Подойдя к ней, я поймал ее за запястье. Вскинув наши руки, придвинул Корсак к себе и заглянул в глаза. Длинные темные ресницы, дрогнув, приподнялись.
- Больше никогда, слышишь? Никогда не смей выставлять меня идиотом! Я не выполняю собачьи команды «Стоять!» Я сам способен за себя постоять! Или я…
- Или ты? – Агния надвинулась. – Что?
В этой нашем противостоянии она не собиралась мне уступать. Я смог рассмотреть крошечную родинку над ее губой и услышать теплое дыхание, прежде чем со злостью пообещал:
- Или я повторю еще раз, если ты не расслышала, что думаю о твоей помощи!
Девушка застыла, но взгляд не опустила.
- Не грози мне, Морозко, - проговорила с тихим вызовом, - все равно проиграешь. Ты уже пообещал, что не станешь со мной говорить, но, как видишь, мы разговариваем. Не стоит повторять дважды, что я не нужна тебе.
А вот это она зря. Я бы и трижды повторил, если бы не был уверен в том, что она все равно не услышит.
- Ты невозможный человек, Корсак! – выдохнул раздраженно. - Твоя самоуверенность граничит со вседозволенностью! Неужели ты вообще не видишь границ?
Она ответила легко, без тени сомнения.
- Вижу. Но у меня нет выхода.
В эту чушь я не собирался верить. Так же, как тратить силы на глупый спор. Но на секунду позволил себе удивиться:
- Не понимаю, что такие, как этот Стас, да и все остальные находят в тебе? В бездушной картинке! – И пообещал, глядя в черные глаза девушки: - Я не проиграю, Дементор, не надейся!
Сейчас я не замечал ее красоты, только упрямое желание добиться своего.
- Ты в этом так уверен?
- Уверен, - ответил твердо. - А знаешь почему? – я отпустил ее руку и отступил. Сказал прежде чем развернуться и уйти. - Потому что вижу тебя насквозь!
Уже у выхода на аллею белоснежная «Ауди» подрезала мне путь, стекло водителя сползло вниз, и Корсак пообещала, на этот раз не глядя на меня:
- Хорошо, Морозов, я тебя услышала. Можешь не говорить со мной. Можешь в упор не замечать, если я тебе так неприятна. Но даже не мечтай, что я отступлюсь!
Глава 7
Агния
- Терри, отстань! Ну, Терри!
Послышал игривый рык, одеяло сползло вниз, и длинные зубы, клацнув, аккуратно куснули меня за пятку.
Просыпаться не хотелось. Из-за задернутых плотных штор в спальне было темно и уютно, и тонко пахло нарциссами. Я поджала ногу, перевернулась на другой бок и натянула одеяло на голову, запутавшись в собственных волосах.
Не помогло. Доберману исполнилось восемь лет, и мы знали друг друга, как облупленных: ни ему ни мне упрямства было не занимать.
Темная голова залезла под пуховую складку, пес снова нашел мою пятку, поймал ее и стал упорно «грызть». Да так громко, словно сочную кость, что прибежала крошка Гретта и радостно затявкала. Она тоже была бы рада присоединиться к другу в экзекуции, но росточком не вышла, поэтому усердно его подбадривала.
Я лениво отбрыкнулась, уже понимая, кто в этой схватке победит:
- Брысь, пехота! – Возмутилась: - Совсем обнаглели! Эй! – потянулась за одеялом, когда доберман стащил его за край с плеч. - Ну дайте же поспать! Не хочу я вставать, ясно! Не хочу!
Но едва сунула ладонь под щеку, как Терри звонко и протестующе гавкнул, тявкнула Гретта, и в гостиной послышались тяжелые шаги старины Чарльза.
Чарли в нашей семье считался непререкаемым авторитетом, и раз уж он лично направлялся в мою спальню, значит, со мной, и правда, было что-то не так. Пришлось сесть в кровати, свесить ноги и зевнуть.
- Эх ты! Ябеда! А еще друг! Трое на одного, разве это честно?
Упрек прозвучал сердито, да только кто тут меня боялся! Терри забрался передними лапами на постель и расцепил пасть. Я потянулась к нему, схватила за ухо и поцеловала в черную, довольную морду.
– Чего лыбишься? Радуешься, что по-твоему вышло, да? Ну, ничего, я вам всем припомню! Каждому! - пригрозила хмуро. - Совесть у вас есть, а, Чарли? – спросила у дога, глядя в умные глаза, когда пес остановился напротив и важно сел. – Плохо мне, понимаете? А вы – вставай, вставай… Не хочу я ничего, совсем!
***
- Ой, Агнешка? А ты разве дома, не в университете? Что, и сегодня тоже?
Я вошла в кухню в чем спала – в пижамных шортах и топе. Подойдя к столу, налила из графина в бокал воды и выпила. Кивнула домработнице, которая суетилась у плиты с обедом. В этот самый момент она нарезáла на доске базилик для соуса «Песто», и нож мерно отстукивал под ее руками «тук-тук-тук». Совсем как мое сердце, когда меня держал за руку Морозов.
Странное сравнение, но вот уже третий день подряд наш разговор с Кудряшкой не шел из головы и не давал мне покоя. Сначала впервые им сказанное «Агния» засело в память - сколько раз парни произносили мое имя вот так же, как Антон – с надеждой. А затем рассерженный взгляд светло-карих глаз и совершенно искреннее, пусть и брошенное сгоряча: «Ты не нужна мне, Корсак!»
Оказалось, что быть ненужной – лишним человеком – это очень больно. Гораздо больнее, чем ободрать колени и пальцы в кровь о горячие камни скал Тироля. Возможно, окажись я в тот момент на стене скалодрома, я бы отпустила руки. Едва ли пол, устеленный матами, смог бы «так же» выбить из меня дух, как это удалось Морозову.
А он даже и не заметил, что натворил. Предпочел оскорбиться. Дурак, ну ввязался бы он в драку с тем качком, и что дальше? Стас бы его в пару ударов уделал – я успела разок увидеть, как он в «Паутине» качает права, вот и к нам подкатил не просто поздороваться. А потом что? Кому от этого станет лучше? Если бы Кудряшка оказался на земле, он бы меня и вовсе возненавидел.
Хотя, кого я обманываю? Он меня и так терпеть не может.
Ох, лично мне от этой любви только хуже! Поймала бы шутника-Купидона за шею – свернула бы упитанную к чертям! Это же надо, влюбить меня в такой упрямый объект!
В тот день диалог Морозова с Нюшей Тихушей на вычислительной физике так и остался открытым, я не успела ответить, и Антон дважды за вечер написал:
«Нюша, у тебя все хорошо?»
«Черкни пару слов. Ты в порядке?»
Нет, не в порядке. Как я могу быть в порядке, если Кудряшка переживает по поводу незнакомой девчонки, а на меня чихать хотел.
Ну, почему, почему я не прыщавая толстушка с кучей надуманных комплексов? Насколько бы все оказалось проще! У нас хотя бы появился шанс стать друзьями.
О чем он спрашивал? О том, куда пригласить девушку?
Нюша Тихуша: «Да, все отлично! Учеба отвлекла. А девушку лучше пригласи в парк – если, конечно, не собираешься с ней целоваться на первом же свидании. Тогда только в кино, и желательно на последний ряд!»
Мысленно я вырвала Эллочке Клюквиной на макушке клок волос. Пусть только попробует согласиться! Я ей такой поход в кино устрою – на всю жизнь запомнит, как использовать моего Морозко! Я ее не в деканат, я ее первопроходцем на Марс отправлю!
Антон Морозов: «Я уже и забыл, но спасибо. Ты удивишься, как полярно может меняться настроение и мысли. Кажется, есть человек, с которым бы я хотел оказаться в разных галактиках. Она просто невыносимая. Не знаю, способна ли эта девушка вообще кого-то любить кроме себя, но у нее ужасный характер, и сегодня мы схлестнулись. И это не Элла.
Извини, что без подробностей. Сейчас совершенно не хочется думать ни о каком свидании»
Нюша Тихуша: «Вторая девушка? Да ты ловелас! И наверняка к ней предвзят. Вдруг ты ей нравишься? По себе знаю, парни часто не видят очевидного».
Антон Морозов: «Совсем нет. Так вышло».
Нюша Тихуша: «На любовь способен каждый человек, просто ему надо дать шанс это узнать. Ты так не считаешь?».
Антон Морозов: «К Дементору это явно не относится. Да, я знаю, что ты фанат Роулинг, но поверь – это самое точное сравнение, когда дело касается этой девушки. Не хочу больше о ней говорить. Завтра в блоге будет новый отзыв на роман – приходи!»
Я хотела еще написать Морозову – и о чувствах, и о характере, и о том, что «Глубже в корень надо зреть, Тоша!», но не смогла. Попрощалась коротко, непослушными руками отправляя ответ.
В тот вечер мне хотелось, чтобы он говорил со мной, а не с виртуальной Нюшей. Это все напоминало пытку.
Следующие два дня я почти не запомнила. Я бегала по три часа на дорожке, пропадала в «Скале» и без спроса брала отцовский мотоцикл – один из двух, чтобы погонять по загородной трассе. И нет, в университет не ходила – не могла.
Если бы могла напиться – наверное, лучше бы напилась.
- Добрый день, Ольга Павловна, - я поздоровалась с домработницей, возвращая бокал на широкий обеденный стол. – Да, я сегодня дома.
- Что-то случилось? Неужели заболела? – всполошилась женщина, и я поспешила ее успокоить, убирая спутанные волосы от лица. – Нет, все хорошо.
Учебу в университете я пропускала редко – многолетние часы с репетиторами и занятия танцами с детства приучили меня быть пунктуальной и все планировать заранее, поэтому я нормально восприняла ее беспокойство. А вот на мать взглянула с тревогой. Она в два счета могла раздуть из мухи слона.
Мы не виделись почти неделю – утром мама не вставала раньше обеда, по вечерам пропадала в театре, но вот сегодня наши дороги сошлись.
Так же, как для меня, утро для нее только наступило. Виола Корсак сидела на барном стуле в домашнем шелковом пеньюаре, без грамма косметики на лице, и держала тонкую незажженную сигарету у своих все еще идеальных губ.
Две затяжки. Она сделает две затяжки и погасит ее в пепельнице из тонкого китайского фарфора. Так продолжается уже год. Кто знает, может быть, когда-нибудь у нее и получится бросить. Во всяком случае, мы с отцом этого очень хотели.
Я подошла и поцеловала нежную щеку, пахнущую парфюмом. Эта женщина сама была цветком – дорогим и свежим.
- Привет, мам. Наконец-то увиделись. Как дела?
Голубые глаза взглянули с беспокойством. Мать потянулась и обняла меня в ответ. Скользнула рукой по длинным волосам.
- Привет, Огонёк. У меня хорошо, а вот у тебя, похоже, не очень. Что с тобой, Агнешка? Такое впечатление, что ты два дня спала на сеновале, и не одна.
- Если бы…
Настроение было таким же собачьим, как хвост Гретты, щекотавший ногу, и я вздохнула. Опустившись на стул, схватила из вазы пару орешков кешью и отправила в рот. Не знаю, зачем я сюда пришла, но есть не хотелось. Скорее всего заглянула за передышкой. Я потерялась и не могла себя найти.
Мать вопросительно вскинула брови и в раздумье задержала на мне взгляд. Родители у меня, конечно, люди прогрессивные и свободные от условностей, но тему личных отношений, особенно за дверьми спальни, мы не касались никогда.
- А… что там Эрик? – мать чиркнула зажигалкой и затянулась. Выпустила дым тонкой струйкой, приподняв подбородок. – Такой красивый, фактурный мальчик. И к тебе не ровно дышит, - заметила между прочим. - Не приезжал? Мне казалось, что вам хорошо вместе.
Я пожала плечами – нож Ольги Павловны все так же ровно отстукивал «тук-тук-тук-тук», не отпуская из мыслей Антона.
- Не знаю. Нормально, наверно.
- Что, так и не помирились?
- Да мы и не ссорились. Надоел, и все. Скучно стало, не хочу его держать – зачем? Мне от его фактуры ни холодно, ни жарко.
Нож застучал медленнее и тише. Я вспомнила, что Миленка рассказала об Ирке – о том, что у них с Эриком что-то там было, и покосилась на домработницу. Ира была дочерью Ольги Павловны, и кто знает, что она рассказала матери о своих отношениях с Покровским.
Мать перехватила взгляд и затянулась сигаретой во второй раз. Выпустив дым, затушила ее в пепельнице и перевела тему.
- Так, может, скажешь, в чем дело? – сложила перед собой руки. - Пропуски занятий, отцу не звонишь, внешний вид… Агния, ты меня расстраиваешь, и твоя прическа тоже. Вацлав огорчится, если увидит тебя в таком виде. Ты – наше лучшее произведение, помни об этом в следующий раз, когда решишь обойтись без шампуня.
- Мам, перестань, - я скривилась. - То, что работало в девять лет – больше не работает.
- И не подумаю. Я вчера звонила Игорьку в салон – он жаловался, что ты отменила маникюр и не назначила новое время для процедуры. – Мама протянула руку и погладила мое плечо. Улыбнулась так, как умела только она – эту улыбку знали тысячи. - Огонёк, убивать в себе женщину – это преступление, - произнесла с ласковым укором. - А отказать такому мастеру – преступление вдвойне! Не знаю, что тебя так расстроило, но не существует причины, по которой ты можешь отказаться от этого священного ритуала и ходить лохматой, особенно возле своего мужчины.
И снова перед глазами встал проклятый Морозко – злой и гордый, как неприступная крепость. В очках и с рюкзаком за спиной. Где-то над головой засмеялся Купидон. Провернул стрелу в сердце, так, что оно в тоске заныло. Но хоть мозги не отключил, и на том спасибо.
Вот снять бы этот рюкзак, да как шарахнуть им хорошенько по светло-русому затылку, чтобы очки слетели, а глаза прозрели – видишь ли, видит он меня насквозь! Нострадамус очкастый!
И сама не ожидала, что признаюсь. Ольга Павловна как раз опускала на стол тарелки с завтраком, когда я неожиданно вполголоса заявила:
- А моему мужчине плевать, мам. На все плевать. Он мне не верит – я для него лишь красивая обертка с ужасным характером. Он мечтает выселить меня в соседнюю Галактику и никогда не видеть.
- То есть… как это? – мать застыла с салфеткой в руке, так и не дотянувшись до приборов. – Это что, шутка? – растерянно спросила.
- Нет, правда. Он физик, измеряет расстояние угловыми секундами и парсеками. «У черта на куличках» - для него недостаточно далеко.
- Агния, он что, взрослый?
Я встала. Пора было собираться, но прежде стоило успокоить маму. Это я у нее достаточно взрослая, чтобы решить свои проблемы самостоятельно.
- Да нет, младше меня на целый день, но упертый. И самый лучший, хоть и дурак!
- Спасибо, Ольга Павловна, - я обернулась к присутствующей в кухне женщине. – Чудесная брускетта, но мне пора в «Скалу».
- Агнешка, а как же…
- Я в «Макдональдсе» что-нибудь перекушу!
Уже выходя из дому, подумала о том, что теперь, когда о Кудряшке знают Дита и мама, похоже, моя семья готова к встрече с Морозовым.
Осталось только придумать, как его с ними познакомить.
Антон
- Антон, а какие девушки тебе больше нравятся – светленькие или темненькие?
- Умные.
- Ну, Тошка! Я же серьезно спрашиваю!
Я сидел дома в кухне, поглядывал на часы и пил чай. Кристина сидела за столом напротив, барабанила пальцами по задранной к подбородку коленке и рассматривала меня сквозь румяную сушку.
После того, как она надела сушку на нос, я у нее ее отобрал и вернул на тарелку.
- А я серьезно отвечаю. Зачем это тебе понадобилось знать, интересно?
- Да так. Мы тут с девчонками в школе поспорили, кто Денису больше нравится– я или Вика. Хотим понять закономерность. Ведь по логике вещей, если парень светленький, значит, ему должны нравится темненькие девчонки, и наоборот. Так?
Я уже давно перестал удивляться тому, чем забита голова у моей сестры.
- Нет, не так. Если судить по твоей логике, тогда рыжим нравятся исключительно рыжие и никто другой.
Кристина удивлённо ахнула:
- А тебе что, рыжие нравятся?! – Протянула задумчиво: - Как-то я не подумала…
Я откусил бутерброд и запил его горячим чаем. Сунул в рот кусок сыра.
- Да причем тут я? – пожал плечами. - Я же тебе уже ответил, какие.
- Ну да! А если девушка похожа на двойной чизбургер? А если она феминистка или у нее уши лопоухие? Что, все равно, лишь бы умная? - сестра подозрительно прищурилась и подперла подбородок кулачком, не желая во мне разочаровываться.
- Да хоть с кольцом в носу!
- Ой, Тошка, а тебе что, нравится пирсинг? – к мелкой тут же вернулось настроение и глаза заблестели. – Ой, а мне тоже! А еще татуировки! – она воодушевленно защебетала, помахивая руками: - Череп там, дракон, символы всякие кельтские – особенно у парней! Антон, а давай тебе сделаем одну, а? – сложила ладони вместе у груди и заныла: - Совсем малюсенькую! Ну, пожалуйста!