– А Леночке твоя где? – осторожно осведомился я, сделав акцент на слове «твоя».
– В отпуске! – махнул рукой Махров – Да и вообще вроде как увольняться собирается. Кстати, Ниночка, а вы чем заняты? Где работаете? А давайте ко мне в секретари? Работа несложная! Печатать умеете?
– Умею – неожиданно призналась Ниночка – Я хорошо печатаю. Даже подрабатывала, дипломы печатала выпускникам. И два языка знаю – английский и немецкий.
– О как! – удивился Махров – Миша ты где откопал это чудо?! В общем – Ниночка, я вас жду у себя в самые ближайшие дни! С заявлением об устройстве на работу! Зарплата не очень большая, но перспективы! И коллектив хороший, веселый! Опять же – филологу работать в издательстве – самое то! Куда еще-то идти филологу? Если только в писатели… Но по опыту знаю – писатели из филологов ерундовые. Самые лучшие писатели выпадают неизвестно откуда, зажигаются, как звезды! И они точно не учились ни на каких филологических факультетах.
Ниночка совсем зарделась, но нашлась и даже не заикаясь, ответила:
– Можно, я подумаю? Я с Михаилом Семеновичем посоветуюсь, ладно?
– Ладно! – не удивился Махров и незаметно мне подмигнул – Михаил Семенович плохого не посоветует! Слушайся его… во всем!
Я так же незаметно показал ему кулак, чем вызвал довольную ухмылку толстяка, и на этом наше коридорное общение завершилось. Махров махнул рукой, что очень напоминало старое фото с политруком: «В атаку!» – и мы пошли, почти побежали по коридору. Нину я держал за руку, чтобы не отстала, и таким вот паровозиком пронеслись по издательству, едва не сшибая с ног выходящих из кабинетов людей. Те, кстати, не особо удивляясь такому «Дранг нах остен», видимо эдакие картинки были им не впервой. Рабочие моменты, однако!
В кабинете директора издательства сидели пятеро – сам директор, которого я уже хорошо знал, а еще – четверо мужчин. Двое, судя по их виду – «начальники», двое – переводчики. Директор издательства с любезной улыбкой им что-то говорил, переводчики переводили, «начальники» прихлебывали красное вино из высоких бокалов, сидя за уставленным угощениями столом. Ох уж это наше русское хлебосольство! Или желание пустить пыль в глаза?
– О! Вот и наш автор! – выдохнул директор, которому похоже что до смерти надоело принимать удар на себя, развлекая иностранных гостей – Господа! Это Михаил Карпов, автор, ради которого мы в общем-то сегодня и собрались. Михаил, представляю тебе наших гостей: это Клод Галлимар, владелец и директор одного из крупнейших издательств Франции. Известнейшая личность в литературном мире, и вообще в мире.
– Мне очень приятно! – сказал я, пожимая руку мужчине неопределенного возраста. Ему могло быть от сорока до семидесяти – дорогая одежда, запах хорошего одеколона, дорогие туфли – образ преуспевающего бизнесмена, как и положено главе крупного издательства – Это ваше издательство некогда издало первую книгу Антуана Сент-Экзюпери! За одно это вам нужно ставить памятник!
Галлимар весело рассмеялся и что-то стал говорить по французски, а переводчик, улыбаясь, перевел:
– Господин Галлимар говорит, что памятник ему ставить еще рано – он еще жив. Придется подождать, и он надеется, что как можно более долгое время. Но ему очень приятно, что вы знаете о наших заслугах, и вообще – о нас знаете. Нам казалось, что за «железным занавесом» советские люди не очень знают о том, что происходит на Западе.
Я улыбнулся, оценив шутку с памятником – похоже, что это один вариантов: «Не дождетесь!». Комментировать же слова насчет «железного занавеса» не стал. Ни к чему.
– А это господин Дитер Хольцбринк, один из директоров издательства «Фон Хольцбринк», наследственного дела семьи Хольцбринк. Дитер впервые у нас в СССР, и хотел познакомиться с одним из представителей новой советской литературы.
Дитеру было на мой взгляд около тридцати лет – приятное открытое лицо, стройная фигура, подтянутый и элегантно одетый. Если бы не знал, что он немец – сказал бы, что это русский откуда-нибудь из Питера.
– Очень приятно, господин Хольцбринк! – пожал я руку приветливо улыбающемуся мужчине – Ваше издательство славится качественными книгами – Манн, Пастернак, Хемингуэй… неужели вас могла заинтересовать такая маленькая персона, как я?
Хольцбринк хохотнул, и что-то сказал по-немецки. Переводчик перевел:
– Господин Хольцбринк говорит, что вы не такая уж и маленькая персона. С вашим-то ростом и плечами.
Я тоже улыбнулся и подсел к столу, прежде себя посадив за него Ниночку, которая выглядела совсем потерянной, очень стеснялась и розовела. Что впрочем придавало ей еще большего шарма. Непосредственность, чистота, молодость – это лучше всяких макияжей и ухищрений всевозможных портных. Простая, незамысловатая одежда студентки смотрелась на ней так, будто это были наряды от лучших кутюрье. Для модели у нее не хватало роста, да и поплотнее она, чем эти худые вешалки, но это как раз ее и украшало – ничего нет хорошего в тощих девках, у которых все на заду трясется от налитого под кожу дурного жира. Спортивные девушки – наше все! Кстати, забыл ее спросить – каким видом спорта она занималась? А ведь занималась, точно. Но ничего, потом спрошу. Успеется!
Стол был накрыт как обычно, когда встречают заморских гостей. Икра, копченый лосось, осетрина – и в бутербродах, и просто так – на тарелках и в вазочках. Вино, водка, шампанское.
– Господин Галлимар спрашивает, кто эта прекрасная девушка рядом с вами? – переводчик улыбнулся и посмотрел на Нину, потупившую взгляд и покрасневшую – Она так прекрасна, что голова кружится от ее красоты!
– Это Нина – улыбнулся я в ответ – Она будущая студентка, филолог. Будет работать здесь, в издательстве. Ее родители – преподаватели русского языка и литературы.
– Господин Галлимар говорит, что он видел много русских девушек, но такую прекрасную – впервые! У вас, господин Карпов, очень хороший вкус! Вы понимаете прекрасное!
Вот черт! Я даже нахмурился, хотел сказать что-то резкое, но передумал. Зачем? Пусть думают, что хотят. Считают ее моей любовницей, ну и пусть. Плевать.
Немец что-то сказал Галлимару, и тот слегка улыбнулся. Переводчик переводить не стал, а я глянул на Ниночку и тихо, чтобы не было слышно со стороны, спросил:
– Чего он там говорит?
Ниночка так же тихо, почти не слышно проговорила:
– Он сказал, что я ваша любовница, и что такому солдафону как вы такая красотка ни к чему. И что он вам завидует. Идиот!
– Господа! – начал я, чтобы завершить с этим всем делом побыстрее – мне сказали, что вы уже обо всем договорились с издательством, и что требуется только моя подпись. Можно узнать, о чем вообще договорились? Я передал свои права издательству, но… без моей подписи они все равно действовать не могут – в случае с зарубежными издательствами. (Это было не совсем так – касалось только издательств в западном лагере. В социалистическом лагере все было гораздо проще). Вы могли получить подписанные договоры и потом, зачем было ждать меня? И еще – откуда вы обо мне узнали, и почему у вас возникла идея издать мои книги? Ведь меня за рубежом никто и не знает.
Начал, по старшинству, Галлимар, через переводчика, само собой:
– Мы хотели на вас посмотреть, прежде чем принять решение об издании ваших книг. Согласно договоренностям с вашим литературным агентом, каждый из нас берется перевести и издать серию из шести ваших книг под названием «Нед». А по результатам продаж – и серию «Звереныш». Минимальный тираж каждой из книги – пять тысяч экземпляров, но возможны допечатки, опять же, по результатам продаж. За каждый экземпляр книги вы получите, в долларовом эквиваленте – два доллара. Эти деньги будут перечислены на счет вашего агента – издательства. Примерное время исполнения договора – первая книга должна выйти через два месяца после подписания. И соответственно – по книге каждые два месяца. Узнали мы о вас после встречи со Страусом, вы его знаете, с ним встречались. И насколько знаю – скоро поедете к нему на презентацию вашей книги. Зная Страуса, зная его хватку – уверен, что мы не рискуем издавая ваши романы. У него чутье, как у гончего пса. А кроме того – мы знаем, как успешно расходятся ваши книги и в России… то есть в Советском Союзе, и по всем странам социалистического лагеря. Книги идут нарасхват. Вот, в общем-то, и все.
– Ну, вот он я! – я приподнялся и развел руками – смотрите! Как, соответствую я образу советского писателя?
– Честно говоря – нет! – улыбнулся немец – Скорее вы похожи на наемника из французского иностранного легиона. Говорят, что не знаете, кто вы такой на самом деле? Как так может быть?
– Не знаю, как так может быть – развел руками я – только вот есть, и все тут!
– Но вы не выглядите на пятьдесят лет! Вам от силы сорок, и то с натяжкой! – не унимался немец – как-то можете объяснить?
– Нет, не могу – вздохнул я – может я инопланетянин? Прилетел сюда, и забыл, кто я такой. Глянул на русских девушек, и от их красоты потерял память.
Я посмотрел на Ниночку, и чуть не ахнул – она смотрела на меня с таким обожанием, и с таким… священным ужасом, что я едва не потерял дар речи! Вот черт! Девчонка вообразит себе невесть чего!
Оба иностранца расхохотались, и стало видно, что они уже слегка навеселе. Впрочем, об этом указывали и почти пустые бутылки вина, и початая бутылка виски (хотя как может виски сочетаться с вином – не знаю). Директор небось пил.
– Да вы шутник, герр Карпов! – отсмеявшись, заключил немец – а что касается ваших девушек, да, при взгляде на такое чудо просто отнимается разум! Мне стыдно признать, но ваши женщины красивее наших! Ваши и одеваются элегантнее, и косметикой пользуются умело. Наши совсем забыли, что они все-таки женщины, все стараются быть похожими на мужчин. А это ведь неправильно, согласитесь!
Я кивнул, и немец продолжил:
– Ваши книги, как мне сказали, насыщены эротизмом. Неужели цензура пропустила такие книги? Или к вам особое отношение? Если да – то почему?
– Никакого особого – признался я – чтобы мои книги прошли цензуру, мне пришлось кое-что в них изменить. Написать не так, как я это хотел сделать. То, что сложилось у меня в голове, то, что я хотел изложить – было усечено, можно сказать – кастрировано. И кстати – вдруг решился я – если у вас возникнет такое желание, для вас я могу сделать другой вариант, гораздо более откровенный, изобилующий откровенными сценами. Придется потрудиться, но… впрочем, я думаю – не стоит этого делать. У вас ведь тоже цензура не дремлет!
– После Набоковской «Лолиты» по-моему всем уже плевать на цензуру – усмехнулся француз – Но вообще-то вопрос интересный. Мы это обсудим. И я лично склонен принять ваше предложение!
– Ты чего творишь?! – зашептал Махров – Нас распнут! Какая, к черту, эротика?! Ты и так по грани ходишь! Смотри, свалишься, и я с тобой!
– Не боись… я же для зарубежа! Пусть видят, насколько советский писатель раскован и насколько терпима власть, что пропускает даже такое! Иностранцы будут в восторге! Вот посмотришь!
– Посмотришь… черт ты эдакий! Обязательно что-то ляпнешь! А мне потом отдуваться! Нам ведь все равно придется докладывать о встрече с иностранцами, понимаешь?!
Говорили мы само собой тихо, практически шептали, и только Ниночка тщательно изображая отсутствие интереса к нашей перепалке, могла что-то расслышать. Но вряд ли – говорили мы быстро и практически шептали.
– Ну что же, вы видели все, что хотели! – объявил француз, и немец согласно кивнул – вы интересная личность, господин Карпов! Я хочу с вами поработать. И мой коллега, думаю, тоже (немец кивнул и что-то буркнул). Коллега хочет по примеру нашего американского друга пригласить вас на презентацию книги. И я этого хочу. Бывали в Париже? Нет? Так я вас приглашаю. Официальное приглашение получите позже. Жаль, что наше время у вас уже заканчивается, ведь мы в Москве проездом, хотелось бы с вами поговорить подольше, обсудить мировые проблемы. Да, кстати, условия по договору с моим коллегой – те же самые. Договоры аналогичны, так что не будем терять время. Давайте подпишем их, и займемся делами. Нам еще в гостиницу, потом в аэропорт…
Подписание не заняло много времени. Через полчаса зарубежные гости уже прощались с нами, пожимая руки и дежурно восхищаясь красотой русских женщин. Француз даже поцеловал руку Ниночки, чем привел ее в совершеннейший ступор. Комсомолке, спортсменке – руки целовать?! Это только буржуи!
Впрочем, скорее всего я преувеличиваю. Все-таки она выросла в интеллигентной семье, и к таким вещам должна была привыкнуть. Ну… мне так кажется. Так я себе представляю интеллигентные семьи – сам-то можно сказать из «быдла», рабочее-крестьянского, инженерно-технического. Не привелось так сказать пообщаться с настоящими-то интеллигентами! Ну да – яд и сарказм. В 2018 году что слово «либерал», что слово «интеллигент» приобрело эдакую негативную окраску. Почему? Это надо спрашивать не у меня. Простыми словами – гнилой народ эта «гнилая интеллигенция». Как там Ленин говорил – «Интеллигенция не соль Земли, а…»? Вот то-то же.
– Ффух! – демонстративно выдохнул Махров, когда вернулся в кабинет директора, где я и Ниночка сидели за столом и мило беседовали о литературе. В основном говорила Ниночка, рассказывая, как с детства запоем читала фантастику и мечтала улететь на чужие планеты. Я лишь поддакивал и улыбался – а что еще делать? Лучше дать женщине выговориться, пусть фонтан иссякнет сам по себе.
– Ффух! – повторил Махров, и усевшись за стол налил себе полфужера виски. Потом медленно влил в себя содержимое фужера и смачно закусил бутербродом с черной икрой – Отлично! Решили вопрос! Ох, и стоило мне это нервов! Еще и отписываться буду три дня! Ладно, промолчу! Ниночка, вы кушайте, кушайте! Бутербродики вкусные! А я еще выпью. У меня сегодня такое отчаянное желание нажраться – вы даже не представляете! А вы, Ниночка, давайте-ка, готовьте заявление о приеме на работу! Вон как к вам иностранцы льнут – любо-дорого смотреть! Вы будете лицом нашего издательства, тем более что знаете языки. Кстати, чего там ляпнул этот немец? Чего он французу говорил?
Ниночка как и следовало ожидать – зарделась, а я коротко пояснил – ну так, в двух словах. Махров захохотал по типу «бу-га-га!» и я показал ему кулак. Пьяный уже зараза! Валить отсюда надо!
И мы свалили. К моему (и Нины) удовольствию, дождь к тому времени закончился и на улицу выглянуло солнце. Майские дожди – они совсем не долгие, эти майские грозы с порывами ветра и потоками воды. Ливанул, вылился, ну и хватит. Траву полил – теперь и солнце можно выпускать! Лужи вот только, но если смотреть под ноги и как следует перепрыгивать – вполне ничего. А через особо «опасные» лужи можно и девушку перенести – взять ее на руки, положив на левую гладкие упругие бедра, а правую ладонь ей под грудь, на бок. Хорошо! Ну – прямо-таки молодой вьюнош! Солнце, ветерок, на руках девушка – чем не жизнь!
Поехали в центр на метро. Бродили по Красной площади, смотрели на очередь в мавзолей. Нина предложила сходить, поклониться «мощам», но я категорически отказался. Во-первых, очередь. Во-вторых, смотреть там по большому счету и не на что. Этот сморщенный труп я видел уже не раз, и не два – вся сеть забита фотографиями этих останков. Неэстетично и неинтересно. Ну а в третьих… не люблю я его. Вреда он нанес России – это просто непостижимо, сколько. Одна только его идея национального самоопределения чего стоит. Разделили страну по национальному признаку, и тем самым заложили бомбу замедленного действия, которая в конце концов и взорвалась. Не так надо было. Совсем не так! Разделить весь Союз на квадратики, как США на штаты, и никаких тебе национальных правительств. И выжигать, искоренять любые проявления национальной культуры! Заменить десятки, сотни национальностей – одной, единственной: «Советский человек»! Как у американцев: «Гражданин США» – и все! Никаких тебе китайцев, никаких латиносов или ирландцев – американец, и все тут!
Само собой Ниночке я этого всего не сказал. Не поймет. А может и вообще воспринять так, как если бы я занимался пропагандой сатанизма. Советская молодежь воспитана совсем иначе, чем молодежь в 2018 году. Они такие патриоты, что нашим патриотам и не снилось! Советское – самое лучшее, самое дельное, самое красивое, самое… самое… самое… А все забугорное – от Сатаны.