— А я было подумал, что ты пришла спросить, когда вернётся твой отец.
Если он рассчитывал смутить её, то ошибся адресом. Шазад начала отвечать, но я не расслышала слов, потому что их заглушил душераздирающий вопль над головой, похожий на скрежет железа.
В саду всё застыло, но в памяти у меня что-то шевельнулось.
Я знала этот звук.
— Крик рухха! — воскликнул принц Рахим, выразив вслух мои мысли. Запрокинув голову, он вглядывался в небо. — Он где-то поблизости.
— У нас в городе рухх? — недоверчиво фыркнул Кадир, однако выпрямился с явной тревогой. — Смех, да и только!
— Ну разумеется, брат, — насмешливо протянул Рахим, щеголяя военной выправкой и выразительно кладя руку на пояс, хоть сейчас и не был вооружён. — Что я могу знать, если провёл в горах Ильяза всего пять лет, слушая руххов каждую ночь, пока ты спал в гареме под боком у матери? Конечно, ты знаешь лучше.
Вспыхнув от гнева, Кадир шагнул к нему, но Рахим не отступил. Султим был куда шире брата в плечах, но, когда тот сжал кулаки, я заметила на костяшках шрамы, почти как у Жиня. Боец. Ничего похожего на гладкие руки Кадира.
Крик рухха вновь расколол небо, и правда, уже ближе. Толпа советников заметалась по саду, ища укрытия, султан выкрикивал приказы стражникам, посылая их на крепостные стены.
Я не двигалась, лишь сама запрокинула голову, слушая такой знакомый крик. Над дворцом пронеслась гигантская фигура, достаточно низко, чтобы можно было разглядеть, но вне досягаемости ружей. Два огромных синих крыла заслонили солнце, погружая двор в тень.
«Не просто рухх — это Изз!»
Сердце затопила радостная волна, и я вскочила на ноги.
«Изз тоже здесь, в Измане!»
В воздухе за руххом тянулось что-то длинное, рассыпаясь по сторонам и колыхаясь на ветру. На миг показалось, что это белые салфетки, но затем я разглядела бумагу — настоящий бумажный дождь!
Не дожидаясь, пока ближайший листок достигнет земли, я схватила его и жадно уставилась на текст.
Наверху было изображено солнце, знак принца Ахмеда, и я с волнением обвела его пальцем, словно касалась, как много раз прежде, груди Жиня. Ниже начинались строки, напечатанные расплывшимися чернилами:
Новый рассвет, новые пески!
Мы призываем Омана аль-Хасима бин Измана, султана Мираджа, сложить свою власть и предстать перед судом за измену.
Султан Оман обвиняется в следующих преступлениях против Мираджа и его народа:
• введение в стране незаконного чужеземного правления с помощью галанской армии;
• казнь без суда обвинённых в нарушении галанских законов;
• незаконное преследование собственного народа;
• преследование мираджийских подданных по подозрению в родстве с джиннами;
• угнетение народа несправедливой оплатой труда;
• угнетение мираджийских женщин…
Список продолжался и дальше, а ниже говорилось:
Мы требуем лишить всех прав изменника и преступника Омана и возвести на трон его законного наследника принца Ахмеда аль-Омана бин Измана, истинного победителя султимских состязаний, который вернёт Мираджу заслуженное величие и славу.
«Новый рассвет, новые пески!.. Мятеж достиг столицы».
Я вновь и вновь перечитывала чернильные строки и так увлеклась, что никого не замечала, пока вдруг не ощутила сзади на шее чужие руки. Обернулась, но Узма уже проворно отскочила, щёлкнув застёжкой моего нового одеяния.
Синяя ткань распахнулась и соскользнула к ногам. Я торопливо подхватила её, но острые маленькие глазки Узмы успели с ядовитой усмешкой пошарить по моей груди и животу.
— Ну и шрам у тебя! — хихикнула она, показывая на бедро. — Видать, портной Абдул не слишком старался. — Я всё ещё возилась с застёжкой на шее, ощущая всей кожей обжигающую насмешку чужого взгляда. — Теперь ясно… Ты просто шлюха, которая забеременела и решила вырезать из себя младенца!
Я молчала, язык словно окостенел. Отчаявшись справиться с застёжкой без помощи служанок, я нагнула голову и принялась связывать концы ткани простым узлом. Ухмыляясь, Узма снова шагнула ко мне. Один из листков хрустнул у неё под ногой, и солнце Ахмеда смялось.
— Может, тебе отойти? — Голос был, словно сталь, обтянутая шёлком, и очень знакомый. — Я могу помочь. — Слова, которые я тщетно пыталась выдавить сама.
Даже без оружия и в парадном халате Шазад выглядела так же опасно, как со своими двумя мечами. Когда, покончив с узлом, я наконец подняла голову, ухмылка на лице Узмы дрожала.
Шазад сделала ещё шаг, оттесняя её.
— Мои извинения! Как-то слишком вежливо получилось… Брысь!
Узма развернулась и кинулась к Айет, наблюдавшей из-за колонны. С неба вновь раздался крик рухха, и обе женщины мгновенно исчезли, оставив нас с лучшей подругой посреди быстро пустеющего сада с перевёрнутыми подушками.
— Говорила я тебе, чаще оглядывайся, — фыркнула Шазад.
— Зачем, если ты всегда прикрываешь мне спину?
Так и тянуло обнять её, но вокруг оставалось ещё многовато лишних глаз. Это не случайный разговор, который легко потом объяснить. Оставалось лишь нежно дотронуться до её разукрашенного рукава.
— На тебе даже халат в цветочек смотрится грозно, — улыбнулась я.
— Лучше пусть недооценивают, — ответила она с кривой усмешкой. Быстро огляделась и схватила меня за руку. — Смываемся отсюда, живо!
Изз вновь с криком пронёсся над дворцом, на нас никто не смотрел. Султан исчез, все остальные прятались кто куда. В самом деле, лучшего момента для бегства не придумаешь.
— Это нарочно, чтобы их отвлечь? — Я показала на разбросанные под ногами листовки.
— А заодно послужить делу принца. — Шазад потянула меня к выходу из сада. — Давай шевелись, ноги в руки!
Только теперь я спохватилась и остановила её.
— Будь я быстрее буракки, всё равно не помогло бы. Он взял меня на поводок.
Среди шума и сутолоки, царящих вокруг, я торопливо рассказала о железе и бронзе под кожей, которые удерживали меня надёжнее клетки в зверинце.
Лицо Шазад потемнело, глаза остро прищурились.
— Значит, придётся вырезать, — кивнула она.
— У меня, конечно, ума не столько, — хмыкнула я, — но и мне это приходило в голову. — Они могут быть где угодно — пока будете тыкать ножом наугад, истеку кровью, к гадалке не ходи.
— Я тебя здесь не оставлю!
— А что ты можешь предложить? Шазад… — Сказать хотелось многое, но время поджимало. Скоро суматоха утихнет, и на нас обратят внимание. Но было главное: — Султан заполучил джинна!
Шазад отвесила челюсть.
— Ты серьёзно?
Она умела сражаться и могла командовать целыми армиями, на десять шагов опережая любого противника даже в меньшинстве, но выходить с тростинкой против револьвера — совсем другое дело. Против джинна не устоит никакое войско.
— Тогда надо вызволять ещё и…
— Его зовут Бахадур, — вставила я.
«Впрочем, какая разница? Просто джинн, пускай он и зачал меня, и дал фамилию. Всё равно он мне не отец».
Рухх снова издал крик и развернулся, опускаясь ниже. В ответ раздался ружейный залп, и мы обе невольно пригнулись.
— Вытащим и тебя, и Бахадура, — спокойно пожала плечами Шазад, как будто речь шла о ерунде.
— Освободить джинна куда труднее, чем Саиду из тюрьмы, — возразила я.
«Хотя даже и с ней не вышло ничего хорошего».
— Он в ловушке, как и я.
— Ничего, найдём, кому поручить. — Она раздражённо откинула волосы со лба, и я ни на миг не усомнилась, что эта изящная красотка, на вид безобидная, как цветок, справится с чем угодно. — Всё равно один Всевышний знает, чем сейчас занимается половина наших. После перемирия весь Изман превратился в тюрьму, солдаты на улицах так и кишат.
Я покачала головой. Просто так освободить джинна не получится, но выяснить, что для этого нужно, пленнице гарема тоже не под силу. Так что пока и говорить не о чем, тем более что Изза надолго не хватит. Не хватало ещё вызвать подозрения в заговоре.
Тем не менее не спросить кое о чём я не могла:
— Как остальные, все выбрались? Как… — Имя Жиня застряло в горле. «Глупо».
— Не все. — Хоть и лишённая крови джиннов, Шазад отличалась честностью. — Махди погиб ещё в лагере, Саиду тоже не удалось спасти… и некоторых других. Но в целом жертв не так много, как могло быть. Ахмед жив, как и Далила, Хала, Имин и близнецы — все здесь, в городе.
— А Жинь? — решилась я всё-таки. Она не упомянула его, и это не означало ничего хорошего, как и заминка с ответом.
— Никто не знает, где он сейчас… — Шазад помялась, потом вновь раздражённо откинула волосы. — Когда ты пропала среди ночи, он едва не загнал коня, добираясь к месту сбора, а когда не нашёл тебя и там, расквасил Ахмеду нос и вернулся в пустыню искать. Я говорила, что нет смысла… и оказалась права.
Подруга усмехнулась, окидывая взглядом стены дворца, но у меня в сердце шевельнулась тревога. Как-то не приходило в голову, что Жинь сейчас мечется по пескам.
— Он жив, — произнесла я, с облегчением ощущая на языке правду, и вдруг нахмурилась: — Нос расквасил? Почему это вдруг?
Шазад смущённо почесала в затылке.
— Ахмед обронил, что ты не убегала бы так часто, не обращайся Жинь с тобой как с девкой из портового бара… — «Ничего себе! Он думает, я могу бросить наше дело из-за любовной ссоры?» — Ну и получил по лицу — я даже не успела встать между ними. Картинка была ещё та.
Изз снова крикнул, но уже в отдалении. Суета вокруг стихала.
— Мне пора, — кивнула Шазад. — Придумаем, как тебя вытащить, а пока сиди тихо, береги себя! — просьба подруги отдавала командирским приказом.
— От обещаний воздержусь, всё-таки я демджи. — «Возможно, мы больше не увидимся». Так приходилось думать каждый раз, а здесь, во вражеском тылу, тем более. — Опять же, меня ты знаешь, кланяться пулям не привыкла.
Глава 23
Какой-никакой план у меня имелся. Впрочем, это сильно сказано, стратегом из нас двоих всегда была Шазад, скорее смутные контуры идеи, которая, как я надеялась, не приведёт меня в могилу.
Чего от меня вполне можно ожидать.
Обдумать детали можно и потом, пока же требуется хоть сколько-нибудь свободы. Получить доступ в остальную часть дворца. А выпустить меня может лишь один человек — султан.
— Зачем тебе туда? — Лейла мастерила уже другую игрушку, хотя непонятно для кого. Матери не разрешали детишкам притрагиваться к её движущимся моделям. Наверное, просто старалась не сойти с ума в этом совершенно не подходящем для неё месте. — Гарем — ещё не самый худший исход.
Большие глаза девочки серьёзно смотрели на меня, а крошечный человечек лежал в ладонях, раскинув глиняные ручки. Лейла мне нравилась, и очень хотелось выложить всё до конца в надежде найти настоящего союзника, но всё же она была дочерью султана. Честного невинного взгляда маловато, чтобы рисковать жизнями всех, кого я люблю. В памяти возникло лицо Жиня в сумраке шатра после оборванного поцелуя, а затем лица Шазад, Ахмеда, Далилы, близнецов, Халы…
— Мечтаю убраться подальше с глаз твоего брата, — объяснила я, помолчав. — В смысле Кадира. — Я вспомнила, что братом она считает одного Рахима, поскольку у них общая мать. Сказала ей вчера, что видела молодого офицера на приёме, но Лейла тут же перевела разговор на другое. — Не говоря уже об Айет и Узме — они меня ненавидят. — Унижение от вмешательства Шазад её только разожгло, хоть и порадовало меня. — Если султан разрешит мне выходить во дворец, легче станет их избегать.
Лейла опустила глаза и закусила губу. Я знала её уже достаточно и поняла, что она напряжённо думает. Знала также, что не стоит прерывать размышления тех, кто умнее. Узнала от Шазад, разумеется.
— Бассаму послезавтра исполняется тринадцать, — оживилась вдруг Лейла. Совсем не то, что я ожидала услышать. — Он сын султана от Таны. У отца заведено учить сыновей накануне их тринадцатилетия стрелять из лука. Обычаю положили начало ещё его дед и прадед. Мальчишкам позволено есть только то, что они сами добудут. Через это испытание прошёл каждый.
«Каждый ли? Интересно, что делали в тринадцать лет Ахмед с Жинем — уж точно не стрельбой занимались под присмотром отца-султана. Небось уже плавали по морям и даже не знали, когда отмечать день рождения». Я невольно представила совершенно невозможную сцену: братья стоят бок о бок и соревнуются, кто точнее попадёт в цель, а отец ласково кладёт руки им на плечи.
— Султан придёт в гарем к Бассаму. — Лейла принялась лепить личико своему глиняному человечку. — Вот и попросишь у него.
Самый большой из садов гарема был раза в два обширнее нашего бывшего лагеря в горах. Широкая полоса зелени тянулась от голубого пруда у стен дворца, огибая высокий утёс, обрывавшийся в море, до другой стены. Пруд усеивали сотни откормленных птиц, и их белые крылья, хлопая, поднимали в воздух фонтанчики солнечных брызг.
Наблюдая из-за чугунной решётки гарема, я невольно вспомнила картинку из книги сказок. Султан на берегу пруда и мальчик, который, как я поняла, и есть его сын. Худенький, но крепкий, юный принц явно старался выглядеть старше, скрывая дрожь от напряжения в руках, натягивавших длинный лук.
Пока я смотрела, он промахнулся раз десять. Стрелы шлёпались в воду, не причиняя дичи никакого вреда, а после каждого выстрела приходилось ещё и упражняться в терпении, приманивая птиц хлебными крошками, и ждать, пока они снова усядутся в воду.
Султан ободряюще положил руку ему на плечо, и мальчишка просто расцвёл от счастья. «Может, нарочно, — подумала я, — чтобы подольше побыть с отцом?» Юный Жинь на его месте едва ли выпрямился бы с такой гордостью — мало кто на моей памяти меньше нуждался в одобрении окружающих.
Бассам привычно спустил тетиву, но мой острый глаз сразу уловил, что этот выстрел не похож на предыдущие. Утка с пробитой шеей издала болезненный крик, и вся стая поднялась в воздух, шумно хлопая крыльями. Дежуривший неподалёку слуга кинулся в воду доставать подбитую дичь.
Султан довольно расхохотался, закинув голову, и с гордостью похлопал сына по плечу. Юный принц радостно просиял. В золотых лучах утреннего солнца на миг показалось, что передо мной обычная счастливая семья: отец и сын.
Отвернувшись от пруда, султан заметил меня у ворот. Ещё раз одобрительно сжал плечо сына и что-то ему шепнул. Довольный Бассам убежал, закинув добычу за спину, а его отец поманил меня к себе.
— В наши дни мало кто пользуется луком и стрелами, — заметила я, приблизившись, — ружья надёжнее.
— Зато на охоте лук гораздо тише, и не так распугивает дичь. Кроме того, это традиция: мой отец учил сыновей, а сам учился у своего отца.
«А один из сыновей убил своего отца, — подумала я, — и его собственные сыновья жаждут продолжить и эту традицию».
— Что ты хотела, крошка демджи?
Я нервно облизала губы. «Только бы не догадался! Всё равно, Шазад сама говорила в тот день, когда привезли Саиду, что нам нужны свои глаза во дворце. Во всём дворце».
— Разрешите мне выходить из гарема!
Дворец я покинуть всё равно не смогла бы, зато узнавала бы новости и передавала с Сэмом. Шазад стала ему платить, и все три дня, после того как Изз сбросил листовки, мы встречались на закате у Стены слёз. Ловкий воришка мог понадобиться позже для дел поважнее, но пока работал посыльным, проникая в гарем, чтобы встретиться со мной и проверить, не попалась ли я и не выдала ли остальных, — поводок у меня крепкий, а демджи не может лгать. Задание для Сэма скучное, зато легче некуда — он шутил, что получает деньги за то, что каждый вечер любуется на красивую девушку. Если мне удастся выходить во дворец, работа станет поинтереснее.
Султан задумчиво потеребил тетиву лука.
— Ты хочешь покидать гарем, чтобы…
— Потому что не могу больше терпеть! — Правда, но не вся, такой маловато. — Ваш сын…
— Который? — прищурился он, небрежно опершись на лук.