Дом отличный, дворник метет тротуар. Я осмотрелся и вошел в дверь, которая расположена отдельно от подъездной и над ней вывеска гласит: «Галерея мадам Чурковой». Хм, похоже, на сестрицу денег ушло немало. За дверью меня поджидал просторный холл, скучающий вышибала, который вяло поинтересовался по какому я вопросу. Узнав, что являюсь братом Катерины, детина преобразился, залебезил и бросился с докладом госпоже, а меня проводил в галерею, где полотна представлены.
— Мля! – вырвалось у меня, как только я в зал вошел.
Настроение и так не особо, но глядя на картины Катерины, остается одна нецензурная брань. И самое-то интересное, я же собственными глазами видел раньше ее работы, они несли тепло, уют и доброту. А что теперь?! Чернуха! Какие-то нищие просящие милостыню, тяжкий труд крестьян и рабочих, вседозволенность помещиков и промышленников. Нет, художница изумительно передает чувства и атмосферу, но теперь с полотен веет уныние, тоска, грусть, безнадежность... Почему, что изменилось?! Прав Ларионов, ох как прав, тут целое поле для агитации и никакие листовки на хрен не нужны. Руки непроизвольно в кулаки сжались, а потом я потянулся за портсигаром.
– Братец! Как же я рада тебя видеть! — раздался голос Катерины от двери.
Оборачиваюсь и даже про сигаретену забыл. В дверях стоит молодая дама в атласном платье, широкополая шляпка кокетливо сдвинута на бок, руки затянуты в перчатки по локоть, во рту мундштук с тлеющей тонкой папироской.
– Катька? — выдавил я из себя.
– Что Ваня, не узнал сестренку?! – рассмеялась та и пошла между выставленных своих работ. — Как тебе? – кивнула на полотна.
– Необходимо переговорить, — хмуро ответил и закурил.
– Тебя случайно не Марта со своим ухажером подослали? — резко остановившись, спросила названная сестрица.
– Это что? — указал я на картины, проигнорировав ее вопрос.
— Жизнь, -- пожала та плечами.
– Жизнь?! – переспросил я, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. – Ты говоришь, что жила вот так?! – подошел я к картине, на которой крестьянская девчушка с огромной лопатой копает поле, а позади нее стоят два бравых парня в начищенных сапогах и белыми перчатками помахивают.
– Но могла бы, – безразлично пожала Катерина плечами.
– Ты офигела?! – сделал я к Катьке несколько шагов. – С чего такой взгляд? Мало того, ты же всех в заблуждение вводишь! Нет подобного в империи!
– Ты в этом уверен? – криво усмехнулась девушка. – Нищие есть, рабский труд присутствует. Чем ты недоволен?
– Катя, – медленно говорю, а сам оглядываюсь, – черт! Где у тебя зеркало? Ты в него посмотреться не желаешь?! Крестьянка, мля, недоделанная! Я вот возьму тебя в охапку и мазню твою, да в деревню к бате с матерью свезу! Посмотрим, как он дурь из тебя выбьет.
– Не посмеешь! – чуть побледнела, но гордо вскинув голову, отвечает мне сестра. – Я девушка совершеннолетняя, свободная и имею собственные взгляды на жизнь.
Ну, везти ее в деревню не собираюсь, однако, если край наступит, то деваться окажется некуда. Морщась, прошелся между полотен. Н-да, глядя на картины настроение падает, все же художница она классная.
– Кто тебя надоумил такое писать? – не оборачиваясь, спрашиваю, рассматривая, как паренька хлещет плеткой усатый промышленник, а на полу разбитое стекло от вазы, которую работник на огне выдувал.
– Есть спрос, платят хорошо, – ровно ответила Катерина, а потом продолжила: – Обещали устроить выставку в Европе. Говорят, что это произведет фурор.
– Пойдем-ка в ресторан, перекусим, – решил взять я тайм-аут и подумать, как подступиться к сестре. – После еще раз поговорим.
– Только не к Марте. Достала своей заботой и нравоучениями, прямо как ты!
– Да в ближайший давай сходим, жрать охота, – ответил я, ругая себя, что не расспросил ротмистра подробнее.
Катерина согласилась, мы вышли из ее дома, и я даже поглубже вздохнул, в галерее гнетущая атмосфера. Зато на улице все как обычно, мир расцвел красками. Настроение немного улучшилось, даже орущий под кустом черный кот и тот вызвал улыбку. Сделав заказ в ресторане мы молча перекусили, я собираюсь с мыслями, а вот Катерина беззаботна, не чувствует за собой никакой вины. Отставив в сторону чашку с недопитым кофе, я огорченно покачал головой, потом обвел зал рукой и спросил:
– Кать, ты ничего этого не хочешь?
– Вань, ты о чем?
– Представь, если народ взбунтуется против власти и начнется революция, к которой подталкивают в том числе и твои работы. Ты же художница, следовательно, можешь нарисовать то, чем все может обернуться. Думаю, над этим вопросом ты не размышляла. Давай помечтаем, как ты видишь будущее? – медленно говорю, решив подойти к данному вопросу издалека.
– Каждый человек получит по своим заслугам, сможет развиваться и процветать. В ресторане будет не протолкнуться, чиновники и простые люди смогут себе на равных заказывать пищу, покупать одни и те же товары и украшения. Вся империя преобразится, станет свободной от ига правящего дома!
Так-с, знакомые лозунги, сестра попала в какое-то революционное движение, где ей основательно промыли мозги.
– Другими словами, считаешь, что доходы у всех уравняются, – покивал я. – Хорошо, давай вспомним нашу родную вотчину, где родились, пойдем издали. Наше семейство по меркам исловчан, зажиточное и есть бедняки и пьяницы. Кого к таким отнесешь?
– Ой, да есть кто работать не хочет! Тот же Василий за воротник закладывает, Маруська по парням да мужикам бегает и передком на жизнь зарабатывает, а у самой трое детей дома, да мать с отцом старые, но их земли все в сорняках и почти не приносят урожай. Потом...
– Хватит пока, – остановил я девушку. – Представь теперь, что свершилось то, к чему тебе в уши напели. Пришли эти люди в наш дом и потребовали отдать часть всего, что нажито потом и кровью. Как думаешь, братья и батя поделится?
– С чего бы это?! – удивленно возразила Катерина.
– Думаю, схватится Макар за вилы или ружье, завяжется драка, а потом прибудут на подмогу Василию и Марусе такие же бродяги и начнут друг друга убивать. Это срез того, что возможно произойдет в родном доме. Подумай, что получится у купцов, данного ресторана или обычного завода. Все захотят урвать свою часть, а владелец начнет ее защищать, развяжется война, а задурманенные головы, кому вложили глупые идеи, пойдут войной на свою родню.
– Ваня, не стоит меня агитировать, – усмехнулась Катерина. – Ты показал все неправильно! Сейчас трудовой народ терпит гнет того, на кого работает. В этом вся проблема! Содержание чинуш и твоей любимой императрицы обходится трудовому народу в огромные суммы, а ведь эти деньги могли бы пойти всем во благо! Почему кто-то жирует и покупает себе деликатесы, развлекается и ни о чем не думает, а другой нищенствует? – стала закипать сестрица.
– Стоп! – поднял я руку. – Подожди! Посмотри на меня и скажи, что это относится к тебе и ко мне. На данный момент владею производством лекарств, больницей. Все это приносит прибыли и за этот счет, и ты живешь!
– Ой, да не упрекай ты меня в том, что деньги взяла у твоей компаньонки! Сама могу прожить, мои картины с удовольствием скупают в другие страны! – перебила меня сестра.
– Кто скупает? – нахмурился я, мысленно поморщившись, разговор не получается.
– Не проходит и дня, чтобы из какого-нибудь посольства не пришли и не купили то или иное полотно! – гордо ответила девушка.
– Понятно, – протянул я и закусил нижнюю губу.
Вряд ли ко мне таким образом хотят подобраться, но поведением сестры могут скомпрометировать. И ведь не переспорить мне ее. Она нашла стабильный, как ей кажется, доход, приносящий деньги, на которые может безбедно жить. Угу, шантажировать Катьку финансами нельзя, та может и вовсе удила закусить.
– Скажи, а сюжеты тебе кто дает? Наверное же с натуры пишешь или как это происходит? – поинтересовался я.
– Сюжеты? Нет, сама придумываю, что-то на улице подглядываю, какие-то из прошлой жизни, – пожала Катерина плечами, а потом вытащила из сумочки портсигар и мундштук. Помяла тонкую папироску в пальчиках и закурила.
– Ответь, а твои коллеги по цеху, как к подобному творчеству относятся? – осторожно поинтересовался я.
– Ой, знаешь, Ваня, в основном своем восторгаются, как точно и тонко смогла передать то или иное. Нет, критиков тоже хватает, случается и ругают, но сами-то ничего создать не в состоянии, а то, что пишут оставляет равнодушным всех вокруг. Но, знаешь, на своих именах они выезжают, получают дорогие заказы и с них живут.
– Кать, а ты заказы получаешь? Портреты пишешь? – задумчиво спрашиваю, а у самого в голове крутится какая-то неосознанная мысль.
– Ты чего? Кто же мне закажет портрет? У бедняков денег не хватит, а благородные господа не желают выглядеть в таком свете. Правда, – она лукаво улыбнулась, – веду сейчас с одним строителем переговоры, тот проникся идеями равенства, а картины ему мои очень понравились. Гонорар сулит хороший, но пока не сходимся в видении сюжета.
– Если я тебя попрошу приостановить работу в том ключе, в котором сейчас пишешь, скажем на неделю или две, согласишься? – потер я переносицу и пояснил: – Пойми, твои полотна не просто работы художника, они могут бить по мне и окружению. Если подозрения не подтвердятся, то, – развел руками, – продолжишь. А пока напиши что-нибудь красочное, доброе, у себя в кабинете повешу. Для брата-то на такую малость пойдешь?
– Уговорил! – заулыбалась девушка. – Для тебя, так и быть, напишу! К тому же, ты у меня врач, а пациентам на тоску смотреть нельзя.
– Молодец, – довольно улыбнулся я. – Да, еще одно, ничего и никому из своих работ не продавай. Ну, тех которые написаны в стиле, который наблюдал в галерее.
– Это еще почему? – подозрительно уставилась на меня Катерина.
– Пару недель, больше не прошу, хочу кое в чем разобраться.
На этом мы и договорились, но если Катька показала всем своим видом, что сделала мне одолжение, то я остался недоволен нашей встречей. Не ожидал, что головную боль сестрица устроит мне с такой стороны. Ко всему готовился, в том числе, что девушку столица развратит, ухажеры голову вскружат, а она в подоле принесет и на груди станет рыдать. Увидел перед собой уверенную даму, состоявшуюся художницу и... упрямую, с неприемлемыми взглядами. Может и правда подойти радикально? Отвезти ее к отцу с матерью на перевоспитание? Сбежит же ведь и уже ко мне не придет, наверняка обзавелась дружками, которые засоряют мозги. Да и не дело с Катериной так поступать, она нашла свое призвание, но чуть-чуть сбилась с пути, на который мне вернуть ее необходимо. Как это сделать? Есть пара задумок, но изначально мне переговорить с Симой требуется. Черт! Еще же не написал докладную с расчетами и выводами для императрицы, а то, что Ларионов мне устроит аудиенцию – не сомневаюсь. Кстати, столичных новостей почти не знаю, а это опять недоработка с моей стороны. Катька уже давно упорхнула по своим делам, я же еще чашку кофе себе заказ и сижу, дымлю папироской и намечаю ближайшие планы. Подозреваю, что зря этим занимаюсь, жизнь диктует свои условия и преподносит неожиданные повороты, однако без планирования хрен чего достигнешь. Подозвал официанта и рассчитался с ним, после чего вышел из ресторана и подозвал разносчика газет:
– Мне все сегодняшние номера газет и, если есть, могу купить и вчерашние.
– Господин! Один момент! Готовьте деньги, я мигом обернусь! – обрадовался паренек. – Уважаемый господин, а старые газеты вам за какие дни нужны?
– Дня за три-четыре, – подумав ответил.
– Журналы тоже возьмете? – с затаенной надеждой спросил разносчик.
– Возьму, – согласно кивнул я и полез за портмоне.
Пацаненок мне выдал кипу сегодняшних газет и журналов, после чего попросил подождать пять минут и скорым шагом удалился. Прождал я его минут десять, но был вознагражден ворохом старых нераспроданных номеров журналов и газет. Окончательно рассчитавшись, махнул извозчику, который тотчас подъехал и попросил отвезти в больницу.
Одно радует, скоро предстоят разъезды по городу, а пролетка числится за контрразведкой, приличная выйдет экономия! Смеюсь, конечно, но копейка – рубль бережет.
Сижу в кабинете, дверь пришлось закрыть на ключ, одолели пациенты и персонал, все хотят меня видеть. Больные почему-то непременно желают, чтобы их лично осматривал и чем богаче дама или господин, тем громче они о себе заявляют, прямо с крыльца слышно! Молоденькие врачихи и сестры милосердия обращаются по каждому пустяку и норовят глазками хлопать и «стрелять», да каждая вторая подчеркивает, что у нее нет ни жениха, ни парня. Это они на меня охоту что ли объявили? Да и хрен с ними, не до них. Газеты с журналами, как ни странно, не принесли особых новостей. Смакование измен, банкротств и новинок на рынках – все, как всегда. Правда, несколько статей, написанных со слов министров, где они отдают должное императрице, которая делает все возможное, чтобы предотвратить войну, меня порадовало. Неужели вняли моим словам и пытаются листовкам революционеров свое слово противопоставить? Подано все не слишком хорошо, сухо и слащаво, но хоть что-то. Попалась мне на глаза и статейка моей попутчицы до Берлина. Вероника Знающая или как пробивную мадам зовут – Вера Степановна Жукова из «Великого светского сплетника» описывает свою командировку в Германию. Слава богу, про меня ни слова, а вот про порядки враждебной нам империи и их жизнь, поет соловьем, превознося все и вся. Нет, спорить не стану, император сделал много отличных дорог, на улицах чистота и порядок. Но и в Москве не хуже! Для чего же об этом так красочно читателю лапшу на уши вешать? Впрочем, известно давным-давно, что хорошо там, где нас нет.
– Странно, – озадаченно сказал я сам себе и отложив журнал, достал чистые листы бумаги.
Блин, ну не люблю я писанину, а в особенности планы переносить на бумагу. Однако деваться некуда, приходится этим заниматься. И когда же наконец изобретут шариковую ручку? Пером могу только подписи ставить, больше пары предложений написать не получается. Макаешь перо чернильницу, потом осторожно на бумаге выводишь буквы или цифры, так обязательно забудешь, что чернила быстро заканчиваются, противный скрип бьет по ушам. Быстро не попишешь, а пару раз глубже перо в чернильницу макнешь и получаешь жирную и красивую кляксу, которую требуется промокнуть. И не важно из чего перо изготовлено, приобретал дорогие, даже из золота, думая, что они-то уже будут вести себя не так. Хрена два! Разницы никакой, кроме как престиж повышается. Приходиться пользоваться карандашом, но его требуется подтачивать часто.
Пару часов спокойно поработал, на стук в дверь внимания не обращаю, потом сходил на кухню и перекусил, после чего заглянул к Серафиме. Девушка в ворохе бумаг зарылась, что-то подсчитывает и на мое появление никак не отреагировала.
– Гм, – кашлянул в кулак, привлекая внимания. – Сима, голубушка, – подражая Портейгу, начал я, – этак вы себя загубите. От работы необходим отдых, а вы, насколько понимаю, даже домой не заглядывали.
– Ходила, Лизу проведала, отдохнула и назад вернулась, – ответила та, а потом попросила: – Иван Макарович, хоть вы не говорите со мной как с маленькой. Семен Иванович, не проходит дня, чтобы нотацию не прочитал.
– Что, в самом деле похоже?! Удалось мне подражать нашему дорогому профессору?!
– Так вы подражали?! – спросила, а потом рассмеялась моя младшая компаньонка.
– Сима, слушай, давай уже ко мне на ты обращайся, а то к выканью не привыкну.
– Хм, могу, но не на людях, но если собьюсь, то прости, слишком уважаю, – ответила девушка, а потом прищурилась: – Иван Макарович, ты же с какой-то просьбой пожаловал, так?
– Ничего-то от тебя не скроешь, – сделав обескураженный вид, покаялся я. – Да, имею просьбу личного характера.
– Так озвучь, – улыбнулась мне девушка, но сразу предупредила: – Учти, в ресторан с тобой не пойду, Анзора жду.
– Да приедет он, – отмахнулся я, а потом понял, на что она намекает. Ну, нужно отдать ей должное, смотрит твердо, но вся напряглась. – Серафима Георгиевна, ты меня за кого приняла? Девушка ты красивая – спору нет, но, прости, у друзей подруг не отбиваю.