— Так поди пойми, что у этих душеведов в башке творится, — пожал плечами Хоффман. — Они все того… малость не в себе… извращенцы. Только вы, фрон полковник, правы. Надо бы ее в божеский вид привести, прежде чем Тиффано показывать, а то передумать может… Кстати, Федька, этот генеральский прихвостень ее хоть не того, не оприходовал?..
— Да кто на нее в здравом уме вообще польстится?.. — поморщился палач.
— Ну и хорошо, а то Тиффано больно волновался… Чистоплюй еще тот…
Я нахмурилась. Тиффано… Имя казалось знакомым. Где-то я его слышала… Но где?..
Недовольно ворчащий себе под нос Федосей вправил суставы, окатил меня несколькими ведрами воды, срезал те лохмотья, в которые превратились рубашка и платье, надел чистое и даже попытался причесать волосы.
— Ишь, удумали, — бормотал он. — У живого человека в мозгах ковыряться. Изверги!..
— И не говори, Федосей, — горячо поддержала я его. — Страшные они люди… Мозги наизнанку выворачивают всем вокруг. Ты бы отговорил полковника от этой затеи, а?
— Испугалась небось? А вот надо было не упрямиться и мне все выкладывать!
— Так а я чего?.. Я ж за тебя да полковника беспокоюсь… за своих будущих подданных. Знавала я одного душеведа столичного… Такие речи сладкие вел, так соловьем разливался, что все, кто его слушали, в него влюблялись и потихоньку превращались… в мужеложцев…
— Бог ты мой Единый! — побледнел палач. — Тьфу на тебя!.. Врешь ведь!
— Слово вояжны даю, что правду говорю. И ты гляди мне, Федосей, — строго покачала я головой, пока он натягивал на меня чистую рубашку. — Если узнаю, что соблазнил тебя душевед окаянный, не пощажу. Велю казнить.
Мне почти удалось внушить испуганному палачу и склонить его на свою сторону, но тут открылась дверь, и вновь появился нетерпеливый полковник Гогенфельзен.
— Готова? — отрывисто спросил он Федосея.
— Да. Только, фрон полковник?.. — замялся палач.
— Что еще?
— А может обойдемся без этого мозгоправа? По старинке оно ж всяко надежней будет.
— Не выдумывай! Я справлялся у профессора Бринвальца. Он лично порекомендовал мне Тиффано как лучшего столичного душеведа!
— Столичного? — опасливо переспросил Федосей.
— Да. Хоффман, зови сюда этого чистоплюя.
Зашедший в пыточную мужчина шумно втянул воздух и уставился на меня, побледнев. Он был темноволосым, широкоплечим, плохо выбритым и каким-то потрепанным, однако довольно привлекательным. Пожалуй, даже красивым. А еще он казался пугающе знакомым. Меня охватил ужас от осознания того, что я забыла и не учла что-то важное. Как же так? Я же помню все свои карты!
— Фрон Тиффано, мне нужен быстрый результат, — сказал полковник. — У вас есть время до утра. Потом вернется генерал. Помните, я рискую, обращаясь к вам за помощью. Если сможете вытащить из нее, где она прячет часовщика, то отдам ее вам, как и уговорено.
Сердце остановилось. Какого демона здесь творится?.. Душевед медленно кивнул, не сводя с меня странного взгляда — смесь отчаяния, гнева и решимости.
— Она у меня все расскажет. Оставьте нас одних.
От его голоса на меня липкой ледяной волной накатил животный страх. Я начала задыхаться.
— Нет! — вырвалось у меня. — Я не хочу! Не хочу!.. Не надо!..
Федосей оглянулся на меня и с сомнением покачал головой, а потом обратился к Гогенфельзену.
— Фрон полковник, разрешите остаться, а? Опыт, так сказать, перенять…
— Я работаю один! — резко отозвался душевед и шагнул ко мне. — Убирайтесь!
Жуткая догадка пронзила меня. Это же он забрал мою память! А теперь отнимал мое дыхание, забирал мои карты, ломал мою игру… разрушал мне жизнь! Могильный холод ворвался внутрь, взметнув и смахнув карты со стола, а затем воды черного озера сомкнулись надо мной. Я потеряла сознание.
Грезя о стольких вещах сразу, обдумывая разные возможности, воображая будущие события, планируя игру от начала и до победного конца, я держала в памяти слишком многое. И теперь все смешалось и казалось мне сном, пришедшим на излете ночи, туманным и расплывчатым. Я перестала доверять памяти, потерялась в ее лабиринтах и лежала, слепо глядя в потолок крепостного лазарета. Демон исчез, оставив меня беззащитной перед душеведом. Рубашка на мне была бесстыдно задрана, от вонючей мази слезились глаза. Заметив, что я очнулась, Тиффано прекратил ее втирать и нажал ладонью мне на грудь.
— Слава Единому, что она пришла в себя! — срывающимся от гнева голосом сказал он в сторону. — Как вы вообще посмели пытать женщину?!? Светлую вояжну?
— Что приказано, то и сделано, — равнодушно ответил Федосей, наблюдая из угла за действиями душеведа.
Я разглядывала красивое лицо Тиффано, пошедшее красными пятнами от гнева, и чувствовала, что слепну. Так бывает, когда очень долго смотришь на пламя или солнце. Все расплывается красными пятнами и темнеет… Но я упрямо продолжала смотреть, мне казалось, еще немного — и я вспомню, кто он такой.
— Оставьте меня с пациенткой наедине!
— Не велено. Да и хочу поглядеть, как вы у нее в голове копаться будете… Когда еще такое доведется увидеть.
— Тогда будете сами докладывать полковнику об отсутствии результата!
Федосей пожал плечами.
— Что поделать…
— А потом и генералу, почему вообще пустили постороннего к пленнице!
Тут палач слегка струхнул, но продолжал стоять на своем.
— Так мое дело маленькое! Не я ж пускал. Что велено, то и…
— Впрочем… Бог с вами, оставайтесь, — разрешил Тиффано. — Хотите рисковать собственным душевным здоровьем, воля ваша. Я ответственности за последствия не несу. Но если заметите за собой странное поведение после сеанса душетерапии, немедленно обращайтесь к душеведу. Надеюсь, успеете.
Федосей побледнел, как мел, и переспросил:
— Какое еще странное поведение?
Тиффано еще сильнее надавил мне на грудь, как будто опасался, что я захочу вскочить и убежать, и ответил:
— Усталость, плаксивость, необъяснимая тревога, доселе не возникавшие пристрастия, бессонница…
— Какие еще пристрастия?!? Ничего такого за мной не водится!
И с этими словами палач попятился к двери и скрылся за ней. Кажется, зря я настращала Федосея… Тиффано повернулся ко мне.
— Какого демона ты творишь, Хриз?
— Почему вы мне тыкаете? — холодно спросила я и попыталась оттолкнуть его руку с груди. — Уберите от меня руки!
— Ах, теперь мы решили изображать гордую вояжну! — непонятно почему взбеленился душевед. — Надрать бы тебе задницу, да жаль убогую! Живо говори, где спрятала часовщика, тогда смогу вытащить тебя отсюда!
Я отвернула голову в сторону и зажмурилась. Меня мутило, а в груди нарастало жжение.
— Не нуждаюсь в вашей помощи. Убирайтесь, — процедила я.
Он тихо выругался, помолчал немного и спросил как-то беспомощно:
— Что же эти нелюди с тобой сделали?.. Больно, да?
А потом склонился ко мне еще ниже и… поцеловал в губы, словно огнем окатил. Я отчаянно забилась, отталкивая его.
— Тише, Хриз, тише… — шептал он, прижимая к себе и лживо утешая, — успокойся. Я что-нибудь придумаю, обещаю. Я не оставлю тебя, слышишь?.. Не бойся…
В груди бушевал пожар, я опять начала задыхаться. А душевед так ладони и не отнял, продолжая испепелять меня огнем.
— Больно!.. — простонала я, не выдержав. — Пусти, сволочь!.. Убери руку!..
На глаза навернулись слезы, в исступлении зашлось сердце. Я подавилась криком, впившись зубами в плечо Тиффано, и забилась в его объятиях, царапаясь.
— Потерпи, я смогу… слышишь? Моя бесконечность защитит тебя… Я смогу тебя вылечить… и спасти… Да не кусайся…
И тут распахнулась дверь.
— Что здесь происходит?
Я из последних сил оттолкнула от себя душеведа и свалилась с кровати, катаясь по полу и бессильно расцарапывая обожженную грудь. Откуда у меня на груди взялась храмовая татуировка бесконечности?!? Почему, демон раздери, я этого не помню?!?
Тяжелая поступь шагов женщины отдавалась в висках. Императрица Вера-Магдалена прошла в комнату, несмотря на предупреждение, что это может быть опасно, и бесстрастно разглядывала меня. За ее спиной в почтительном ожидании застыла свита. Генерал был бледен и зол, полковник Гогенфельзен и вовсе стоял, привалившись спиной к стене, ни жив ни мертв. А вот душевед появлению императрицы почему-то обрадовался. Одетая в мужской дорожный костюм табачного цвета, однако богато расшитый камнями и золотом, Ее Величество носила печать властности на лице, как иные носят шляпку, оттеняя ее то презрением, то редкой благосклонностью. Но сейчас на ее полном лице живыми оставались только голубые глаза, потемневшие от горя до темно-синего цвета.
Я села, подтянув колени, и попыталась подняться на ноги, чтобы быть с императрицей вровень. Не так я планировала с ней встретиться!
— Это та, кто лишил жизни моего сына? — спросила она тихо.
— Да, Ваше Величество, — почтительно ответил ей генерал и выступил вперед.
— Нет, это не так! — неожиданно возразил осмелевший душевед.
Генерала перекосило от гнева, а полковник схватился за сердце и тяжело задышал. Императрица медленно повернулась к Тиффано, вопросительно выгнув темную густую бровь.
— Простите меня, Ваше Величество, что был вынужден вмешаться. Позвольте представиться. Профессор Кысей Тиффано. Душевед, — он поклонился и кивнул на меня. — А это светлая вояжна Хризокола Ланстикун. Она душевнобольная еретичка, однако не убийца. И у меня есть тому доказательства.
Я попыталась возразить, но с ужасом обнаружила, что не могу даже рта открыть, как и встать на ноги. Боль в груди усилилась.
— Арестовать его! — взвизгнул генерал. — Как он здесь вообще оказался? Гогенфельзен! Твоих рук дело?!?
Императрица жестом остановила Вальцкерта и спросила душеведа:
— Доказательства? Я вас слушаю.
— Ваш сын жив, — выдал душевед.
Сделалось очень тихо, и лишь я отчаянно сопела, пытаясь справиться с нежданным параличом. Лицо императрицы помертвело, глаза недобро сузились.
— Вы смеете насмехаться над моим горем?..
— Ваше Величество, только прикажите, и его мигом отправят!.. — тут же вылез генерал.
Тиффано медленно покачал головой.
— Нет, я говорю лишь то, что слышал от своих людей. Позвольте объяснить. С недавних пор я владею Соляным замком, что стоит у подножия Аллавийских гор. В окрестностях моего замка живет небольшая община, человек тридцать. Так вот… Ее обитатели утверждают, что видели императора Фердинанда Второго, раненного и в сопровождении странной компании.
— Ваше Величество! — воскликнул генерал, багровея и обливаясь потом. — Неужели вы верите этому шуту? Он же нагло врет, потешаясь над горем всей империи!
Шут?.. А что?.. Может, он и есть неучтенная карта шута в моей колоде? Да демон раздери! Почему я не чувствую ног? Неужели палач перестарался с кнутом и перебил мне хребет?
— Какой мне смысл врать? — спокойно возразил душевед. — Вместе с императором были люди в имперских мундирах. Они ворвались в селение, потребовали припасов и знахарку для раненого. Возглавлял их какой-то толстяк в очках, который назвался Цукеркандлем. Кстати, я уже сообщал об этом ротному Хоффману. Он может подтвердить мои слова.
И душевед кивнул на ротного. Тот побледнел и тяжело сглотнул. Его взгляд заметался между злющим генералом и грозно насупившейся императрицей.
— Это правда? — спросила Вера-Магдалена. — Немедленно отвечайте!
— Я… не знаю… — промямлил ротный. — То есть… да… фрон Тиффано и в самом деле что-то такое говорил… но я… мои люди…
— Ваше Величество, — опять вмешался генерал, — было проведено расследование и установлено, что это самозванцы! Беглые дезертиры!
— Плохо же вы выполнили свою работу, фрон генерал, — в голосе душеведа прозвучали брезгливые нотки. — С мельником та странная компания рассчиталась вот этим кольцом. Согласитесь, необычный трофей для дезертиров?
С этими словами Тиффано полез в карман и вытащил кольцо-печатку с императорским гербом. Какого демона вообще происходит? Я не успевала за событиями и чувствовала себя так, словно мой карточный домик, тщательно выстроенный и продуманный, зашатался и стал заваливаться.
— Откуда оно у вас? — потрясенно выдохнула императрица, сжимая в кулаке кольцо сына.
Душевед деланно равнодушно пожал плечами:
— А что было делать мельнику с такой дорогой вещью? Вот он и пришел в замок обменять перстень на лошадь из моих конюшен…
Вера-Магдалена развернулась к генералу и грозно спросила:
— Это так вы проводили расследование, фрон генерал? Вы уверили меня, что мой сын мертв! Сказали, что нашли убийцу!.. что она призналась! Извольте объясниться!
— Эмм… — толстый боров лихорадочно вытер пот со лба. — Она действительно призналась!
Я не могла говорить, но у меня хватило сил яростно замычать и отрицательно замотать головой. Правда, в мою сторону все равно никто не смотрел. Императрица повернулась к Федосею. Палач представлял собой странную смесь спокойствия и любопытства. Он поклонился Вере-Магдалене и степенно ответил:
— Наше дело маленькое, Ваше Величество, что приказано, то и делаем. А приказано нам было пытать у нее… — он кивнул на меня, — куда она, значится, дела украденного часовщика. А про императора спрашивать ничего велено не было, врать не стану.
— Какого еще часовщика? — изумилась императрица. — При чем здесь какой-то часовщик!
— Так тот безумный мастер Гральфильхе, что у нас тут в казематах сидел, а потом его выкрали, значится, прямо из-под носа караула…
— Ваше Величество, — опять юлой завился генерал, — она еще раньше, до этого, во всем призналась при свидетелях в игорном доме, бахвалилась, что великая колдунья, Шестая!.. Собор сожгла!.. На крепость напала!
— Довольно! — влез душевед. — Ваше Величество, я вас умоляю, посмотрите на нее! Ну какая из нее убийца? Какая поджигательница? Какая Шестая? Она же больная измученная женщина! Ей нужно лечение!
Я протестующе замотала головой и даже ухитрилась открыть рот, выдавив почти связно:
— Я… бу… ща… им… ри…
Но это никого не впечатлило. Генерал продолжал упрямо гнуть свою линию:
— Ваше Величество, но зачем же императору Фердинанду Второму скрываться в горах? Какой в этом смысл? Раненому! Бежать из города! Это все шито белыми нитками! Тиффано с убийцей в сговоре, вот откуда у него кольцо!
И Вальцкерт театральным жестом указал на душеведа. Однако тот не смутился и опять пожал плечами.
— Ваше Величество, я могу только предполагать, что двигало вашим сыном и его людьми… Возможно, они опасались… — Тиффано сделал многозначительную паузу, — опасались предательства в своем окружении?..
— Ваше Величество!.. — взвизгнул генерал. — Я не позволю!..
— Однако мне тут подумалось вот что… — оборвал его душевед. — Я не припомню, чтобы состоялись похороны Его Величества. Траур объявили, а вот похороны?.. Его тело было обнаружено? Это бы безусловно разрешило все сомнения…
Я скрипнула зубами, разделяя чувства генерала, который правда злился по другому поводу. Но объект нашей ненависти был один. Клятый душевед! Это он! Это он пришпилил меня к стене пылающим в груди символом, словно бабочку. Ни слова вымолвить, ни руками-ногами пошевелить! Он колдун? Или… От ужаса потемнело в глазах. А вдруг его нет?!? Вдруг он лишь моя мара? А если остальных я тоже выдумала?… А если и мира-то давно уже нет?!?
— Он же издевается над вами, Ваше Величество! — топнул ногой толстяк. — Тело Фердинанда Второго было настолько страшно изуродовано, что о похоронной процессии и речи…
— Довольно! — резко оборвала его императрица и неожиданно опять повернулась к палачу. — Милый мой Федосей…
От удивления я забыла дышать. Милый? Вот уж точно бред! Или?..
— … я хочу услышать, что ты думаешь обо всем.
Палач нисколько не удивился такому странному обращению, просто кивнул, приняв его как должное, и также степенно отвечал: