Но сейчас память возвращалась мощными толчками, болезненными ударами в самое сердце, выкручивала наизнанку, лишая воли к сопротивлению. Отрывки складывались в цельную картину, будто кто-то склеил старую плёнку с кадрами его, Андрея, жизни и крутит её теперь без остановки. Отчаянно захотелось снова всё забыть, да только второй раз такой номер не пройдёт.
— Блядь, — крикнул в пустоту квартиры, и эхо отразилось от стен, вернувшись новой вспышкой боли.
Понял, что не может её отпустить. Он должен попытаться понять, что между ними произошло тогда, и почему сейчас всё настолько дико и странно. Он ведь так привык к этой боли, к мысли, что однажды именно она бросила его одного, но снова глянув в зелёные глаза, в которых плавало слишком много застарелой обиды, не мог понять, почему именно он чувствует себя виноватым.
Янина никогда не была истеричкой, только смотрела с немым обожанием, а он влюбился в неё с первого взгляда, только понял об этом далеко не сразу. Но сейчас она злилась на него, отчаянно и бескомпромиссно, и Андрею до зубовного скрежета необходимо было понять причину таких перемен.
Когда между ними что-то началось? Андрей точно помнил дату: почти семнадцать лет назад. Однажды пришёл домой к Игорю, чтобы закончить совместный проект по статистике, да и засиделся почти до утра. Однокурсник жил в просторной квартире на окраине города, не очень богатой, зато чистой, а из кухни доносились манящие запахи свежей выпечки. Таким непривычным казалось не слышать скандалов, брани и вечных упрёков, коих хлебнул дома по горло. Расслабился, позволил себе даже улыбаться шуткам приятеля, словно действительно были друзьями.
Оставшись один в комнате, расстегнул две верхние пуговицы тёмно-зелёной рубашки — единственной приличной в его гардеробе и откинулся на спинку стула, потирая воспаленные от бессонных ночей над учебниками глаза. Игорь пошёл за пивом в соседний магазин, оставив Андрея одного в пустой комнате в окружении многочисленных книг, графиков и научных пособий. Вдруг за спиной скрипнула половица, и кто-то тихо вздохнул, а у Андрея мурашки по спине пробежали от неожиданности.
Резко развернулся, а в дверях стояла девочка, робко ковыряя пальцем облезшую белую краску дверного проёма. Улыбнулся, как ему казалось, приветливо, а она покраснела и замерла. Они перекинулись тогда ничего не значащими фразами — что-то об Игоре, — и девочка ушла, будто и не было никогда. Вроде бы только что была, а может быть, привиделась.
Почти сразу вернулся Игорь, а Андрей так и не решился спросить его о девочке.
Сестра, наверное. Да и не мог понять, зачем ему что-то знать о ней, когда на вид не больше четырнадцати, а перепугалась так, будто бы он людоед, не меньше.
После этого случая, Андрей стал частым гостем в доме Игоря, чему тот, казалось, был безмерно рад. Сейчас он не мог вспомнить, когда стал искать встречи с девочкой. Во второй раз? Третий? Или спустя десяток визитов? Не помнил, но вскоре походы к однокурснику стали почти жизненно необходимым ритуалом.
Девочка всё так же возникала бесшумно на пороге, сверля его затылок взглядом колдовских зелёных глаз, но убегала каждый раз, когда он замечал её и пытался завести разговор. С Игорем о сестре не разговаривали, будто для обоих это было табу. Просто общались, смеялись, иногда ходили на вечеринки, знакомились с девушками. Двадцать лет — именно тот возраст, когда весь мир, кажется, простирается у ног.
А потом между ними случилось то, что навсегда разломило судьбу на “до” и “после", и это изменило их обоих. Как оказалось, навсегда.
Из головы не выходили её слова. «Трахнул и бросил»... о чём она вообще? Не понимал, но слишком сильно хотел разобраться. Видел, что не шутит, и боль её чувствовал — с первого взгляда ощутил её, впитал. Но почему она сказала так, ведь не могла не знать, что он её точно не бросал.
А знала ли?
Не дав себе задумать и изменить решение, как был босиком, рванул с крючка ключи и распахнул дверь. Она не могла далеко уйти, понимал это, теперь главное — догнать.
Мчался по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, ударяясь плечом на резких поворотах, шипя от боли, но понимал: если не догонит сейчас, потеряет что-то очень важное. Одно только знал точно: он добьётся от неё признания, вырвет клещами, но не потерпит больше этой странной болезненной тишины между ними.
— Мне нужно домой, отпустите, — раздался голос, вопреки ожиданиям, совсем не жалобный. Яна боролась, пусть и только лишь на словах, за свою свободу, но неумолимый работник сферы обслуживания сидел за стеклянной перегородкой и безразлично взирал на негодующую женщину. — Что вы вообще себе позволяете?
— Не выпускают? — спросил Андрей, подойдя к Яне совсем близко и наклонившись к самому уху.
Яна вскрикнула, резко развернулась и впилась в него взглядом горящих глаз. И такая буря бушевала на их дне, столько клокочущей ярости, что Андрей испытал слишком острое желание прижать её к стене и целовать до умопомрачения, пока от криков горло не сорвёт.
— Ты меня испугал, — ответила, обнимая себя за плечи, а пожар на дне зелёных глаз медленно затухал, будто бы Яна устала злиться. Или просто устала. — Как оказалось, из этих хоромов просто так не выберешься.
Махнула рукой в сторону консьержа, сидящего за стеклянной стеной. а Андрей усмехнулся. Забыл же предупредить, что от него сейчас выйдет гостья, вот и не выпускают её. Вдруг воровка? Но именно в этот момент он был рад такому навязчивому сервису, потому что только благодаря ему Яна не смогла далеко уйти.
Значит, поговорят и обсудят всё, хочет она этого или нет.
— Андрей Константинович, только звонить вам собирался, — сказал тем временем консьерж, приподнимаясь с места. — Девушка говорит, что от вас вышла...
— Всё нормально, это моя вина, — успокоил, и консьерж кивнул лысеющей головой, снова углубляясь в чтение.
— Нам надо поговорить, — сказал Андрей, сжимая пальцы на её предплечье, а Яна поморщилась, до того сильной была хватка. — Говорю сразу: отказы не принимаются.
— Уверен? — улыбнулась как-то по-детски, искренне, а сама не могла понять, что чувствует в этот момент. — Может быть, не нужно?
— Нужно, — заявил, зачёсывая ладонью тёмные волосы назад, не выпуская из мёртвой хватки её тонкое предплечье.
— А если я не хочу? — чуть склонила голову на бок, рассматривая его лицо в свете падающих сквозь витражное окно разноцветных лучей.
— Честно? Наплевать.
И вдруг пришло осознание, что они на самом деле задолжали друг другу этот разговор. И пусть его время, возможно, давно прошло, им необходимо всё выяснить раз и навсегда.
Возможно, будет больно, но после всего того, что уже пережили однажды, разве сможет что-то испугать?
14 Глава
— Отпусти меня, — попросила, когда Андрей потащил её в сторону лифтов, не давая возможности вырваться и убежать, — мне больно, правда. Я же не денусь никуда, просто отпусти.
Не послушался, но хватку ослабил, и Яна поняла, что даже дай он ей шанс сбежать, не воспользовалась бы. Казалось, они сейчас достигли точки невозврата, и дальше лишь выжженное поле, но через него нужно пройти.
Позади годы боли и тоски — общей на двоих, но если бы каждый из них знал хоть немного о состоянии другого, возможно, смогли бы хоть что-то исправить. Но судьбе было угодно, чтобы они кружили по извечному кругу — всегда около, но никогда вместе.
Лифт подъехал бесшумно, распахнул вечно голодную пасть, а Андрей втолкнул Яну внутрь, уверенный в каждом своём движении, не спрашивая и не советуясь. Просто он так хотел, и этого должно было быть достаточно, а она снова потянулась за ним всей душой, как было это когда-то, будто ничего между ними не изменилось.
— Отойди, — попросила, скорее машинально, а он усмехнулся и опёрся руками по обе стороны от её головы, обжигая взглядом, засасывая на дно чёрной бездны, искрящейся почти животным желанием.
— Ты мне всё расскажешь, да, девочка Янина? — прошептал, наклонившись к самому уху, и звук его голоса отдался вибрацией в каждой клетке её тела, так сильно тоскующего без него; в душе, которая никогда, кажется, ей и не принадлежала.
Когда-то она доверчиво протянула на ладонях ему всю себя, поверив, что он — именно тот, кому можно доверять. В юности душа распахивается во всю ширь бескрайней вселенной, но, получив грязным сапогом в самое сердце, больше уже и не умела верить. Но Андрей — вот он, стоит напротив и смотрит всё теми же голодными глазами, словно в ней, Яне, сосредоточен весь его мир. И снова отчаянно захотелось повторить всё, но возможно ли это, если когда-то было настолько больно?
За те считанные секунды, что лифт нёс их вверх, они не сказали друг другу ни слова, но, казалось, произнесли намного больше, чем могли бы себе позволить. И этот немой диалог был важнее всех пустых слов и ненужных фраз.
Дверь распахнулась, но Андрей не торопился выходить. Снова наклонился и проговорил, легко касаясь губами мочки уха:
— Пятнадцать лет прошло ведь, а ты всё так же дрожишь от одного моего прикосновения. Да и я... Ты же мой личный огонь, Янина. Помнишь об этом?
Не глядя, нажал на кнопку, и створки снова закрылись, запирая внутри крошечного хромированного мира. Бездушная коробка снова тронулась, ведомая запущенным Андреем механизмом, плавно опускаясь вниз, а после снова отправляясь к небу.
— Я слишком о многом помню, — сказала, касаясь его лица, кожей впитывая тепло смуглой кожи.
Сердце затрепетало где-то в горле, когда провёл костяшками пальцев по её щеке, очертил излом бровей, зарылся пальцами в некогда светлые волосы, притягивая её голову к себе. Держал крепко, не вырваться, но в то же время невыносимо нежно.
Тугой клубок эмоций сворачивался внизу живота, желание закрутилось узлом, и мысли стали совсем призрачными, пока не испарились окончательно.
Потянулась губами, всем телом устремилась навстречу ему, отчаянно хватаясь за плечи, окончательно разрывая футболку, обнажая любимое тело. Обхватив обеими руками затылок, Андрей жадно пил её всхлипы, впитывал стоны, возвращая назад хриплое дыхание.
— Ты же поговорить хотел, — сказала между поцелуями. когда лифт медленно остановился на нужном этаже.
— И сейчас хочу, — кивнул, целуя волосы на макушке, а Яна хотела зажмуриться и спрятаться ото всего на широкой обнажённой груди. Обрывки футболки валялись на полу, но на это уже никто не обращал внимания.
Выдохнул хрипло, схватил в охапку и, закинув себе на плечо, потащил в сторону своей квартиры, а Яна уже перестала сопротивляться, потому что знала — бесполезно. Она пыталась понять, зачем ему нужен этот разговор, если он сам тогда уехал, хотя ведь знал — она ждёт его.
Внеся в квартиру, поставил на ноги, но, даже не дав вздохнуть, впечатал сильным телом в стену, целуя неистово, вырывая вдохи из груди, сжимая в объятиях, словно не мог насытиться. И Яна растворялась в этом мужчине, не думая о том, что таким образом они снова оттягивают важный разговор, словно оба боятся, что не найдут слов, не поймут, не поверят.
— Подожди, пожалуйста, — взмолилась, когда он на мгновение оторвался от её губ. но сильные руки сжимали грудь, и от этого было так невыносимо хорошо. Хотела оттолкнуть от себя, но не нашла сил, лишь вперёд подалась, царапая ногтями широкую спину.
— Ты меня с ума сводишь, — шептал на ухо, прикусывая нежную кожу на шее, — ведьма. Всегда сводила, глазищи твои будто в душу смотрят. Я же вырвал тебя из сердца, клещами выдра, и вот снова.
— А я была когда-нибудь в твоём сердце? — спросила, понимая, что от его ответа сейчас зависит слишком многое.
Но вместо слов он сжал её щёки ладонью, ловя взгляд, пытаясь что-то рассмотреть на дне зелёных глаз. Андрей не понимал, что вообще между ними происходит, но именно сейчас намерен был выяснить.
— Пойдём, — снова приказал и потащил в комнату, а Яна скидывала на ходу туфли, потому что просто не поспевала за его широким шагом.
Андрей завёл её в комнату, толкнул на диван и навис сверху.
— Рассказывай.
Смотрел в саму душу, и тяжёлое дыхание вырывалось на свободу, и кислород был общим на двоих.
— Уверен? — слабо улыбнулась, потирая пальцами ноющие от боли виски.
Лишь кивнул в ответ, а Яна снова тонула во тьме его глаз.
Время пришло, оно на самом деле пришло.
Пятнадцать лет назад
Солнце тускло светило, не в силах пробиться сквозь плотную пелену туч. Ледяной осенний дождь срывался с неба, то заливая всё кругом, то рассекая воздух колкими каплями.
— Замёрзла, девочка? — спросила старушка с добрыми, почти выцветшими от времени голубыми глазами. — Совсем бледненькая.
Яна улыбнулась и плотнее закуталась в тёплую вязаную кофту. Она и правда замёрзла, да так, что зуб на зуб не попадал, но у неё имелась очень важная цель, а она стоила всего.
— Всё хорошо, спасибо!
Постаралась, чтобы голос казался весёлым, даже улыбнулась очень бодро, но старушка цокнула языком и покачала головой.
— Простудишься ведь, да и темнеет скоро.
— Я жду кое-кого, это важно, — стояла на своём, а меж светлых бровей залегла глубокая складка. — Не могу уйти.
Старушка вздохнула, поправила белый платок в ярких маках, лежащий на плечах поверх пальто, чуть подалась в сторону продрогшей до костей Яны и проговорила:
— Деточка, если мальчик заставляет ждать в такую погоду, то иди домой, толку не будет.
Яна вздрогнула, удивляясь про себя, откуда старушка узнала, что она ждёт Андрея.
Неужели всем видно? Яна не знала, куда пропал Андрей, но верила, что вот сейчас, буквально через пять минут из-за поворота появится его машина, которую купил совсем недавно и которой так гордился.
Пока размышляла, её случайная собеседница куда-то испарилась, оставив после себя горечь и сомнения. Неужели и правда не придёт? Он же не может так поступить? Знает же, что она ждёт его, знает. Это их место — автобусная остановка на пути в школу.
Время тянулось резиновым жгутом, мимо проносились машины — чужие, незнакомые, — летела грязь из-под колёс, а хмурое небо нависало свинцовой тяжестью. Яна ждала до темноты, то вытирая злые слёзы, то рисуя в воображении картины страшных аварий. А вдруг он с другой? На вечеринке какой-нибудь, и просто забыл о ней...
От этой мысли стало так больно, а от подозрений — противно. Ведь верила, что всё будет хорошо, ещё вчера верила.
Когда ночь спустилась на город. Яна перестала ждать. Даже плакать уже не было сил. Хотелось залезть под тёплое одеяло, напившись чаю, и заснуть суток так на трое, чтобы все чувства испарились, и не осталось бы больше этой жуткой первой любви, выворачивающей наизнанку.
Плелась домой, понурив плечи, ковыряя носком ботинка попадающиеся по пути камушки, а дождь моросил, но Яна ничего вокруг не замечала. Брела почти на ощупь, не разбирая дороги, низко опустив голову, но ноги сами принесли к родному подъезду. Подняла голову, посмотрела вверх, а в знакомых окнах горел свет. Мама, наверное, печёт пирог или что-то вяжет.
Ком подступил к горлу, снова захотелось разрыдаться, потому что глупая, поверила, а он не приехал. Дурочка, такая наивная дурочка, которую не грех и обмануть.
Андрей — взрослый, институт окончил, а она? Маленькая и ничего совсем не понимает, только любит так отчаянно, будто в сердце дыру прожигают, когда его рядом нет.
— Мама, мамочка, я вернулась, — закричала с порога, скидывая с ног отсыревшие ботинки. — Там такая погода отвратительная, ужас!
Пока поднималась вверх в узкой коробке лифта, успела подумать, что в жизни бывает всякое, и Андрей наверняка завтра объявится. Что-то, наверное, случилось. что-то нехорошее, раз он забыл о ней не приехал. Не мог он быть таким жестоким — кто угодно, только не её Андрей. Он порядочный и совсем не жестокий.
Кинула на банкетку тяжёлую мокрую кофту. всунула ноги в пушистые тапочки и пошла в кухню. Перед входом растёрла лицо, растянула губы в улыбке, потому что очень боялась, что мама догадается о том, где она провела этот вечер.
— Ну наконец-то! — обрадовалась мама и вскочила со стула, засуетилась. — Как там Машенька? Поболтали?