С ротным мы расстались вполне довольными друг другом. Я дал ему хорошую взятку и попросил сообщать мне обо всех случаях странного поведения жителей под тем предлогом, что нужно привлекать новых пациентов, особенно состоятельных. Хоффмана такое объяснение вполне удовлетворило, как и подкинутая мною зацепка, где искать императора. Ну а воевода поручил паре своих ребят метнуться в селение бесцветных, чтобы обеспечить достоверность моим словам и пустить имперцев по ложному следу. Но это все временные меры. Вопрос с оккупацией Виндена надо было решать кардинально.
— Я признателен вам, фрон Тиффано, — пустился в любезности Цукеркандль, — что вы смогли…
— Довольно. Генерал Вальцкерт, его денщик из Вырезателей и часовщик Гральфильхе. Мне нужны их головы. Это раз. Имперские войска должны покинуть Винден. Это два. И все работы по постройке Искры должны быть свернуты. Это три.
— Увы, это не в моей компетенции, — развел руками Цукеркандль. — Такое решение может принять только Его Величество, а он, как вы сами видите…
Я видел. Фердинанд Второй был плох. Он почти не приходил в сознание, метаясь в горячечном бреду. Лу не отходила от него ни на шаг, трогательно ухаживая и оберегая.
— Я вас отпущу, — решился я. — Найдите возможность связаться с императрицей и передать ей мои условия.
— Я не оставлю Его Величество!..
— У вас нет выбора, — отрезал я. — Воевода предоставит вам сопровождение до границы и все необходимое. А ухаживать за императором останется ваша племянница. Это не обсуждается. Действуйте.
Выпровадив на следующий день Цукеркандля восвояси, я и сам засобирался в город. На душе становилось все более тревожно. Хриз сейчас напоминала мне маленького шкодника, который затих, а значит, опять жди беды. С собой я решил взять офицера, оставив на хозяйстве воеводу, доверяя его здравомыслию и опыту. Но перед отъездом у меня состоялся серьезный разговор с Луиджией.
Я смотрел, как она поит императора бульоном и вытирает испарину со лба, и размышлял. В конце концов, надежда оставалась всегда, а для любящего сердца она бесконечна, как и милость Единого. Дело за малым. За верой.
— Лу… — тихо позвал я девушку.
Она вздрогнула и обернулась ко мне.
— Вы любите его? — спросил я и кивнул на бледное лицо императора с заострившимися чертами.
Лу смутилась. Ее уродливые ожоги на половине лица настолько примелькались, что на них в замке уже никто не обращал внимания. А если смотреть на девушку в профиль, то она казалась почти красавицей… просто слегка обесцвеченной.
— Ваша любовь может помочь ему выздороветь, — сказал я.
— Правда? — вскинула она на меня покрасневшие от недосыпа глаза.
— Да, — кивнул я. — Но нужна вера. Вы верите в милость Единого?
Девушка пожала плечами и неуверенно кивнула.
— У меня была черная лихорадка. Я умирал.
Луиджиа затаила дыхание, недоверчиво глядя на меня. Я подбирал слова и говорил очень осторожно.
— Но сила молитвы и искренняя вера оказались сильнее смерти. Мой наставник… Он не отходил от моей постели, несмотря на риск заразиться. Молился и так сильно верил в мое исцеление, что смерть отступила. Но самое главное, что я все время, сквозь бред и страшные боли, я все время слышал его молитву. Мне хотелось выжить хотя бы ради него, понимаете? Сейчас рядом с императором будете только вы, Луиджиа. Он должен хотеть жить, должен знать, что его любят и ждут, должен верить вместе с вами в собственное исцеление. А надежда… Она сильнее смерти. Всегда, слышите?
Девушка инстинктивно прижала ладонь к животу и закусила губу. Потом медленно кивнула и повернулась к постели больного.
— Я буду молиться, — пробормотала она и опустилась на колени рядом с кроватью, уткнувшись лбом в ее край. — Мой тигр будет жить.
Я печально улыбнулся и оставил их одних. Мне надо было торопиться в город, чтобы найти Хриз и притащить ее сюда, пока она не натворила бед. А если повезет, то отобрать у безумицы склянку с грибным эликсиром для императора. Молитва — вещь полезная, но с заражением крови ей будет сложно справиться…
Выгоревшая проплешина на площади и руины… Вот и все, что осталось от Штефского собора. Почему?.. Чем он помешал имперцам? Неужели их богохульство дошло до такого предела, что они готовы уничтожать святыни и преследовать служителей веры?.. Матий потянул меня за рукав.
— Пошли, не стой столбом. На нас уже обращают внимание.
Улицы как будто вымерли. Обитель когниматов оцепили имперцы, рядом толпились зеваки. Творилось что-то нехорошее. У меня кошки заскребли на душе в дурном предчувствии. Протолкавшись сквозь плотное окружение, я увидел генерала Вальцкерта. Он при всех орал на казначея, а потом замахнулся на старика хлыстом и… Офицер схватил меня за локоть, удерживая силой.
— Не вмешивайся!.. — прошептал он. — Пошли отсюда.
Я сжал в бессилии кулаки. Мерзавцы!.. Какой-то горбун в ненавистном имперском мундире грубо оттолкнул меня плечом и протиснулся вперед, суля часовому золотой. Продажные твари!.. Ничего святого!
— Идем, Кыс! Пошли отсюда!
Нишка расправила и положила передо мной на стол измятую газету. В глазах потемнело. От страшной догадки сделалось сухо во рту.
— Что это? — уставился я на бессмысленный набор букв, уже зная, но не желая признавать ответ.
— Якобы демонические письмена, — ответила Нишка и поежилась. — Город бурлит слухами. Все только и говорят о нашествии демонов на город, о приходе проклятой Шестой, о том, что видели светящегося демона, который изрыгал пламя и поджег Штефский собор…
— Вот дрянь… — вырвалось у меня, я стукнул кулаком по столу. — Это же ее рук дело! Что она задумала? Зачем?!? Боже, зачем! И как? Как у нее получилось напечатать текст За…
Я осекся, опустился на стул и уронил голову на бессильно сжатые кулаки. Мысли путались. Орден Пяти встанет на уши из-за обнародования запрещенного апокрифа. Это ж додуматься надо было! В газете! Ведь даже одного подозрения, что кому-то известно содержимое Завета, достаточно для смертной казни без суда и следствия. А тут целый город… На что мерзавка рассчитывала? Что сделает своими соучастниками всех жителей Виндена? Ведь после всего этого Святой Престол предаст огню весь город! И тогда Винден постигнет участь Асада… А эти земли станут Мертвыми!.. Война… Я похолодел.
— Так ты знаешь, что это? — ткнула меня пальцем в плечо Нишка. — Ау! Не спи! Что это?
Я поднял голову и уставился на инквизитора невидящим взором. Нишка не знала… И другие не знают… Если ли шанс все скрыть?.. Пока еще никому из жителей города невдомек, что означают эти письмена. Если убедить Орден Пяти… Ведь это же лучше уничтожения целого города? Магистры Ордена должны понимать, что как невозможно удержать воду в решете, так невозможно и предотвратить утечку тайных знаний, обнародованных столь наглым способом. А мой вариант позволит им… обесценить эти сведения и скрыть их среди сотни подобных бессмыслиц. Разве это не лучше?
— Нам необходимо все уничтожить, — отрывисто сказал я, — все экземпляры газет и оттиски в типографии. Но по-тихому. А еще узнать, кто заказал и оплатил печать этого текста. А потом… мы закажем другие, очень похожие. Много похожих. И раскидаем по всему городу. Да, именно. Пусть думают, что это шифровки заговорщиков!
Нишка смотрела на меня с плохо скрываемым недоверием.
— Я хочу знать, что это такое, — требовательно повторила она и припечатала ладонью злосчастную газету.
— Я могу вам сказать, инквизитор Чорек. Но после моего ответа вас ждет извержение из сана. Все еще хотите узнать?
— Хочу, — после секундного колебания ответила она.
Я взглянул на офицера Матия, который тоже навострил уши, прислушиваясь к нашему разговору.
— А вам, офицер, это знание будет стоить жизни.
— Кыс, если б ты знал, сколько раз мне говорили подобное, — ухмыльнулся он. — Жив же до сих пор, так что говори уже, не томи!
— Это текст одного из пяти запрещенных апокрифов. Безумица опубликовала Завет и поставила весь город вне церковного закона. Нам не остается ничего иного, как попытаться спасти жителей Виндена… пока еще не поздно.
Оказалось, что почти поздно. Нас опередили имперцы. По распоряжению генерала Вальцкерта все обнаруженные экземпляры газеты изымали у перепуганных жителей и сжигали. На типографию был наложен арест, а ее владелец томился в имперских застенках. Как же теперь напечатать фальшивые листовки, чтобы отвлечь внимание горожан от истинного текста Завета? Время играло против нас, поэтому выход оставался один — обратиться в Инженерную гильдию, главой которой был аускрет Марк Альбертини, шурин воеводы. В гильдии имелся экспериментальный печатный пресс, которым я и собирался воспользоваться.
Усадьба Даугава выглядела обманчиво тихой, даже мирной. Но едва я сунулся на подворье, как на меня ощерились кривые мечи, с грохотом распахнулись ставни, и из окон высунулись взведенные наизготовку арбалеты. Я поднял руки и крикнул, что пришел с миром и один. Вышедший на крыльцо воевода был хмурым и злым.
— Чего явился?
— Дело есть. От одного вашего зятя к другому.
Он выгнул бровь и огладил бороду широкой пятерней.
— Все мои зятья в городе… — задумчиво пробормотал он и пытливо уставился на меня.
— Ой ли? Все? А если подумать? — я не хотел называть имя Клауса Цукеркандля при вардовых.
После минутной игры в гляделки, сопения и жевания бороды Даугав махнул рукой:
— Ладно, проходи.
Непростой разговор я начал с того, что вытащил из внутреннего кармана кольцо-печатку императора и положил его на стол перед воеводой. Он недоверчиво крякнул и подобрал кольцо.
— Откуда?
— От вашего зятя. От Клауса Цукеркандля.
— Что с ним? — потемневшее лицо Даугава не предвещало мне ничего хорошего.
— С императором? — уточнил я. — С ним все плохо. Он ранен, и у него заражение крови. А вашего зятя я отправил…
— Ты отправил? — рявкнул воевода и перегнулся через стол, схватив меня за грудки. — Отправил главу имперской разведки? Куда ты мог его отправить? Да кто ты такой! Щенок! Да ты!..
— Успокойтесь, — тихо процедил я, — и прекратите истерику, если, конечно, хотите все узнать.
Воевода оттолкнул меня и плюхнулся обратно на лавку. Желваки ходили на его скулах так, что было страшно смотреть. Однако Даугав смог взять себя в руки. Он глубоко вдохнул воздух, положил руки перед собой на стол ладонями вниз, потом кивнул.
— Выкладывай.
— Теперь вы знаете почти все, — закончил я в полном молчании.
Воевода не перебивал меня и даже не шевелился, походя на каменное изваяние стража в Штефском соборе.
— Почти все? — наконец тяжело уронил он. — О чем ты умолчал?
— Если я скажу, — привычно предупредил я, чувствуя чудовищную усталость, — то вы окажетесь вне закона… Хотя кого я обманываю?.. Все горожане теперь вне закона. Одним больше, одним меньше.
— Не темни, — отрезал Даугав. — У меня вот тоже есть чего тебе передать от паскудного Цветочка.
Я вздрогнул и подался вперед.
— Она была у вас? Вы ее видели? Что с ней? Где она? Да говорите же!
— Сначала ты.
Я скрипнул зубами.
— Сейчас не время для игр! На кону слишком многое. Если не остановить надвигающуюся беду, то разразится еще одна Синяя война.
Воевода недоверчиво прищурился и открыл было рот, но я его оборвал:
— Я не шучу. Хриз напечатала в газете текст запрещенного апокрифа. За одно знание о нем нас всех должны предать анафеме и сжечь на костре, как еретиков. Понимаете?
На Даугава мои слова не произвели должного впечатления. Он отмахнулся от них и покачал головой.
— Из-за какой-то газетенки? Шутишь? Тут бойня и без того намечается. Еще б только выбрать правильную сторону…
От расчетливого цинизма воеводы мне стало не по себе, но я сдержался и не вспылил, заставив себя говорить с холодной ухмылкой.
— Правильную? Тогда вспомните, что случилось с Асадом. Мятежники там тоже думали, что приняли правильную сторону. И где они теперь? Их пепел развеян по ветру, а город сожжен. Хотите повторить их участь?
— Ты мне угрожаешь?
— Нет, не угрожаю, а ставлю перед фактом. Или вы со мной и помогаете, или все ваше семейство окончит свои дни на костре. И заметьте, мне придется гореть рядом с вами. Хотя вряд ли вам от этого будет легче. Подумайте о своих сестрах, о племянницах и племянниках…
Воевода со всей дури стукнул кулаком по столу.
— Вы что с ней, сговорились?!?
— Хриз вам тоже чем-то подобным угрожала? — прищурился я. — Что именно она говорила? Вспоминайте. Это очень важно. Ее надо остановить, пока не стало слишком поздно.
— Велела убираться из города вместе со всем семейством. Заявила, что намерена возглавить.
— Что возглавить? — нахмурился я.
— Имперцев, — хмыкнул Даугав и дернул себя за бороду. — И ведь возглавит же!.. Больная на всю голову, лиса бешеная, но ведь возглавит же!
— Какого демона она творит! Что еще? Она еще что-нибудь говорила?
— Да. Просила тебе передать.
— Что передать? Хватит тянуть кота за хвост!
— Велела тебе тоже убираться из города. А еще… Юлька-морячка ждет тебя в Керекеше. В божевильне. Сказала, что ты поймешь.
— Отказал? — спросил офицер Матий.
Он ждал меня подле экипажа, расхаживая и нервно пыхтя самокруткой.
— Нет, — отмахнулся я от дыма и сел в экипаж.
— А чего тогда лицо такое? Кыс, не дури! — сыскарь ввалился следом и больно ткнул меня локтем в бок. — Говори уже. Что тебе сказал воевода?
Сообщение Даугава выбило меня из седла. Нет, я понимал, что это очередная уловка безумицы, чтобы выдворить меня из города, но… Но вдруг правда? Вдруг Хриз и в самом деле отправила княжну в сумасшедший дом?.. Я тщетно гнал от себя страшные картины, в которых связанная Юля с безумным взглядом бродит по палате и ждет помощи…
— Мне надо срочно… — я задумался, — срочно отправить письмо. В столицу.
Офицер помрачнел и покачал головой. Сердце больно сжалось.
— Ну у вас же должны быть предусмотрены запасные каналы связи? — с надеждой спросил я сыскаря. — Голубиная почта? Гонцы? Что-нибудь? Ну!
— Ты думаешь, имперцы совсем идиоты? — глухо ответил он и отвернулся, глядя в окно. — Первым делом арестовали наших гонцов, почтовые службы не работают, а голубятня… эх… Говорю же, мы здесь, как слепые котята в мешке. Ждем, когда нас топить будут. Но лапками еще поработаем и коготки покажем, да, Кыс?
Привычная бодрость в голосе Матия звучала фальшивой нотой.
— Да, — кивнул я и похлопал офицера по плечу. — Сдаваться никто не собирается. Что-нибудь придумаем.
— А что тебе ответил воевода?
— Он поможет. Его зять Альбертини даст нам ключи от мастерской. Кстати, офицер, вы когда-нибудь работали с печатным прессом? Нет? Не беда. Все когда-нибудь случается в первый раз. Научитесь.
Глаза слипались от усталости, а руки были готовы отвалиться. На пару с офицером и Нишкой, чувствуя себя героями-подпольщиками, мы смазывали чернилами пресс-подушки, потом наносили их на печатную заготовку, следом закрепляли листы бумаги, плотно прижимая его к трафарету, и крутили рычажный механизм, опуская тяжелый пресс. А потом повторяли это снова и снова… Под утро, когда стопка листовок была готова, я опустился на лавку, передохнуть всего на несколько минут… и отрубился. Проснулся только под вечер, заботливо укрытый и со свернутым сюртуком вместо подушки под головой.
— Почему вы меня не разбудили? — возмутился я.
Нишка подсунула мне под нос миску с какой-то малоаппетитной похлебкой.
— Ешь давай. Ночью отправимся разбрасывать листовки.
Офицер хмыкнул и подмигнул мне. Слава богу, что эти двое хотя бы перестали собачиться между собой.