девушка высунула на улицу красиво убранную головку, и я увидела ее полные слез глаза.
И холод разлился под летним сарафаном.
Это была она — та, что в моих видениях неизменно бежала, задыхаясь, по мостовой.
Кафе исчезло за углом, и мимо понеслись столбы, рельсы, какие-то заброшенные гаражи, перекрестки…
А я вдруг вспомнила, как из зала сквозь мое белоснежное платье ножами вонзались взгляды незримого конвоя.
Неужели Кортнев не почувствовал этого?..
— Менделеева, 10, - сообщил шофер, прерывая мои мысли.
— Спасибо, Даша… — извиняющимся тоном пролепетал Димка, подавая футляр.
— Пока, — сухо ответила я и вышла из машины.
…Да нет, этого не может быть — в окне никак не могла появиться девушка из видений.
Потому что ее не существует.
ГЛАВА 13
Возле подъезда в унылой позе сидел Степа. Заслышав шаги, он поднял глаза и, увидев меня, вдруг счастливо рассмеялся.
— Приехала?! А я боялся, что ты только утром вернешься!
Это ему, похоже, Андромеда напророчила.
— Ну что ты, я ночую только с тобой… — с трудом стряхивая жуткие ощущения, улыбнулась я.
— А я блины испек и сырники, — радостно поведал Степа.
И я почувствовала, что ужасно хочу есть.
— Очень вовремя, — похвалила я, поднимаясь вместе с сияющим парнем на лифте в квартиру на двенадцатом этаже.
— А куда ты ездила? — осторожно задал Степа вопрос, усадив меня за накрытый стол.
А я уже думала, что разбора полетов не состоится…
Стараясь не вникать в детали, я коротко объяснила ревнивцу, что подрабатывала на свадьбе.
— Кем, невестой? — ухмыльнулся тот.
— Музыкантом, — пояснила я, уписывая за обе щеки сырники.
— Кафе «Лабиринт»… — вдруг задумчиво произнес Степа, подкладывая на тарелку еще парочку творожных кругляшей, — кафе «Лабиринт»…
— Что? — насторожилась я и даже перестала жевать.
— Знакомое какое-то название… Оно с дядей Борей как-то связано…
— Как связано?.. — кусок застрял у меня в горле.
Степа потер лоб. Я уставилась на него.
— Не помню… Мама как-то раз, очень давно, упоминала об этом кафе в связи с дядей.
Странная взаимосвязь покойного с жутким местом, в котором я побывала, неожиданно начисто отбила аппетит.
— Рассказывай! — потребовала я, отставив тарелку.
Степа пожал плечами.
— Да не помню я! Знаю только, что из-за того, что случилось в этом кафе, мама с дядей не разговаривали много лет. Лет двадцать, наверно…
Я внимательно посмотрела на Степу, а он — на меня.
И в моей голове шевельнулась какая-то неясная мысль…
Я попыталась ухватить хотя бы ее краешек, но она была так прозрачна…
— А почему они через двадцать лет вдруг снова начали общаться? — медленно спросила я, чувствуя, что мысль уплывает все дальше и дальше, и догнать ее мне уже не под силу.
— Кто тебе сказал? — удивился Степа, и рыжеватые брови его поползли вверх.
— Как — кто? — удивилась я в свою очередь. — Ты! Ты же сказал, что дядя пригласил тебя в гости!
— Ну так то — меня! Мама тут ни при чем. Просто пришло письмо с приглашением. Я и поехал. — Степа вновь пожал плечами.
— А до этого вы не общались с дядей?
— Никогда.
— А где письмо?.. — я почувствовала, как дрожит голос. — Оно здесь?
— В чемодане, кажется. Я его сохранил из-за адреса. По правде говоря, оно какое-то странное.
Странное?..
— Покажи!
Степа ушел в комнату и через несколько минут вернулся, держа в руках темно-серый конверт.
Я вытащила из него небольшой лист в мелкую клетку.
И сразу узнала замысловатый почерк Бориса Тимофеевича.
Строчки от волнения плясали перед глазами, но я справилась с этим и вскоре разобрала текст короткого письма.
«Здравствуй, мой юный племянник!
Я никогда не видел тебя. Но это не значит, что я тебя не любил. Это лишь следствие обстоятельств, о которых я невероятно сожалею. Но теперь, кажется, пришла пора нам встретиться. Если приедешь 1 июня и пробудешь у меня дней сорок, для меня это будет великим благом.
Б.Т. Залевский»
Внизу стоял адрес.
Но не дядин, а мой!
Вместо квартиры 96 каллиграфическим почерком был указан номер 92.
Я подняла на Степу озадаченный взгляд.
…Значит, и то, что Степа попал ко мне в квартиру — не случайно.
Он не ошибся этажом.
Он пришел туда, куда его направил Борис Тимофеевич Залевский.
ГЛАВА 14
Заботливый юнец расстелил мне постель и укрыл одеялом.
Но, как и в первую ночь, сон лишь приблизился к изголовью, однако окончательно вплыть в его тихую гавань мне никак не удавалось. Обрывки ушедшего дня картинками носились в голове, и стоило мне вроде бы отмахнуться от них, как они тотчас же наплывали вновь, не давая ни сна, ни покоя.
Лишь под утро я, наконец, почувствовала, что усталость берет свое, и сон утягивает меня в царство Морфея
Перед тем, как врата царства, впустив меня, бесшумно закрылись, я успела поймать ускользающую мысль: может быть, сегодня опять прилетит бабочка?..
И мне показалось, что я слышу ее тихий, летящий шепот, будто сотканный из шелка:
— Даша, Даша…
Я потянулась было за ее мелькнувшим в окне крылом, как вдруг бабочка рявкнула Степиным голосом:
— Даша, Даша!
Я распахнула глаза и увидела перед лицом сеть веснушек и удивленные глаза подростка.
— Это ты ночью на гитаре играла?!
Вопрос заставил меня недоуменно приподняться в постели, и я увидела, что за окном разгорается яркий солнечный день.
— Что?..
— Я сквозь сон слышал звуки гитары. Ты что, не наигралась еще своих прелюдий?
— Каких прелюдий? Ты что, с потолка упал?
И мы оба, не сговариваясь, посмотрели на гитарный футляр, стоящий у подножия кровати.
И у меня екнуло сердце.