- Хорошо, - согласилась. – Подожди меня на улице, я быстро! Только переоденусь и возьму ключи!
Но даже сказав это, не ушла, а взяла Антона за руку. Спросила, поймав светло-карий взгляд:
- Морозов, пообещай, что не сбежишь! Все нормально, слышишь? Главное, что ты остался собой, остальное неважно. Они поймут! - сказала, имея в виду родителей. – Просто у них свое представление о моем счастье…
- Да понимаю я, - сухо бросил Антон. Бледное и хмурое лицо парня выглядело непривычно холодно. Отняв руку, он все же сунул ее в карман. – Не такого для тебя хотели, это ясно.
- Ну и что? – пожала плечами. – Главное, чего хочу я! И не удивляйся, - ответила на «закрытый» взгляд Морозова, не готовый принять мои слова, - в моей семье каждый привык жить в кругу своего эгоизма. Не вижу причины, почему именно мне стоит что-то менять.
Мой ответ наверняка неприятно удивил Антона, но правда и так лежала на поверхности, чтобы намеренно и наскоро ее замыливать.
- И все же тебе лучше рассказать им, что у нас договор, - не согласился парень. - Будут еще переживать. Во второй раз я не смогу соврать, почему попал в твой дом.
Ох уж, это благородство в Морозове. Меньше всего мне хотелось, чтобы он мучился угрызениями совести.
- Не переживай, - серьезно пообещала. – Больше тебе и не придется. У моих родителей достаточно насыщенная личная жизнь, чтобы уже завтра окунуться в нее с головой.
Я закрыла собак, хотя Кудряшка уже не обращал на них внимания, и поспешила к себе. Наскоро переодевшись, накинула куртку, вернулась в холл и неожиданно обнаружила возле Морозова Ольгу Павловну.
- Агнешка? – широко улыбнулась женщина. - А я тут с парнем твоим познакомилась. Что-то рано вы уходить собрались, а как же десерт?
- В другой раз.
Махнув рукой, помощница по дому тут же вернулась в кухню, но какой-то неприятный осадок у меня остался. Я не знакомила их лично и не собиралась отдавать Морозко на оценку кому-либо. И это совершенно точно была моя территория.
Мы вышли на улицу, спустились с крыльца дома и подошли к мотоциклу. Я подала Антону отцовский шлем, сама надела свой и застегнула его под подбородком. Усевшись на байк, натянула перчатки, открыла пультом широкие ворота и обернулась к парню.
- Ну что, Кудряшка, поехали?
Морозов пристально смотрел на меня, наверное, поэтому не сразу застегнул шлем и сел на сидение. Но наконец-то обхватил руками за талию. Прижался крепче, скользнув руками выше, когда я включила зажигание, и мы выехали со двора. Помчались мимо коттеджей к городу.
Вечер давно наступил, на улице уже успело стемнеть, но фонари хорошо освещали новое пригородное шоссе двумя рядами желтых огней. Я любила этот участок дороги. Именно здесь время для меня всегда сокращалось вместе с расстоянием до сжатого мига, а мысли исчезали. Однако сейчас, вопреки привычке, я сбавила скорость до минимума и остановилась у обочины.
Заглушила мотор.
- Что-то случилось? – спросил Антон. Держал он меня крепко.
- Да так, - повела плечом. – Руку что-то судорогой свело. Так некстати! Наверное, Морозов, дальше ты нас повезешь, иначе застрянем.
Антон отодвинулся, отпустил мою талию, и сразу стало прохладно без его груди и пальцев. Встав с мотоцикла, он подошел ближе и попросил:
- Покажи мне руку. Где болит?
Хм. Откровенно говоря, нигде не болело, а очень даже наоборот – на полную силу дышало и чувствовало, особенно когда Морозко стоял так близко. Но на короткую секунду я замешкалась.
Этой секунды вполне хватило, чтобы беспокойство из голоса Антона исчезло, словно его и не бывало.
- Такая здоровая с виду девушка, - продолжил он серьезно и негромко. – И с чего бы вдруг у нее случиться судороге? На то, что у тебя истощение и обезвоживание, не похоже. – Парень помолчал. - Корсак, ты уверена? Потому что водить я не умею.
Я всегда была уверена в том, что делала и чего хотела. А вот играть в слабость не умела, здесь Антон меня поймал.
- Ну, ладно, - призналась неохотно. – Ты меня раскусил, Морозов. Нет у меня никакой судороги! - посмотрела перед собой на дорогу. - Просто я подумала, что вот сейчас мы приедем к твоему дому, и ты уйдешь, потому что у меня не останется повода тебя задержать. А мне бы очень хотелось, чтобы ты запомнил этот вечер не только из-за неудавшегося ужина.
Я встала с мотоцикла и обернулась к Антону. Улыбнулась ему.
- Ну давай же! Садись и держи! – решительно предложила. – Я уверена, что тебе пойдет байк!
Морозов смотрел на меня удивленно и растерянно.
- Ты серьезно, Корсак? Не шутишь? – глухо спросил.
- Конечно! Самое время научиться! Почему не сегодня?
Антон колебался, но отнекиваться не стал. Посмотрел на мотоцикл голодным взглядом.
Я знала, что у отцовского «Бэтмена» особая красота и власть над людьми. Тем более над мужскими сердцами. Хотелось бы и мне так быстро покорить сердце Морозко, как за несколько секунд удалось байку.
Антон сел и… Вот что-то есть в мужчинах такое, что заставляет их почти сразу овладевать техникой, а ту им повиноваться. Ко мне Морозов прикасался с опаской, а тут сел и сразу же уверенно положил руки на руль.
- Теоретически с устройством мотоцикла знаком? Как водить, знаешь?
- Да.
Я не спешила садиться.
- Хорошо. Покачай его под собой, почувствуй. Начнем с малого. Этот красавец спокоен и послушен, сейчас убедишься.
Антон повторил. Крепкие предплечья напряглись, а на руле заострились костяшки пальцев. Я сняла и передала парню перчатки. Попросила надеть. Коротко рассказала о контроле над мотоциклом, где что находится и как работает.
- Мотоцикл реагирует на каждое твое движение. Главное – не забудь, что это ты им управляешь, а не он тобой. Запомни два вопроса «Как?» и «Когда?», и всегда задавай четкую команду. А сейчас включай зажигание - попробуем сцепление и газ!
- Ну, поехали! – сказала через несколько минут, когда мы несколько раз тронулись и попробовали тормоз. И, кажется, Морозко даже не заметил, как я села позади него, прижалась к спине и обняла под грудью.
Конечно, у него все получилось – не могло не получиться. Лично я в Кудряшке ни секунды не сомневалась! Он не рвал газ, но держал мотоцикл достаточно уверенно, чтобы в конце наконец почувствовать скорость.
Впереди показались огни города, мимо пролетали редкие автомобили… Антон прижался к обочине, затормозил и заглушил двигатель. Отставил подножку. Сняв перчатки и шлем, повесил последний на руль и уперся ногами в асфальт – нам обоим надо было время, чтобы выдохнуть.
Я сделала то же самое – надела шлем на руку, сместив на локоть, и затихла. Но Морозова не отпустила.
Моя ладонь лежала на груди Антона, в области сердца, и в тишине вечера, сквозь рубашку я услышала, как оно забилось быстрее, а мышцы напряглись. После шлема светлые пряди взлохматились на затылке…
Мое собственное сердце билось гораздо громче, когда, не удержавшись, я ласково провела по этим прядям пальцами и приблизила к парню лицо. Прошептала в ухо, сама себя обжигая признанием:
- Морозов, сколько ты еще будешь меня мучить, скажи? Ты мне нравишься. Очень! Давай представим, что мы вместе? По-настоящему вместе. Сейчас! Ведь ты обещал…
И что на меня нашло? Возможно, вечер и тишина, а возможно, тепло напряженной спины, к которой я прижалась, но в голове словно помутилось. Не хотелось больше ничего говорить. Хотелось только чувствовать – и его, и себя.
- Я… п-помню, Корсак, - тихо ответил Морозов, но дыхание у него сбилось. – Послушай…
- Что?
- Я собирался тебе сегодня сказать… Когда все закончится, я верну тебе деньги. Мне они не нужны.
А вот с этим я была категорически не согласна, хоть в душе и зажигались звезды.
- Не выйдет, - погладила шею пальцами. - Еще как нужны! Тебе надо ехать и учиться. Заявить о себе! В конце концов, ради своей мечты ты прыгнул с моста и… терпишь меня.
Морозов качнул головой.
- Нет. Это не так.
- Что именно не так? – шепнула. – Мечта или я?
Я расстегнула пуговицу на его рубашке, пробралась пальцами под ткань, и парень резко вдохнул полной грудью, когда мои холодные пальцы легли на его горячий живот.
- Морозко, помнишь сегодня ты сказал, что не понимаешь меня?
- Помню, - от прикосновений к Кудряшке я и сама плавилась – тепло растекалось по телу, закручивалось в жаркие вихри и горячило дыхание. Такого со мной еще никогда не было.
– Так вот, я тоже себя не понимаю. Но когда ты рядом, я готова пойти на что угодно, лишь бы тебя удержать. Я знаю, что ты мне нужен, и этого достаточно. Все еще думаешь, что это игра?
- Агния…
Морозов накрыл мою ладонь своею и крепко сжал, то ли собираясь меня притянуть ближе, а то ли остановить. Он глубоко дышал, и больше не казался ни холодным, ни отстраненным, каким выглядел, когда покидал мой дом.
Я прижала лоб к его затылку и замерла, боясь нарушить внутреннюю борьбу Морозко с самим собой. С тем, что он пытался отстоять. И в нашем противостоянии мы проигрывали оба – он мне, а я – его сомнению.
Антон
- Антон, поцелуй меня… Нам никто не мешает, - легкий шепот мягких губ коснулся слуха, и по телу словно огненный разряд прошел, стиснув легкие. Меня скрутило от одного ее прикосновения и ласки, а от просьбы потемнело в глазах.
Никогда не думал, что могу чувствовать желание так ярко и почти болезненно-остро. Как будто остался один только выход – ответить.
Я держал ее пальцы в своих так крепко, что мог оставить на ладони следы, но едва ли это понимал. Яд по имени Агния Корсак уже проник под кожу, разлился в крови и стремительно поглощал кислород, лишая меня остатков воли и самого себя. Отчаянно толкая навстречу просьбе.
Все, что мне сейчас требовалось – это глоток воздуха… или свободы. Той свободы, которую я, кажется, потерял, и над которой смеялся ее отец.
Его дочь действительно делала, что хотела, и делала это со мной.
Я не знал, что ответить девушке на вопрос об игре. Еще час назад, сидя в большом доме за столом перед ее родителями – красивыми и успешными людьми, слушая, как много они сделали для единственной дочери и как высоко ее ценят, я дал себе слово, что больше никто и никогда не укажет мне в лицо, как мало стоит мое внимание и я сам. Что мы закончим наш с Корсак договор уже сегодня, потому что завтра каждый пойдет своей дорогой, и этим дорогам судьба разойтись. Что я не настолько глуп, чтобы без лишних намеков не понимать очевидного – их дочь ждет блестящее будущее и блестящий брак, достойный известной семьи.
Так что же сейчас? Теперь, когда мы встали с Корсак с мотоцикла и повернулись лицом друг к другу, кажется, мне стало плевать на все.
На то, что будет со мной завтра, и на собственное будущее тоже.
Я уже ничего не понимал.
Агния смотрела и ждала.
- Я не думаю, что это игра, - признался девушке. - Я больше не знаю, что думать. Ты… потрясающая и опасная, Корсак! Тебе сложно верить, и не верить нельзя. Ты сама, как мечта, от которой не отказаться. Я хочу представить, что мы вместе… и не могу. Я не только тебя не понимаю, я уже не понимаю себя.
Я отступил. Сердце просто рвалось из груди, а тело горело, помня прикосновение ласковых пальцев и теплое дыхание на коже. Слова, которые хотелось заглушить ответом. Она была моей первой девушкой и от нее сносило крышу.
Какие к черту барьеры и условности? Здравый смысл? Куда я, дурак, бегу, если уже оказался в капкане? Только будет больнее. Возможно, завтра больнее, но не сейчас.
Мне хотелось… Мне так ее хотелось!
Она стояла, опустив руки – в одной держала шлем. На открытом пространстве теплый ветер дул ей в спину, и распущенные волосы налетали на щеки. Темные глаза подозрительно блестели, а губы… Идеальные губы красавицы Корсак, о которых мечтал любой парень, хоть раз их увидев, были открыты и ждали.
Я сделал от нее три шага, а к ней – один. Больше не думая, только лишь чувствуя!
Она сидела во мне занозой. Проросла под кожей и пропитала своим запахом – той самой весны, которая навсегда останется в памяти. Везде, где только дотронься, звенело «Агния… Агния… Агния…»
Если это и было сумасшествие, то я оказался не способен с ним справиться.
Воздух из легких вырвался то ли с хрипом, а то ли со стоном, когда я схватил ее, притянул к себе и нашел губы. Впился в них так жадно, что нам обоим стало больно от вскипевшего удовольствия, накрывшего обоих. Ладонь обхватила затылок, пальцы зарылись в волосы… Я целовал Агнию так, словно делал это уже сотню раз, но и за сотню раз не насытился. Отключив мысли, только лишь чувствуя.
Корсак поддалась напору только в первую минуту, а дальше стала целовать сама. Уронила шлем, подняла руки, обвила мою шею и стала отвечать не менее жадно, чем я. Не жалея губы и сплетая наши дыхания в одно.
Постепенно это общее дыхание стало глубже и тяжелее, вязче, связывая нас в тугой узел, пульсирующий общим желанием.
Я очнулся, когда смелые руки Агнии оказались у меня под рубашкой и легли на спину. Остановился, задыхаясь, глядя на девушку… Понимая, что ей мало, мне мало, а вокруг нас поле и шоссе, по которому пролетают машины.
Следующая мысль отрезвила холодной правдой – я проиграл.
И хуже всего, что даже не Корсак, а себе самому. Той гордости, что еще недавно, в ответ на озадаченные и нетерпимые взгляды ее родителей, не понимающих, как я оказался в их доме, заставила спросить у девушки, почему мне подходит именно она?
Я повернулся и побрел по дороге. Запустил руку в волосы, рвано впуская в легкие воздух. Из последних сил вырываясь на свободу, которой больше не было.
Против этой девчонки не существовало противоядия, и если все так, мне оставалось либо поверить ей, либо…
- Антон!
Я обернулся – Агния стояла и смотрела мне вслед. Стройная, длинноволосая и даже в ожидании вызывающе-гордая.
- Уезжай! – крикнул. - Пожалуйста!
- Нет!
Черт! Я покачал головой и отвернулся. Достал из кармана очки и с силой зашвырнул далеко в траву. Сунул руки в карманы брюк и побрел в сторону города. Мог бы – побежал, только куда?
Она догнала сама. Оставив мотоцикл, повисла на шее, крепко обняла… и мы целовались снова, потеряв счет времени.
- Морозов, я всегда говорила, что ты мой. Все равно не сбежишь!
В доказательство этих слов я подхватил ее губы своими. Смял, ощущая языком их нежный вкус. Не сбегу.
- Возвращайся домой, Агния. Пожалуйста, - попросил. - Это не может произойти здесь. Слышишь?
Мы оба чувствовали, что еще немного и переступим любые рамки.
- Я отвезу тебя, Морозко.
- Нет! Уезжай! Тебя сейчас так много во мне, что я хочу побыть один. Уезжай.
Не думаю, что Корсак когда-нибудь приходилось слышать подобное, но она уступила. Сказала, отпуская меня:
- Хорошо! Но не надейся, что я исчезну. Этого не случится.
***
Я не надеялся, больше нет. Я возвращался домой по обочине шоссе, шел вечерними улицами, а тело не переставало звенеть. Мысли путались, вытесняя одна другую, и вся холодная логика летела к чертям.
Какой тяжелый и вместе с тем необыкновенный вечер, одновременно горький и сладкий в своей правде.
Сорвавшись с места, побежал. Долго бежал, но это не остудило голову и не отрезвило. То, что во мне проснулось, продолжало жить и дышать. Звучать одним именем. Если я с разбега влечу в стену, то разобьюсь.
Когда вернулся домой и вошел в квартиру, мама не спала и вышла из своей спальни в прихожую. Подошла ко мне, охнув.
Выглядел я не лучшим образом – тяжелое от бега дыхание, растрёпанные волосы и выбившаяся из-за пояса джинсов рубашка, до половины расстегнутая Корсак. Пылающие щеки. Не удивительно, что мама обеспокоенно прижала ладони к груди.
- Что с тобой, Антон? – спросила на выдохе. - Кристина сказала, что ты ушел к своей девочке… Что надел старые очки, и теперь она тебя обязательно бросит. Я переживала, но боялась звонить, чтобы вам не помешать. Сынок, - мама подступила ближе, - на тебе же лица нет! Ох, Тошка, - она вдруг крепко меня обняла, - только не страдай! Лучше сразу выкинь ее из головы и забудь! Ну подумаешь, фифа! Главное, чтобы человек был хороший. Твой человек! То-ош?