— Благодарю, — почти равнодушно кивнул повелитель, а Хорст снова уловил легкий оттенок облегчения в этом суровом, почти бездушном лице. И в голову вдруг пришла неожиданная мысль — ради чего или кого повелитель готов пойти на такое… безумие — иного слова мужчина не подобрал. Ответ был прост, странен и страшен — только ради любви. Вот только, насколько Эйдан Хорст успел заметить, в его команде делегатов было не так много персон, способных заставить наделенного исключительной силой и властью дэйва пойти на такие безумства. И что-то ему подсказывало, что персона эта не Тариэль де Лиар, считающаяся всеми невестой повелителя. И уж тем более это не Нариэль Дерр, всегда тихая и незаметная девочка-дэйва. А если это не они, то среди делегатов остается лишь одна девушка. Очевидная и невероятная правда, которую он неожиданно обнаружил и попытался скрыть, поспешно попрощавшись. Ведь если то, о чем он так неожиданно подумал, правда, то Илларию ждет гораздо большее потрясение чем то, что прозвучало на недавнем Совете.
* * *
— Ну, что ты хотела? — с нотками недовольства в голосе, но все же соизволил спросить Экхар, когда мы остались в коридоре совсем одни.
— Извиниться, — покорно ответила я. — Ты прости, что так вышло с этим побегом. Тебе досталось, наверное.
— Да уж. Ни мало интересного о себе услышал. Особенно от Тени повелителя.
— Они ведь… последствий ведь не будет? — испуганно пробормотала я. Потому что знала, как для Экхара важно было попасть после выпуска на элитный военный курс нашей Академии — «Драконий коготь».
Каюсь, совершая свои безумства, я даже не подумала, чем это может обернуться для того, кто всегда мне помогал. Да, пусть этот брачный контракт был мне навязан, и подписала я его, скорее всего под давлением, но я никогда, никогда не желала Экхару зла, и тем более не стремилась своими безрассудными выходками испортить его жизнь. Потому и воззрилась на него переполненная искреннего раскаяния. — Прости меня, твоя карьера…
— Да причем здесь моя карьера? — неожиданно сорвался на крик Экхар, да так неожиданно, что я отшатнулась. Он заметил, плечи его поникли, глаза, переполненные серым туманом или грозовыми тучами, стремительно почернели, скрывая этот туман, загоняя его вглубь, а потом, немного успокоившись, он вдруг тихо и как-то обреченно прошептал: — Я переживал.
А мне от его слов так плохо сделалось. Сердце защемило от сожалений. Ну, что я за гадина такая, а? Человек… э… дэйв переживает, заботится, прикрывает, из передряг вытаскивает, а я… Неблагодарная дрянь. Вот кто я.
В общем, в порыве чувств, движимая угрызениями совести я неожиданно даже для самой себя сделала то, на что при других обстоятельствах никогда бы не пошла. Я его поцеловала. Сама. В губы. Экхар растерялся, застыл, как каменное изваяние, впрочем, в ступоре он пребывал не долго. Не успела я отстраниться, как сзади, на моей спине сомкнулись его руки, захватив в невольный плен, меня притянули обратно и вернули поцелуй.
Даа… Экхару до Инара далеко, конечно, в поцелуях, но признаю, отторжения я не испытывала, как и отвращения. Мне было тепло, спокойно и очень приятно с ним целоваться. Ни сердце, ни душа при этом не протестовали, но и не ликовали. Да это было приятно, но если сравнивать, то поцелуи Эхкара сродни пресному хлебу, а те, другие, что дарил повелитель… вишневый торт с кремом и замороженной вишенкой с хвостиком на его вершине.
И как же мне сейчас, именно с Экхаром хотелось не думать о другом, не вспоминать другие поцелуи и просто отдаться чужим объятиям, чужим прикосновениям, чужому чувству, забыться, раствориться в них ненадолго. Но я не могла.
Глаза сами собой закрылись, и я представила другого на месте Экхара. И в тот момент где-то в душе такая огненная волна поднялась. Я даже сама не поняла, как начала отвечать, как сама же и набросилась на него, вспоминая ту ночь, нашу единственную ночь с Инаром, прокручивая ее в голове снова и снова. Его объятия, его шепот, огненные поцелуи, не обжигающие, а ласкающие и теплые, его большие руки без перчаток, загрубевшие шершавые ладони от частых тренировок с мечом, сила, эмоции, страсть и нежность, любовь на грани одержимости, ветер, дракон, его и мой стон.
Мне казалось, что я сейчас там, в той старой пещере с ним, что это его руки меня обнимают, что его губы кусают мочку моего уха, что это его дыхание я чувствую на своей шее, и что это он шепчет:
— Моя глупая полукровка…
— Инар… — совершенно забывшись, простонала я. А блуждающие по моей спине руки вдруг замерли. В следующее мгновение поцелуй прервался, я вернулась в суровую действительность и осознала, какую глупость совершила, когда Экхар отстранился и спросил:
— Как ты меня назвала?
И я растерялась от горького разочарования, от того, что поддалась своему глупому воображению, что настолько забылась, и чуть было не выдала свой самый страшный секрет. И не только мой. Что я могла сказать? Как ответить? «Извини, на твоем месте я представляла другого?», или «Прости, но мне так не хватает любви моего возлюбленного, что я использую тебя?».
«А знаешь, кто мой возлюбленный? Ни за что не догадаешься, а если и догадаешься, то никогда не поверишь. Ведь кто я по сравнению с блистательным и всесильным повелителем Илларии? Прости, Эйнор, но тебе достался порченный товар, давно отравленный любовью к другому».
Нет, ничего этого я так и не сказала. Знала, что Экхар ждал ответа, и не представляла, что ему сказать. Меня спасла внезапно открывшаяся дверь в главный зал из которой вышли… да уж, дверь-то спасла, но и принесла с собой новые неприятности. Потому что из зала в коридор вышли Паэль и ректор Лазариэль. И если один смотрел на нас с Экхаром, стоящих непозволительно близко друг к другу с легкой толикой осуждения и недоумения, то глаза Паэль сияли красноречивой синевой, свидетельствующей о том, что повелительница пребывала в крайней степени бешенства от увиденного.
И первое, что я сделала, полностью осознав степень своего невезения — вздрогнула и отстранилась от Экхара. Но это мало помогло. И судя по мгновенно сузившимся глазам Паэль, меня здесь собирались сейчас убивать, долго, медленно и с наслаждением.
— О, детишки, — наконец прервал образовавшуюся гробовую тишину Лазариэль. — Я помню, что вы жених и невеста, но правила приличия в общественных местах никто не отменял.
От этих слов Экхар оттаял и почтительно поклонился своей повелительнице. Я бы тоже поклонилась, если бы тело меня слушалось.
— Мы учтем, — с явным благоговением и почтением ответил женишок. — Простите.
Он искренне раскаивался в том, что Паэль нас застала, но та словно не заметила ни его, ни его слов. Так, скользнула только гневным взглядом. А затем ее взор обратился исключительно на меня, и я почему-то начала заваливаться на бок, прямо как недавно та девушка в синем плаще на руки Альта. Только я падала в объятия Экхара.
Женишок среагировал мгновенно, подхватил мое заваливающееся тело, приобнял за плечи, в общем, проявил несвойственное ему участие, пока тоже не натолкнулся на взгляд Паэль. Удивился, побледнел, сглотнул, руку убрал.
— Клементина Парс, — не проговорила, прошипела Паэль мое имя, растягивая каждое слово. — Я давно хотела с вами поговорить. Не уделите мне минутку вашего драгоценного времени?
От угрозы в каждом ее слове, в каждой интонации, я похолодела и снова бы куда-нибудь завалилась, но плечо стоящего рядом дэйва, здорово поддерживало.
— Моя дорогая сестра. У вас еще будет время. А детишкам пора идти готовиться. Завтра им предстоит сложный день, — вовремя вступился за меня Лазариэль. — Ты когда уезжаешь?
— Жду тебя в кабинете ректора. Сегодня. В семь. И не опаздывай, — бросив на родственника гневный взгляд, тоном, не терпящим возражений, проговорила повелительница, вскинула подбородок и гордо «проплыла» мимо нас в сторону выхода.
— Не шалите, детишки, — усмехнувшись, погрозил нам пальцем Лазариэль и отправился следом за повелительницей.
— И что это было? — спросил слишком многое понявший Экхар, когда венценосная гостья скрылась за поворотом.
— А что тебя удивляет? — нашлась с ответом я. — Она никогда меня не любила. Мы с Тей в свое время много нервов ей попортили.
— Нет, здесь дело не в старых обидах. Она на тебя так смотрела…
— Она всегда так смотрит, — фыркнула я в ответ. — А я ее боюсь. Жуткая женщина. И взгляд у нее жуткий. Эйнор, давай уйдем отсюда, пока еще кто-нибудь из этой двери к нам не вышел. Кто-нибудь похуже Паэль.
— Кто может быть хуже пребывающей в гневе повелительницы? — хмыкнул женишок.
«Кто?» — подумала я и сама же себе ответила: — «Хуже может быть только пребывающий в гневе повелитель. Особенно, если его гнев направлен на тебя».
* * *
Вернувшись в нашу общую комнату, я, не глядя на девчонок, отправилась прямиком в ванную. От пережитой встречи с Паэль меня слегка лихорадило, но больше от того, что произошло с Экхаром. До чего я дожила? Бросаюсь на жениха, как голодная львица и представляю на его месте другого. Да по мне душевный лекарь давно слезы льет. Может, мне травок каких попить? От нервов? Я ж такими темпами скоро свихнусь. А все Инар виноват. Измучил меня совсем. Вот, и руки трясутся и ледяные, как я не знаю, что. И горячий душ совсем не помогает. От него только хуже делается. Может, я заболела? На душе так муторно и дышать трудно. Да и будущая встреча с Паэль радости не добавляет. И если на людях она меня чуть не убила, то что же будет наедине?
Время для ответа на этот вопрос стремительно приближалось. Когда я выползла наконец из ванны, было уже три. Касс все еще не появилась, зато ледь Лисон со своими подпевалами была тут как тут. И она отчего-то возмущалась, что ее подружек из нашей комнаты отселяют. Не успела я удивиться сему факту, как мне любезно предоставили для обдумывания другой — у нас, оказывается, будут новые соседки. Кто? Пока не известно. Это тайна, о которой даже лорд Пембертон еще ничего не знает.
Зато для Касс так лучше. Глядишь, в меньшинстве Лисон слегка поутихнет. Тариэль и Нариэль тоже будут жить отдельно вместе с Эвой и (о ужас) мадам де Лардж. Как говорится — «дэйвам дэйвого». Из чего мы с девочками сделали вывод, что к нам подселят двух полукровок. И возможно даже диад.
Впрочем, у Тары были свои переживания. И если меня Паэль вызвала на ковер к семи, то ее к шести. Подруга-дэйва ужасно нервничала, дергалась и то и дело ходила по комнате, обязательно на что-нибудь натыкаясь. То на стол, то на стул, то на кровать. Все пытались ее успокоить, но как? Это ведь ни кто-нибудь, а зверь-повелительница. Ее даже Эвен боится, и даже не знаю, кого больше — ее или кайр.
Кстати об Эвене. Я была совершенно уверена, что он объявится на собрании и обязательно найдет момент, чтобы как минимум отдать кольцо и заодно на меня поорать. Но нет, я ошиблась, и Тень повелителя так и не объявился. Я тоже терялась в догадках на этот счет. Что его задержало? Ладно вчера не до того было, но сегодня-то что ему помешало? Инар?
И даже не знаю, что меня беспокоило больше — то, что ни он, ни призрачная тень так и не появились или то, что мне так и не вернули кольцо. И когда я об этом подумала, в глубине, где-то в районе сердца шевельнулся червячок подозрения — а может, ему надоело со мной возиться, и он решил все закончить?
К шести Тара ушла на встречу с Паэль, а мы тем временем отправились на ужин «любоваться» на жадно пялящихся на нас студентов. Наши парни ничего этого не замечали и готовили свои грандиозные планы по обучению будущих подопытных, ох, простите, подопечных. Оставшаяся одна, без поддержки Нариэль, угрюмо молчала и жевала овощной салат, Тея с трудом слушала крайне раздражающее щебетание Виттории и косилась на меня умоляющим взглядом. А я пребывала в каком-то ледяном оцепенении и была не в состоянии помочь даже себе.
Чем ближе становился час встречи, тем больше я нервничала, кусала губы, мяла пальцы и теребила выданный ректором оповещательный браслет. Пыталась думать о Касс, которая как сбежала, так и не появлялась, об Экхаре, которого после всего усиленно избегала. Уверена, у него появилось не мало вопросов, особенно, когда он подумал, все переварил и, очевидно пришел к какому-то выводу. Правильному ли? Надеюсь, нет. А то мне и так тяжело. Не хватает еще перед ним оправдываться и лгать.
Полседьмого в столовой появились мадам де Лардж и Эва. Мадам уселась за стол преподавателей, а Эва поспешила к нам. И пока Виттория громко разглагольствовала о нововведениях в школе, я пододвинулась к подруге поближе и спросила:
— Эв, а Эвен где?
— А ты разве не слышала? — прошептала подруга в ответ.
— Не слышала что?
— Ректор выставил его из Школы еще вчера. Он все рвался с тобой побеседовать, а тот запретил и велел не мешать учебному процессу и не смущать учеников и наставников своим излишним вниманием.
Ох, вот это новость. Но больше меня удивили не ее слова, а окрасившиеся симпатичным румянцем бледные щечки и странно замерцавшие глаза. Эва быстро поспешила сменить тему и обратилась с вопросом к Тее, а мне осталось только догадываться, при каких это обстоятельствах ректор выставил Эвена, и чем таким Тень повелителя могла помешать учебному процессу? Интересно, а их ректор тоже застал за неподобающим поведением, как нас с Экхаром недавно? И было ли это основной причиной, или просто так вовремя подвернувшимся поводом оградить меня от влияния Илларского посланника.
Тьфу, и чего это я начала сводить все к своей скромной персоне? Совсем возгордилась, идиотка. Может, дело было вовсе не во мне, а я уже напридумывала себе.
Без четверти семь я поднялась и пошла на встречу с жуткой женщиной, которая, возможно, в ближайшем будущем станет моей (ох, ужас-ужас) моей свекровью. По дороге все пыталась убедить себя, что ничего страшного не произойдет, что рано или поздно эта встреча должна состояться, и все равно, когда добрела до кабинета ректора, самовнушение мое полетело в бездну, осталась только паника.
Когда обреченно постучалась в дверь, в душе теплилась безумная надежда, что мне не откроют. Ну а вдруг? Увы. Дверь распахнулась сама собой по мановению руки повелительницы и также сама собой закрылась, едва я переступила порог.
ГЛАВА 4 Другая тень
Паэль была в не себя. С того самого момента, как Инар соизволил наконец ей сообщить имя своей истинной. Она ждала всего, что угодно, перебирала в мыслях каждую дэйву в окружении сына, но даже представить себе не могла, что ею окажется эта невыносимая полукровка Парс. Хотя, когда она узнала — это, безусловно, стало шоком, но очевидным шоком. И поразмыслив, прокрутив время и события назад, Паэль с удивлением обнаружила, что ответ всегда лежал на поверхности, был очевиден и прозрачен, как горный ручей.
Все поступки Инара, его живое участие в судьбе сестры и ее подруги, покровительство Айгону Агеэра, жестокость, с которой он наказал Дом Флемора. Да, Паэль не подозревала о мерзостях, что творились в доме ее подруги — бывшей первой леди Илларии Далиан Флемор, она не собиралась это оправдывать, но считала приговор сына чересчур суровым. Теперь же ее удивляло, как он мог сдержаться и не уничтожить их всех.
Инар всегда был другим, не таким, как его отец. Дариана волновал его народ, он любил Илларию и до встречи со своей истинной жил только ею. Потому ему и было так трудно разрываться между долгом и любовью к Мариссе де Томей. Потому он и не смог никого защитить. Увы, Паэль в мире мужа отводилась далеко не первая роль. Она смирилась, страдала, рыдала в подушку холодными одинокими ночами, продолжала отчаянно любить мужа, даже теперь, спустя двенадцать лет она не смирилась с его смертью. Как и не смирилась с присутствием в своей жизни продолжения той, которая его забрала. Впрочем, никто и не требовал от нее любить падчерицу. Довольно было того, что она ее терпела. И вот теперь, ей предстояло терпеть еще и эту…
Инар — не его отец. Ему хватит безумия жениться на этой девчонке, надеть ей на голову венец, посадить на трон. Только в отличие от сына, Паэль в полной мере осознавала последствия этого шага, который приведет к окончательному расколу страны и к войне, к которой ни Иллария, ни Инар, ни она сама, ни даже эта девчонка не были готовы.