Но блондинка, похоже, закусила удила. Ее просто несло.
— С чего это я буду извиняться? Не я его сюда завела. Его по-человечески попросили довести до ближайшего жилья, а он какую-то херню городит. Попаданцы, другой мир… Придумал бы что получше. А чего это ты за него заступаешься? Нашла бесхозного мужичка и решила к рукам прибрать? Надоело в разведенках ходить, а никто внимания не обращает?
— Я же не ты, к каждому встречному хмырю в койку не лезу, у меня ноги на автомате не раздвигаются!
Две подруги во мгновение ока превратились в разъяренных мегер. Первоначальная тема разговора была забыта, понеслось такое, что Женя, хоть и вполне владел обсценной лексикой, многое для себя в этом диалоге почерпнул и впоследствии с успехом применял. Тем временем, перепалка грозила перерасти в потасовку, а, как говорят знающие люди, нет ничего страшнее женской драки. Нужно было срочно что-то делать. Не то, чтобы Жене было невыносимо видеть процесс разрывания одежд и выдирания с корнем волос, но на девчонках были его футболки, мог пострадать котелок, чай, да и костер находился в опасной близости. Женя схватил бутылку с остатками воды, набрал полный рот и щедро брызнул на двух взбесившихся фурий. Холодный душ благотворно подействовал на обеих. Вот только Ольга, охолонув, смущенно пробормотала «извини» и тихо опустилась на свое место, а Снежана фыркнула:
— Ну и сидите, воркуйте, голубки странные!
И учесала в лес, мгновенно скрывшись в темноте. Лишь хруст веток под ногами да выдаваемые вполголоса матюки указывали направление ее движения.
— Куда! Потеряешься! — только успел крикнуть ей вслед Женя. Но блондинки уже и след простыл. Он дернулся было следом, но Ольга его удержала.
— Пусть проветрится, психопатка. Авось о березу какую башкой приложится, так мозги на место встанут. Не бойся, далеко не убежит. Сейчас набегается и вернется прощения просить.
Девушка сидела, низко опустив голову, скрыв лицо в глубокой тени. Какое-то время она молчала, успокаиваясь, потом неловко выговорила:
— Ты не думай, я не такая… хабалка. Просто… Снежка совсем берега потеряла. Первый раз ее такую вижу. И… я тебе потом про себя расскажу. Хорошо?
Женя молча кивнул. Ему тоже было не по себе. Они помолчали еще немного, потом Ольга спросила:
— А ты действительно думаешь, что мы куда-то попали? И вернуться никак нельзя?
— Что попали — это очевидно, по крайней мере, для меня. Но вот куда и можно ли будет вернуться — этого я сказать не могу. Я даже не представляю себе, где мы сейчас находимся, и куда нужно будет идти. Да и продуктов у меня осталось — кот наплакал. Максимум на день хватит. Ну, если экономить — то на два.
— А у нас же ружье есть, можно будет охотиться… наверное, — робко предположила Ольга.
— Я, вообще-то, не охотник. Да и стреляю неважно. Последний раз брал оружие в руки на школьных сборах, больше двадцати лет назад.
Снова наступила неловкая пауза. Женя глядел в огонь, бездумно наблюдая, как причудливо извиваются языки пламени, облизывая почерневшие, обугленные поленья. Рядом что-то бормотала Ольга. Он невольно прислушался:
— Как же так… у меня же столько дел осталось несделанных! Я ведь не просто так гуляла, я подружку шла проведать — она в больницу попала. Кто ж ее теперь… И за квартиру надо заплатить. А в понедельник — на работу…
Послышался всхлип, бормотание стало совсем неразборчивым.
Сам Женя никакой паники не испытал. Позже, вспоминая эти дни, он не раз удивлялся, насколько спокойно воспринял эту новость. Ну попал и попал. Возможно, сыграл свою роль недавно перенесенный стресс, возможно, наличие рядом более слабого существа, нуждающегося в помощи и поддержке, а, скорее всего, причиной стало то, что ничего особо дорогого и важного у него в старом мире, в прошлой жизни, не осталось. Как говорится, ни ребенка, ни котенка. А вот девчонку было жаль. Совершенно искренне, по-человечески жаль. Понятное дело — человек разом лишился всего, что составляло его жизнь: друзей и знакомых, всех своих вещей, всего нажитого, своего дома, в конце концов. А еще привычных отношений, привычного жизненного уклада. Старых врагов — недругов и то не стало. И вместо этого тот самый человек, совершенно мирный, домашний по своей сути, оказался в другом месте, абсолютно чужом и полном опасностей. Нет, ее обязательно надо было утешить. Ну, хотя бы попробовать это сделать.
— Оль, мы теперь с тобой на равных.
Женя изо всех сил старался, чтобы голос звучал твердо, с капелькой сочувствия.
— Ни у тебя, ни у меня теперь ничего нет. Ни работы, ни квартиры, ни друзей-подруг, кроме одной, да и то блондинки, ни кредитов, ни счета в банке. По сути, мы сейчас начинаем новую жизнь с чистого листа. Представь: ты только что заново родилась. Неизвестный акушер перерезал пуповину, и вот ты открыла глаза. Что вокруг? Темнота, ночь, на небе — посмотри, какие звезды! Но завтра встанет солнце, лес оживет, начнется новый день и все будет хорошо.
— Да ты поэт!
Кажется, Ольга улыбнулась. Собственно, этого Женя и добивался. Он придвинулся ближе и попытался обнять девушку за плечи, привлечь к себе, но она мягко, но недвусмысленно освободилась.
— Не надо… сейчас. Хорошо?
— Хорошо, — согласился Женя. В этом «сейчас» был намек на возможное продолжение «потом», и это его вполне устроило.
Ольга откуда-то вынула остатки своей блузки, оторвала еще один клочок ткани, смочила водой и принялась вытирать лицо. Видимо, все же, плакала. Закончила, прибрала лоскуток, а потом сама придвинулась к Жене вплотную, и даже не стала протестовать, когда он слегка обнял ее за талию. Даже напротив, чуть привалилась, прижалась к нему.
— Что мы теперь будем делать?
Женю очень обрадовало это «мы». Еще его обрадовало то, что ожидаемая истерика не состоялась или, по крайней мере, прошла в тихой форме, и он преувеличенно бодро принялся вещать:
— Вот это действительно важный вопрос. Для начала…
Он не успел договорить: из леса, с той стороны, куда удрала Снежана, донесся пронзительный вопль. Женя выдернул из рюкзака фонарь, подхватил ружье.
— Оставайся здесь, возьми вон обрез, карауль вещи. — бросил он Ольге на бегу.
По ночному лесу обычным-то шагом идти непросто, а бежать и вовсе рискованно. Ветки так и норовят глаз выхлестнуть, под ноги постоянно попадаются то кочки, то ямки, то пеньки, то бревна. И рискнувший на ночную прогулку имеет все шансы сломать себе если и не шею, то уж ногу — наверняка. Но при всем при этом свет зажигать не стоит, если это, конечно, не тепловозный прожектор. В лучшем случае, удастся увидеть только то, что находится непосредственно под ногами, а все, что дальше ближайшей елки, будет скрыто непроницаемой для глаза тьмой. Направление выдерживать и вовсе проблематично. Звезды, луна — все скрыто. Впрочем, если есть маяк, хотя бы акустический, задача облегчается. А уж Снежана орала так, что услышал бы и глухой.
Она успела удрать не так и далеко, метров на двести, не больше. Может, ходила кругами, может… Да хрен знает, что этой дуре в башку втемяшилось! Но в итоге она каким-то непонятным образом умудрилась провалиться одной ногой в какую-то дыру. Да еще глубоко, по самое… белье, скажем так. И сидела враскоряку, не в состоянии двинуться и беспрерывно голосила. А когда из-за ближайшего дерева показалась большая мешковатая фигура, она заорала вдвое громче и на октаву выше.
Женя, поморщившись, включил фонарь, осветил себя и рявкнул:
— Что орешь? Негров приманиваешь?
Удивительно, но блондинка заткнулась практически мгновенно.
— Давай руку. Теперь медленно, осторожно, поднимайся. Пальцы вверх загни, чтобы тапок в дыре не остался. Да не рвись ты, нога оторвется! Вот так, давай, давай…
— Ай! Он соскочил!
— Вот, млин, свезло!
Женя нашарил рядом ветку, привязал к ней свой носовой платок и воткнул в дыру, из которой только что вытащил Снежану. В самом деле, не стоило разбрасываться вещами. Утром, по свету, можно будет попытаться достать обутку.
Все это время жертва идиотизма стояла как цапля на одной ноге.
— Ну что, пошли.
Женя повернулся и отправился было в обратный путь.
— Погоди, — раздалось сзади.
— Что такое?
— Я не могу. У меня нога… болит.
Женя осветил пострадавшую конечность. Кости целы, пара ушибов, несколько царапин. Одна из них довольно большая и кровит, но ничего смертельного. Йод есть, бинт тоже есть. Тут и Снежана нагнулась посмотреть. Нагнулась — и поплыла. Женя еле успел ее поймать.
— Ты что?
— Там… кровь…
Как много Жене хотелось сказать в эту минуту! Но он, как истинный джентльмен, удержал слова внутри. Вздохнул, перекинул руку блондинки себе через шею и потащил ее к костру.
Ольга сидела, нервно сжимая в руках обрез и напряженно вглядываясь в черноту ночного леса. «Еще пальнет с испугу», — подумал Женя.
— Это мы! — обозначил он себя. — Оля, помогай!
Девушка подскочила, кинула ружье на землю и побежала навстречу. Сообща они довели блондинку до места и усадили на бревнышко. Она от счастливого окончания своих приключений взбодрилась, но тут снова глянула на свою окровавленную конечность и тихо обмякла в обмороке. Когда нервная дама пришла в себя, ее нога уже была украшена свежей повязкой и весь остаток вечера она просидела, потупивши взор, тщательно избегая смотреть на свою ногу, на подругу, на Женю и, тем более, встречаться с ним взглядом.
Ольга отыскала в траве брошенную кружку, налила в нее чаю из котелка, подала Жене и вернулась на свое место. Женя неторопливо выпил чай, налил еще и передал Ольге, а сам продолжил столь бурно прерванную беседу.
— Так вот, девушки, куда идти, я теперь не знаю. Продуктов у нас, если считать на троих, максимум на два дня. Это значит, что за это время мы должны либо найти нормальных людей, либо сколь-нибудь долговременный источник пищи. Завтра утром вы останетесь на хозяйстве, может, тех же грибов-ягод наберете, сварите какую-никакую похлебку, а я налегке обойду округу, может, найду хоть какие-нибудь признаки цивилизации кроме негритянских шаек. Если за два дня ничего не обнаружится, будем устраиваться здесь жить, строить дом или, хотя бы, копать землянку. Заодно, надо проверить убитых негров, нужно их до конца раздеть. С вашим подходом, чувствую, любая ткань и, тем более, готовая одежда, пригодится. Новой-то взять неоткуда. Собственно, у меня все. Есть какие-то предложения? Тогда давайте гасить костер и спать. Ваше место — на матрасе, я лягу рядом в своем спальнике.
Снежана молча, не глядя по сторонам, полезла в палатку.
И тут Ольга в очередной раз удивила Женю. Знаками она отозвала его в сторону и полушепотом начала:
— Не прогоняй ее, пожалуйста. Вообще-то, она нормальная девчонка, только слишком уж эмоциональная. Она не будет больше так взбрыкивать, я за этим прослежу. Мы придумаем, как прокормиться. Я много всего читала, много помню. И про ловушки на мелкого зверя, и про всякое другое. Может, реку найдем, будем рыбу ловить, грибы собирать, ягоды. Пусть она останется.
Нет, Женя, все-таки, решительно ничего не понимал в женщинах.
— С чего это ты взяла? Я, собственно, и не собирался ее выгонять, — пожал он плечами. — Но только я думаю, что она еще не один фортель выкинет. И если будет лезть на рожон, я могу и не выдержать, нервы все же не железные. А раз ты за нее ручаешься, тебе за нее и отвечать.
— Спасибо, — прошептала она и полезла следом за подругой.
Женя, оставшись один, еще раз подивился причудливым вывихам женской психологии. Немного погрустил об утерянных возможностях — после таких сцен ни о каком интиме даже думать не приходилось. Затем прибрал в тамбур посуду, загасил остатки костра, заполз в палатку, тщательно закрыв за собой «молнию» входа, натянул шерстяные носки, застегнулся в спальник. Вытянулся, ощущая, как ноет измученное за день тельце, положил под руку заряженное ружье, послушал ровное сопение по соседству и заснул, как убитый.
День 3
Когда Женя проснулся, в палатке кроме него уже никого не было. Тело ныло во всех местах сразу, болящие от непривычных нагрузок мышцы обнаруживались в таких местах, где, казалось бы, и мышц-то быть не может. Но общее состояние было намного лучше, чем накануне. Наверное, организм начал помалу привыкать к новым условиям. Да и голова была на удивление свежей, отдохнувшей. Немного повалявшись, он решил уже выползать наружу, как вдруг услышал разговор. Видимо, Ольга ходила к ближайшему ручью набрать воды, да совершить гигиенический акт, и только что вернулась. Снежана, будучи необута (один башмак — все равно, что ни одного), ждала ее у палатки. Голоса были вполне узнаваемы. Один звучал резко, вызывающе, другой — примирительно.
— Ты что, действительно веришь во всю эту чепуху про попаданцев, другие миры и все остальное?
— Конечно. Ты подумай сама, как мы могли еще здесь оказаться?
— Запросто. Брызнули чего-нибудь у кафешки, в машину закинули и сюда привезли.
— Вряд ли, от брызгалки мгновенно не отключаются.
— Откуда ты знаешь! Мало ли какой гадости напридумывали. Может, и такую сделали, мгновенного действия.
— А нафига мы кому-то сдались, чтобы такие штуки на нас тратить? И вообще — зачем было нас сюда тащить?
— Как зачем? Пару телок потрахать, может, бизнес мой отжать, еще чего-нибудь. А, может, он просто маньяк какой-нибудь.
— Да кому он нужен, твой бизнес! Там больших денег отродясь не было, никто на него не позарится. Ты сколько мне жаловалась, что дохода почти нет. А потрахать — что, возможности не было? Тебя как следует припугнуть — сама тут же трусы снимешь. Да ты ему вчера предлагалась. И что? Мы спали с тобой в обнимку, а он дрых себе в стороне.
— Говорю же — может, маньяк какой. Заведет в лес поглубже, да и убьет.
— А мы что, неглубоко еще зашли? Да и нафига было нас от негров спасать, кормить, одевать? Можно было тут же и пристрелить, мы бы и пикнуть не успели. А тебя, когда ты на привязи сидела, можно было и без ружья прикончить.
— Да кто их, маньяков этих, поймет! Есть у него какая-нибудь маньяческая идея, вот он ее и реализует.
— Какая такая идея?
— А я почем знаю? Это ты у него спрашивай.
— Тебе надо, ты и спрашивай. И вообще, маньяки так себя не ведут. Нет, Снежка, не сходится у тебя.
— Сходится — не сходится… Ну тебя! И вообще, валить надо. Вон, ружье есть, продуктов отсыплем и сдернем.
— Нет, ты действительно дура. Ты знаешь, куда идти? Будешь ходить кругами, пока не наткнешься на волка или на негра. А стрелять ты умеешь? Да ты в жизни ружья в руках не держала. Ты зажмуришься, пальнешь наугад и попадешь в меня. Нафиг-нафиг.
— А ты что, зря в эльфов рядилась?
— Видать, зря. Я стрелять тоже не умею. И вообще, это нечестно по отношению к нему.
— Это нечестно по отношению к нам — кормить сказочками и держать в лесу на подножном корме. Так что, ты идешь?
В этом месте Женя решил, что гнилые базары пора пресечь. Он нарочито шумно заворочался и принялся выбираться наружу. Разговор тут же смолк.
— Доброе утро, девушки.
— Доброе утро, — это ответила Ольга. Снежана буркнула что-то неразборчивое и отвернулась.
— О, я вижу, вы уже воды принесли! Тогда будем готовить завтрак.
Женя разжег огонь, повесил на таганок котел и демонстративно выпотрошил рюкзак.
— Давайте посчитаем наши запасы. Так, вот смотрите: пачка макарон, банка кильки в томате, банка сгущенки, полпакета риса, полбулки хлеба, полпачки чая, грамм сто сахара, немного сушек. Соли достаточно. Есть еще реквизированное у негров: вот вяленое мясо, наверное, грамм триста в сумме, и восемь лепешек, фиг знает из чего. Это все. То есть послезавтра кушать будет нечего. Давайте прикинем меню. Чай и сахар непринципиальны, заварить в кипятке можно и травки, здесь всего полно. Полкило макарон — это четыре полноценные порции. Или шесть урезанных. Четыреста грамм сухого риса — это примерно восемь порций. Ну, можно растянуть на десять. Вяленое мясо можно порезать кусками в рис и макароны. На третий день остаются только консервы и лепешки. Предлагаю сейчас сварить полпачки макарон с мясом, а потом я пойду осматривать окрестности.