Ермак велел причалить к берегу и казаки пустились вдогонку за татарами. Тут они разорили татарский городок Епанчин (Туринск) и несколько деревень. Затем сели опять в лодки и поплыли дальше в реку Тавду, где поймали несколько татар, среди которых один оказался понаряднее других. Ермак велел его привести к себе и спросил, кто он и откуда?
— Зовут меня Таузаком и я приближенный даря Кучума, — отвечал татарин.
— Если хочешь жив остаться, — сказал ему Ермак, — то говори всю правду, а иначе я велю убить тебя вот этим.
Ермак приказал в глазах татарина прострелить железную кольчугу. У татарина от страха под жилками затряслось.
— Все расскажу, что знаю, — отвечал Таузак, — на реке Иртыше стоит город Сибирь, а живет в нем и царствует царь Кучум. Хоть он слеп, а сильный царь. Под началом у него много князей, которые ему платят дань. Есть у него племянник Махметкул, такой богатырь, какого другого на свете нет. Кучума народ не любит за то, что он обращает его в магометанство, и обращает язычников силой. Войска у него много и оружие есть, а вот таких штук, какими вы стреляете, у него нет. Будь у него такие штуки, так он покорил бы весь мир. Сибирь город хороший, торгует с бухарцами мехами.
— А как нам пройти в Сибирь?
— Пройти Тавдою рекою, а потом войти в Тобол, а из Тобола в Иртыш.
— Ну, так знаешь, что татарин, — сказал ему Ермак, — иди-ка ты теперь к своему Кучуму и скажи ему, что и мы скоро будем.
Глава VII
Дед Савва
Ермак вступил в Искер или в Сибирь 26-го октября, торжественно отслужив молебен. Прожив в городе несколько дней и не видя никого, казаки начали сомневаться и бояться, что, сев все припасы, они пропадут. Тем более, что и пуль осталось у них немного. Но вот 30 октября явились к ним остяки с князем своим Боаром с дарами и запасами. Они поклялись Ермаку в верности и просили его покровительства. Вслед затем явилось множество татар с женами и детьми. Ермак ласково принял их, успокоил и, взяв легкую дань, отпустил обратно в юрты. Бывший разбойничий атаман оказался разумным, гуманным правителем, сумевшим внушить доверие к своей власти в грубых, диких туземцах. Своих казаков он держал в ежовых рукавицах и рассказывают, что еще дорогою, узнав, что двое из его дружины собрались бежать в Россию, он велел положить их в мешки и бросить в воду.
Через несколько дней после взятия города казаки стали говорить Ермаку.
— Отпусти ты нас, хоть человек десять, к Анисье. Навестим мы наших раненых да хоть русских пирогов поедим.
— Идите, ребята, с Богом, только завтра будьте обратно. Да ведите себя хорошо. Пока поход не кончим, о женитьбе думать не позволю.
Пошли наши казаки. Снег только что выпал, а река покрылась мелким льдом. Распевая песни, подошли они к Абдулкиному двору.
За воротами уж стояли хозяева с Анисьею во главе. Тут же стояли и некоторые раненые, поднявшиеся с постели.
Анисья на радостях, что пришли дорогие гости, не пожалела угощенья и столы за веселым ужином ломились под разными кушаньями.
— А что же, хозяюшка, дочь-то твоя не идет с нами ужинать? — спросил кто-то из казаков.
— А не идет она оттого, что не может оставить Матвея. Очень он тяжело ранен, боимся как бы не скончался — отвечала хозяйка.
А Феня, тем временем, сидела у постели молодого и красивого казака, к которому почему-то особенно лежало ее сердце, и горячо молилась, прося Бога спасти его.
В просторной избе лежало еще человек пять раненых, но все они были уже в памяти и только часто просили пить.
День этот на Абдулкином дворе был знаменательным. Во время ужина в окно кто-то постучал.
Ваня тотчас-же вышел и спросил молоденького татарчонка.
— Что тебе?
— Мамка прислала к вам. Мы нашли у деревни старого, старого старичка. Он только и говорит: Анисья, и больше ничего. Так мамка думает, что он ваш.
— Что такое? — крикнула Анисья.
Ваня рассказал ей.
— О, Господи! Да неужели дедка? Ну, все равно, сынок. Закладай лошадь и поезжай. Тут близко.
Лошадь была мигом заложена. Ваня сел в розвальни с татарчонком и они поехали по первопутке.
Старик так был утомлен, что в виде покойника лежал на скамейке, но при виде Вани, которого он все-таки узнал, или лучше сказать угадал, он привстал и стал креститься.