Герцогиня рассмеялась так, что проходивший в отдалении садовник содрогнулся от неожиданности. Белые розы и пионы цвета темного южного вина для букетов в своей спальне старуха всегда выбирала сама, собственноручно орудуя секатором и отказываясь от любой помощи садовников. Габриэль, уже успевший срезать копну нарциссов, терпеливо стоял рядом, держа в руке корзину.
Цветы источали тонкий деликатный аромат. Кожа Эльзы пахла почти так же — когда Габриэль вспоминал о ночи, проведенной в чужом доме, его ноздри невольно вздрагивали, словно вновь пытались уловить аромат девичьего тела.
— Ха! — герцогиня выпрямилась и осторожно уложила очередную срезанную розу в корзину. — Об этом меня спрашивает мужчина, который два раза был женат!
— Вы же помните, тетушка, чем именно все закончилось, — миролюбиво заметил Габриэль. Он уже успел отстрадать по поводу своих неудавшихся семейных отношений, его чувства выветрились, а яд высох. — Я виноват только в том, что подходил к шлюхам с мерками для порядочных женщин.
— Вот именно, — согласилась герцогиня. — Вот именно, племянничек.
Они неторопливо пошли к выходу из оранжереи. Габриэль любил приходить сюда. Здесь было красиво, спокойно и ясно, что любая красота недолговечна.
— Твоя первая жена сбежала, — напомнила герцогиня. — Вторая умерла на четвертой неделе семейной жизни. Я, в общем-то, не удивляюсь, мой дорогой, что ты задаешь мне такие вопросы.
Габриэль раздвинул губы в улыбке. Старуха не знала, что Анастази, его первая жена, все-таки нашлась. Теперь она лежала глубоко в земле, над ней росли нарциссы, и Габриэль знал, что от прекрасной Анастази уже ничего не осталось.
— Что дарят своим подругам мои братья? — спросил Габриэль. Садовник предупредительно распахнул перед ними двери, и, выйдя из оранжереи, Габриэль увидел, что погода портится. Утро было солнечным, но теперь небо заволакивало черными грозовыми тучами.
— Ты не спросишь у них потому, что боишься, что тебя поднимут на смех, — старуха, как всегда, попала в точку. Габриэлю оставалось только кивнуть. — Это просто любовница или что-то серьезнее?
— Полагаю, что серьезнее, — спокойно ответил Габриэль. Он и сам не знал, почему настолько быстро и глубоко увлекся Эльзой, но это чувство ему нравилось. Оно давало какую-то непривычную наполненность жизни.
И почему бы нет? Эльза красивая женщина с уверенным и сильным характером, и в то же время очень хрупкая и нежная. Было бы странно, если б он остался холоден. Любой бы увлекся ею.
— Жемчуг, — сказала герцогиня и, прищурившись, посмотрела на темнеющее небо и недовольно покачала головой. — На помолвку подаришь изумруды. Я надеюсь, мой дорогой, что дело все-таки дойдет до помолвки. А там и до свадьбы. На свадьбу — только бриллианты и голубые сапфиры.
Габриэль еще не задумывался настолько далеко. Он и про подарок-то спросил, в определенной степени пытаясь прощупать ситуацию.
Но Эльзе подошли бы и бриллианты, и сапфиры…
Когда в половине шестого дверь в квартиру Эльзы оказалась заперта, Габриэль ощутил мгновенное, очень острое и болезненное облегчение. Все было правильным, все вернулось на круги своя. Он просто оказался недостоин ни душевного участия, ни тепла, что уж говорить о любви.
Он уткнулся лбом в дверь и несколько минут стоял просто так, ничего не делая. Мелькнула наивная мысль, что Эльза, возможно, ушла в магазин или еще не вернулась от предыдущего пациента, но Габриэль почти сразу же решил, что это невозможно.
Она уехала. Сбежала.
Он пошарил над дверью и нашел запасной ключ. Тоже наивно, но так хранит ключи вся страна. Щелкнул замок, дверь открылась, и Габриэлю хватило одного шага в квартиру и одного взгляда, чтоб понять: Эльза уехала.
Он все-таки прошел по комнатам. Шкаф оказался почти пуст, из помещения для приема пациентов исчезло все, что использовалось для массажа, зато на кухне так и остались на столе те две чашки, из которых они пили утром кофе. Эльзе надо было собираться и убегать, а не мыть посуду. Габриэль механически открыл кран, вымыл чашки и турку и все убрал на сушилку.
Он не удивлялся. Все это было в порядке вещей. Фигура королевского палача внушает ужас даже тем, кто получает зарплату за свою любовь. Вот и Эльза просто взяла и испугалась. Делать массаж пациенту — это одно, а ложиться с ним в кровать — уже совсем другое дело. Личное.
Габриэль прошел в спальню и устало лег на кровать, которую Эльза так и не заправила. От скомканных простынь пахло минувшей ночью и грозой. Да, конечно, ей стало страшно — но дьявол побери, неужели он не заслужил хотя бы обычного человеческого прощания?
Извини, отпусти, забудь.
К подушке пристал длинный каштановый волос — Габриэль механически принялся накручивать его на палец. Вся эта крошечная квартирка прекрасно сохранила отпечаток чужой души, и если, например, отнести этот волосок артефактору, то тот потратит всего полчаса на то, чтоб определить, в каком именно направлении подалась Эльза. Примерно так Габриль когда-то нашел Анастази — вспомнилось, каким бледным и мертвым стало ее лицо, когда она открыла дверь какого-то домишки в захолустье и увидела законного супруга.
Конечно, Габриэль не собирался хоронить Эльзу в нарциссах. С того времени, которое прошло со дня смерти Анастази, он успел измениться — не во многом, конечно, просто признал, что человек имеет право выбирать свою судьбу самостоятельно.
Просто поговорить и проститься — если Эльза скажет окончательно и твердо, что больше не желает его видеть. Королевский палач просто по факту своей жизни не заслуживает ни любви, ни тепла, ни душевного участия, но Габриэль рассчитывал хотя бы на честность и прямоту.
Впрочем, что себя обманывать? Он хотел опустить руки на шею Эльзы и сжать. Вот и все.
Габриэль поднялся с кровати, покинул квартиру и спустя полчаса уже входил в отделение Королевской артефакторики при академиуме святого Пауля. Это было в общем и целом очень неприятное место, чего стоили, например, черепа основателей академиума, выставленные в хрустальных ларцах — сильнейшие артефакты, которые закрывали академиум защитным куполом. Впрочем, Габриэль просто скользнул по ним взглядом и равнодушно подумал, что это, должно быть, очень скучно — проводить свое посмертие таким образом.
Жан-Жак Лоттер, единственный из артефакторов, который не шарахался от Габриэля, по обыкновению сидел в своем кабинете, как сова в дупле, и орудовал пестиком в мраморной ступке. Габриэль нечасто заходил сюда и теперь вдруг подумал, что в кабинете уютно. В камине горит огонь, попутно высушивая змеиные хвосты, подвешенные к решетке, артефакт варит кофе, а маленькие окна зашторены, и можно не думать о том, что на улице идет дождь.
— А, это ты, старина! — Жан-Жак приехал в академиум пять лет назад, но до сих пор не избавился от мягкого южного акцента. Когда он говорил, в воздухе так и разливался чарующий запах моря и вина. — Проходи, я как раз собираюсь ужинать.
Габриэль сел на ближайший стул и спросил:
— Картошка и селедка?
Жан-Жак только рукой махнул.
— Ну скажешь тоже. Молодой картофель с провальским сливочным маслом и веточкой укропа с филе розовой сельди первого посола.
Габриэль согласился, что так все звучит гораздо приятнее. Жан-Жак похлопал в ладоши, что-то пробормотал под нос, и на столе перед ним возникли фарфоровые тарелки с обедом. Запах действительно был изумительный: Жан-Жак не представлял себе жизни без сельди, мариновал ее сам и мог часами говорить о ее полезных свойствах.
— Улучшил артефакт доставки, — важно сообщил Жан-Жак. — Пять секунд, и еда уже прилетела с кухни на стол.
Габриэль одобрительно покачал головой, отдавая должное ужину. Только сейчас он понял, как сильно проголодался. Когда тарелки опустели и по приказу артефактора улетели на кухню, то Габриэль произнес:
— Вообще-то я к тебе по работе.
Жан-Жак понимающе кивнул. Их дружба зародилась как раз с поисков Анастази — тогда артефактор прекрасно понял, что именно от него хотят, а потом, когда поиски увенчались успехом и завершились в оранжерее, крепко держал язык за зубами.
— Что есть? — спросил он. Габриэль протянул волосок, свернутый в колечко, и сказал:
— Все, как в прошлый раз.
Жан-Жак взял волосок, с грохотом выдвинул ящик стола и, вытащив причудливое нагромождение металлических стрелок и полосок, сказал:
— Если вести речь о женитьбе, то в нашем случае надо выбирать кого-то проще. Чтоб ценили и понимали. Справедливо?
— Вполне, — согласился Габриэль. Жан-Жак был успешным мастером своего дела, но с женщинами у него все не ладилось настолько, что оставалось только удивляться. Он бросил волосок Эльзы в самую середину артефакта, дернул за одну из полосок, и по кабинету прокатилась волна прохладного морского воздуха, пахнувшего солью и рыбами.
Габриэль не любил моря и не знал, что в нем так любят другие. Жан-Жак довольно улыбнулся и, потянув за одну из полосок, сообщил:
— Алехандрия. На пути туда.
* * *
Дорога меньше двух суток не считается длинной.
Сейчас, пытаясь устроиться на диванчике поудобнее, Эльза всеми силами души бранила того, кто не оснащает поезда спальными местами. Поездка в любом направлении занимает меньше двух суток, это не такой путь, который нельзя вытерпеть. Эльзе хотелось вытянуть ноги, лечь поудобнее и заснуть — да сделать это было негде. Конечно, в поездах королевской семьи есть и кровати, и диваны, и даже ванные комнаты — но она вряд ли когда-нибудь станет в них кататься. И слава Богу.
Бен оказался замечательным попутчиком и прекрасным молодым человеком. Эльза понимала, что совместные поездки очень сближают людей, и пыталась не обольщаться насчет нового знакомого. Бен мог оказаться и циничным, и жестоким — но сейчас он был милым, добрым и каким-то беззащитным. То ли всему причиной была просто магия дороги, то ли Бен на самом деле был тем, с кем хотелось бы подружиться.
Одним словом, он ничем не напоминал финансиста. Возможно, его конкуренты и противники как раз и терпели поражение потому, что обманывались этой мягкостью.
— Все это, конечно, неудобно, — вздохнул Бен: он тоже пытался устроиться на диване так, чтоб подремать несколько часов. — Даже, возможно, предосудительно. Но у меня появилась идея насчет ночлега.
— И какая же? — поинтересовалась Эльза. Ей очень хотелось снять туфли, в которых вдруг обнаружились твердые места, безжалостно сжимавшие ноги, но этикет в таких случаях предписывал только расстегнуть ремешки.
— Через полчаса поезд остановится в Лесном Углу, — сообщил Бен. — Крошечный городишко, там, в основном, только лесорубы и дельцы по лесу, но гостиница там неплохая. Заночуем по-человечески, а то я смотрю, вы устали.
Сперва Эльза лишь рассмеялась, но потом подумала, что Бен прав, и ей действительно надо отдохнуть. Минувшая ночь, которая оставила на ее теле отпечатки чужих пальцев, была, мягко говоря, трудной — да и день в дороге тоже оказался не слишком-то легким. К тому же Бен создавал такое впечатление, что Эльза верила ему и не думала, что ее новый знакомый сможет сделать что-то плохое.
— А наш багаж? — спросила она. Бен улыбнулся и с готовностью ответил:
— Я скажу проводнику, он определит в камеры хранения. Заберем, когда приедем. Завтра в восемь утра сядем на поезд по нашим билетам, они действуют трое суток, — дружелюбная улыбка Бена просто обезоруживала, и Эльза, которая в общем-то не страдала лопоухой наивностью — случай с ауф Гиттеншеном был исключением, а не правилом — решила с ним согласиться.
— Хорошо, — сказала она. — Тогда полностью полагаюсь на ваш опыт и порядочность.
— Я вас не подведу, — улыбнулся Бен.
Лесной Угол оказался даже не городком, а поселком лесозаготовителей, и, сойдя на перрон крошечного вокзала, Эльза на какое-то время растерялась и подумала, что дала маху, согласившись на эту авантюру. Бен подхватил свой саквояж и сумку спутницы и уверенно двинулся в сторону касс с закрытыми окошками.
— Эй! — рявкнул он так, что заглушил голос уходящего поезда. Эльза чуть не присела от неожиданности. — Эй, открывай!
Окошко тотчас же открылось, показав сонную физиономию кассира, который, как подумалось Эльзе, был готов к тому, что сейчас отведает кулака. Но Бен вполне миролюбиво поинтересовался:
— А Виктор где?
— Спать уже ушел, ваше-ство, — проговорил кассир. Эльза с крепнущей уверенностью подумала, что Бен действительно носит маску простака, и впервые пожалела о том, что согласилась на его предложение.
— Мы в гостиницу, — сообщил Бен. — Места есть?
— Для вас найдутся, ваше-ство, — с прежним раболепием ответил кассир. Бен обернулся к Эльзе и, улыбнувшись уже знакомой доброжелательной улыбкой, сказал:
— Отлично, у нас есть нормальный ночлег!
Гостиница действительно оказалась приличной: в ней останавливались чиновники и оптовые покупатели леса — впрочем, сейчас, как поняла Эльза, для них был не сезон, заготовки еще не начались. Когда они с Беном подошли к стойке регистрации, то Эльза вдруг подумала: что же ей делать, если ее спутник закажет один номер?
Это ведь было вполне вероятно.
— Добрый вечер! — портье расплылся в такой улыбке, словно Бен был принцем, и, раскрыв книгу регистрации, спросил: — На двоих?
Эльза поежилась, но Бен тотчас же отчеканил:
— Два номера, каждый на одного, ужин сейчас, завтрак завтра в семь.
На стойку легла серебряная крона, и портье прикрыл глаза и захлопнул свою книгу. Эльза вздохнула с облегчением — ее неожиданный спутник все-таки оказался порядочным человеком. А в номере она просто закроет дверь на задвижку, вот и все.
Когда они поднялись на второй этаж по чисто выметенному ковру, укрывавшему лестницу, Бен открыл дверь в номер Эльзы, пронес ее сумку к кровати и, в очередной раз улыбнувшись, сказал:
— Надеюсь, мы сегодня хорошо отдохнем.
— Спасибо, — улыбнулась в ответ Эльза, с радостью понимая, что в словах ее спутника нет каких-то недостойных намеков, и добавила: — Вы здесь пользуетесь уважением, насколько я успела заметить.
— А, это да, — чуть ли не смущенно признался Бен. — Я владею четвертью здешних лесозаготовок.
Эльза смогла на это ответить только:
— Бен, вы снова меня удивляете.
— Надеюсь, это приятное удивление, — Бен снова улыбнулся и добавил: — Сейчас принесут ужин, так что приятного аппетита вам — и доброй ночи. А я пока…
Он не успел договорить. Издалека донесся такой грохот и рев, что Эльза невольно схватила Бена за руку. Здание содрогнулось от пола до потолка, словно хотело вытрясти из себя всех людей и вещи.
— Что это? — испуганно прошептала Эльза, не выпуская руки Бена. — Что это может быть?
— Не знаю, — откликнулся Бен, и было видно, что он испуган не меньше.
Вечерний сумрак за окном почему-то был подсвечен алым. Они подошли к окну, и Эльза увидела, что все небо на юге охвачено алыми лепестками огня — там что-то горело так, что даже здесь, в здании, за стеклом, Эльза почувствовала тяжелое и душное прикосновение пламени.
— Что там? — спросила Эльза, с ужасом понимая, что уже знает, каким будет ответ. — Там взрыв? Это наш поезд?
— Похоже на то… — едва слышно откликнулся Бен. Он побледнел и как-то осунулся, моментально став некрасивой копией самого себя. Пол дрогнул под ногами, и Эльза не сразу поняла, почему вдруг комната так сместилась на сторону, и почему Бен вдруг подхватил ее.
«Обморок», — подумала Эльза. Она сейчас могла бы гореть в поезде, предложение Бена спасло ее от страшной мучительной смерти.
— Мы могли бы сейчас… — проговорила Эльза и осеклась. Мелькнула мысль, что все ее вещи остались во взорванном поезде. Слава Богу, она держала деньги Привратника Смерти в ручной клади… Бен осторожно усадил ее на кровать и, внимательно заглянув в лицо, спросил:
— Эльза, у вас есть навыки сестры милосердия?
— Есть, — кивнула Эльза, понимая, куда он клонит. Взрыв был невероятной силы, но кто-то все-таки мог остаться в живых — и этим людям нужна была помощь. — Вот только…
Она вдруг подумала, что их невероятное спасение могло быть подстроено. Что Бен знал о том, что поезд взорвется и просто решил сохранить в живых свою попутчицу, которая почему-то его заинтересовала.