— Так, — В комнату зашла лекарь, — Судя по гомону на весь приемный покой, ты полностью здорова. Поэтому собирай вещи и пулей к себе в башню! Один день постельный режим. — И ворчливо добавила, — Послезавтра зайдешь за справкой.
Пискнув от радости я похватала все, что друзья мне успели принести, Генриха тоже прихватила, чисто машинально, и поскакала в башню. Генрих начал возмущаться сразу, потому что “Никому не позволено таскать белок! Я не мягкая игрушка! Верни меня на родную землю!”. На улице он высказывать свое возмущение не стал, поэтому я схватила его поудобнее и прямым ходом пересекла разделявшую третью башню и больничный корпус, поляну.
Друзья шли рядом и тихо подшучивали над Генрихом, начинающим сопеть с каждым словом все громче и громче. Я даже подумала, что он сейчас не выдержит и выскажет на мне в его красноречивой манере, но нет. Сдержался. Зато когда мы всей толпой ввалились в комнату, он возмутился:
— Какая низость! — Генрих картинно заломил лапы. — Меня! Генриха Ореховича младшего, нес человек на глазах у людей! Ты… — Он уставился на меня оранжевыми глазками. — Ты опозорила меня перед всем беличьим народом!
Я повесила халат в шкаф, разложила по местам разные необходимые мелочи и забралась на свою кровать, усевшись рядом с Бэль. Кресла заняли Алин и Фэн, Мирти устроился на кровати Кисы вместе с Кисой, а Генрих продолжал стенать на импровизированной сцене — на полу.
— Ну прости меня, — Протянула я, — Я не думала, что для твоего беличьего самолюбия это так важно.
Генрих фыркнул, лапы на груди сложил и деловито так:
— Я добрый, прощу, — И на меня покосился, — За гору орехов, мороженное и яблоко.
— Вымогатель! — Наиграно возмутилась я, начиная смеяться. — Шантажист!
Усы Генриха задергались и вскоре он сам улыбался, но стойко пытался это скрыть. Ребята тоже начали смеяться, ибо умиленный вид Генриха может вызвать только радость, и после этого наш доблестный грызун захохотал в голос.
На этом обиды закончились, уступив место несмолкаемому смеху. Пока в дверь не постучали и в комнату вошла куратор.
— Дамы и господа, а занятия для вас отменили? — Вкрадчиво поинтересовалась она. — Светозара остается в комнате, остальные бегом навстречу знаниям.
Алин с загадочной полуулыбкой не сводил глаз с куратора, медленно продвигаясь за остальными к выходу. Куратор же, казалось, не обращала на него внимания.
Я бы тоже лучше на занятия пошла, чем сидела одна в четырех стенах… Хотя почему одна? У меня теперь есть Генрих. Веселый грызун с отсутствием комплексов и тонной противоречий.
— Ну-у-у, чем займемся? — Воодушевился Генрих, когда дверь за друзьями закрылась.
Разочарованно вздохнув, я упала на кровать.
— А чем тут займешься? Постельный режим…
Генрих запрыгнул на свободный край кровати, с хитринкой в глазах.
— Режим — понятие относительное и легко преобразуемое в нашу пользу. — Просветил меня грызун и по совместительству нарушитель спокойствия.
— И что ты предлагаешь? — Поднявшись на локтях, посмотрела на задорную белку.
— У вас здесь творится что-то неладное… Предлагаю сунуть нос во все дела лагеря. — Улыбнулся он четырьмя зубами, явно рассчитывая на мою поддержку.
Поддержки не последовало.
— Нет, мы не будем никуда влезать и совать нос.
— У-у-у-у… — Затянул Генрих, медленно сползая с кровати.
— Не будем. — Повторила я.
— Ы-ы-ы… — Он с опущенными лапами уныло брел по ковру. — Ты зануда…
— Я? — Получить прозвище зануды — не самое приятное, что может с тобой произойти. — Я не зануда, просто в лагере есть люди, специально приглашенные для того, чтобы везде совать свой нос.
Генрих еще раз протянул “У-у-у-у…”.
— Нам же никто не запрещает чуточку помочь этим людям… — Продолжил свою “песню” грызун. — Разве помешают им два чутких носа?
Может и не помешают. Или помешают. Нет, нам определенно не стоит так подставляться. С другой стороны, интересно узнать, зачем в лагере следователь… И почему этот самый следователь именно нашу комнату взял под свой личный контроль, а не комнату предполагаемых шутников.
— Разве что одним глазком и не вдаваясь в подробности. — Сдалась я, прекрасно понимая всю степень ответственности.
Генрих от радости запищал, запрыгал и бесперебойно заговорил:
— Мы сейчас пойдем в главный корпус… Нет, сначала в столовую… Нет, надо обыскать комнату коменданта… Нет-нет-нет… Надо…
— Стоп! — Решила прервать его я, пока он не придумал чего похуже. — Обыскать комнату следователя? Ты серьезно думаешь, что нам это сойдет с рук?
Генрих задумался, постучал лапой по крошечному подбородку и задумчиво протянул:
— Да-а-а… Ты права… — Хвала Богам, здравый смысл взял верх над белкой. — Надо надеть перчатки.
Нет, здравый смысл предпочитает обходить стороной его светлый мозг.
— Генрих…
— Да-да-да, нам нужны перчатки, плащ с капюшоном для конспирации и маска на глаза.
— Мы не будем этого делать. — Но Генрих меня не слушал. Он мысленно уже примерял образ шпиона-детектива и лез в соседнюю комнату.
Обезумевший! В следователи не идут бездарности. Это люди обладающие магией в самом совершенном виде!
— Если на комнате установлена защита, от нас и пепла не останется! — Решила я воззвать к его разуму, но… попытка провалилась.
— У тебя есть перчатки? — Только и спросил он, посмотрев на меня горящими в предвкушении глазами.
Его инстинкты самосохранения безнадежно атрофированы. Распахнув дверцы шкафа, он полностью скрылся в глубинах полок, без разрешения копаясь в наших с Кисой вещах.
У меня перчаток не было никаких, зато у Кисы нашлись. Атласные женские перчатки на изящную миниатюрную руку. Генрих без зазрения совести ножницами укоротил их под свой размер. Мне в лицо прилетела пара кроваво красных перчаток. Еще одна попытка достучаться до разума белки ни к чему не привело, поэтому я просто натянула перчатки и побрела за бодро скачущим Генрихом в коридор.
***
По-моему, вместо мозгов у Генриха — яблоко. Зеленое и червивое. Иначе как объяснить, что он сейчас нагло ковыряет замок в двери коменданта шпилькой для волос?
— Ты с ума сошел! — Шипела я на него, испуганно озираясь по сторонам. — Прекрати сейчас же!
— Не бубнякай… — буркнул Генрих, продолжая свое постыдное действо. — Я знаю, что делаю. И не такие замки вскры… хм… — замолчал он, не договорив.
— Ты вскрывал замки?! — Зашипела я пуще прежнего. — Ты вор?!
— Белки не воруют! — Огрызнулся он. — Белки иногда что-нибудь заимствуют. — Последовала короткая пауза, нарушил которую звонкий щелчок. — Готово! — Генрих довольно улыбнулся, вместе с дверью откатываясь к стене. — Ну, чего стоишь? — Внезапно на плечо мне прилетела белка, постучав по голове, словно проверяя орех на пригодность.
— Я не пойду туда.
Комната встретила нас… неприветливо. Она ничем не отличалась от других, только кровати подвесной не было. На ее месте висела полка с книгами, а под ней стоял небольшой письменный стол. Идеально чистый стол. Шторы колыхались от порывов ветра. Два кресла были неестественно подвинуты в разные стороны, будто еще секунду назад с них кто-то вскочил. На маленьком столике у окна стояла недопитая бутылка вина и два бокала, на одном из которых, я увидела даже от двери, был четкий отпечаток губной помады.
— Предпочтешь быть застуканной в коридоре у открытой двери коменданта? — Безразлично спросил он, а я, мысленно костеря его самыми благозвучными словами, зашла в комнату, прикрыв за собой дверь.
— То-то же. — Спрыгнул он с моего плеча. — А то “Не пойду, не пойду”…
Генрих по-свойски начал везде заглядывать, трогать все, что плохо лежит, он даже заглянул под кровать, дабы убедиться, что там не спрятан труп. Лично я бы не стала прятать труп под кроватью. Во-первых, не гигиенично. Во-вторых, отвратный запах. В-третьих, я бы просто не смогла спать, если бы под моей кроватью лежал чей-то труп.
Я еще раз обвела комнату глазами, задумчиво двигаясь к столику у окна. В одном бокале еще плещется вино, помада свежая…
— Генрих, а тебе не кажется, что здесь совсем недавно кто-то был? — Я покрутила бокал в руках, вглядываясь в отпечаток помады.
Ответа от грызуна не последовало. Видимо, в шкафу копается, или пытается на полке чего-нибудь найти, или…
— Кажется. — Ответил мне вместо Генриха мужской голос. — И Вы, Камински, сейчас объясните мне, что Вы забыли в моей комнате?
Аккуратно вернув бокал на место, я медленно развернулась, натягивая на лицо улыбку.
— Э-э… Добрый день! — Глазами я начала выискивать коричневую белку, но в комнате не было и намека на присутствие грызуна. — А я, похоже, дверью ошиблась…
Стараясь не выдать дрожь в коленях, я прямым ходом направилась к двери. На пути моем стояла всего одна проблема. Комендант. Он же химик и следователь.
Руки его заложены за спину, глаза прищурены, поза уверенная и внушающая страх. Я не виновата! Это белка меня сбила с пути истинного.
— Не торопитесь, Камински. — Разгадав мое намерение быстро ретироваться, мистер Амори закрыл дверь. Пути к отступлению окончательно оборвались, когда щелкнул замок и в комнате, похоже, остались мы одни.
Куда делся неуемный Генрих — загадка. Но его здесь нет. Позорно сбежал, оставив меня одну на растерзание коменданту.
— Да я… э-э… не тороплюсь, просто знаете… — Чего бы такого сказать… — У меня постельный режим, а режим нарушать нельзя. Поэтому давайте я… пойду…
Комендант, не выказывая никаких эмоций, кивком на кровать указал и бесстрастно сказал:
— Постель есть. Соблюдайте режим. — И ведь по лицу его совсем не понятно: шутит он или говорит серьезно.
Просто если шутит, я посмеюсь. А если он это серьезно говорит, то… то… бежать надо. Быстро и желательно далеко.
— Н-н-не надо, — Отчего-то начала я заикаться, — У меня своя есть.
— Как же? — Изумился он. — Режим есть режим. Ложитесь. — Ложиться я не собиралась. Стояла и с нескрываемым шоковым состоянием смотрела на коменданта. — Чего ждете? — Решив вогнать меня в обморок, продолжил он. — Или Вам помощь нужна?
Я интенсивно замотала головой, придя к выводу — лучше лечь, иначе и правда поможет.
Медленно присела на край холодной кровати, примостив дрожащие руки по краям. Мистер Амори не шелохнувшись за мной наблюдал.
— Можно я посижу? — Сиплым от страха голосом спросила я, поднимая на него глаза.
Отрывисто кивнув после некоторой паузы, он развернул стул возле стола, сел, скрестив ноги, и пытливо поинтересовался:
— Как Вы оказались в моей комнате?
— Я… повернула ручку, толкнула дверь и вошла… — Проговорила я, растягивая слова. — Я просто перепутала. После произошедшего голова слегка кружится…
Для убедительности приложила руку ко лбу, украдкой поглядывая на следователя. Не верит, похоже.
— Вы назвали имя “Генрих”. Кто это? — Тем же тоном продолжил допытываться он, а я… А я пыталась понять, куда делась эта прыткая белка.
— Вам, наверно, показалось. Я сказала гендер… гендерное различие. На бокале губная помада, на другом ничего нет…
Мистер Амори бровь заломил, на меня пристально смотрит, от чего мне совсем неловко становится. Выкручиваться без предварительной подготовки непростое занятие.
— Значит, ошиблись комнатой?
— Ошиблась.
— А как Вы объясните тот факт, что дверь была заперта?
Белка шпилькой открыла.
— Дверь была открыта. — Солгала я.
— Я не страдаю склерозом, Камински. — Заверил меня он, отказываясь верить в выстроенную мной картину происходящего.
— Возможно, Вы просто отвлеклись на свои мысли и забыли запереть дверь, но думали, что закрыли. — Ввернула я теорию, надеясь, что он в нее поверит.
Комендант взглядом заскользил по моей замершей фигуре, не задерживаясь на одном месте дольше двух секунд.
— Почему Вы в перчатках?
В перчатках? Ах, да… Генрих. Это все его проделки.
— Пальцы мерзнут. — Не моргнув глазом сказала первое, что пришло на ум.
— Летом? — С иронией спросил комендант, глядя на меня.
— Когда пальцам не хватает тепла, они мерзнут в любое время года. — Спокойно, и даже чуть небрежно ответила я, поздно сообразив о двусмысленности фразы. — То есть я хотела сказать, когда кровообращение нарушено, руки мерзнут и ноги… тоже…
Уголок губ мистера Амори слегка дрогнул, а я… а я хочу под землю провалиться… Этот разговор не приносит ничего хорошего. Одни неприятности. В будущем.
— Вы надо мной смеетесь? — Как-то совсем по-детски спросила, выпятив нижнюю губу. Непроизвольно вышло.
— Нет, вовсе нет. — Заверил он. — Просто пытаюсь понять, зачем Вы взломали замок и влезли в мою комнату. — Легко и в то же время уверенно проговорил комендант, лишая меня возможности лгать дальше. — Что Вы хотели найти? — После короткой паузы спросил мистер Амори. Я сама не знаю ответа на этот вопрос, а он надеется у меня все выведать.
Генриха надо за хвост ловить и его пытать.
— Я ничего не искала. — Правду говорю. — Честное слово.
Комендант вернул стул на место, встал у двери и прежде чем открыть ее, сказал:
— Ваша ложь остается на Вашей совести. И только Вам решать: жить с ней или избавиться от нее.
Приглашающим жестом он указал на выход, куда я немедленно решила последовать.
Мерзкое, отвратительное и гадкое ощущение поселилось в душе. Сделал из меня преступника, знающего правду века, но продолжающего молчать. А я ведь действительно не знаю, зачем мы залезли в его комнату.
Открывая дверь своей комнаты, я представляла, как медленно и верно убиваю маленькую любопытную белку. Когда зашла — желание мое укрепилось гораздо сильнее, ибо эта самая белка беспечно грызла яблоко на кресле.
Первым делом стянув перчатки, я заняла свободное кресло и постаралась спокойно сказать:
— Ты сбежал! — Спокойно не получилось. — Оставил меня там одну, трус.
Генрих глаза округлил, возмущенно на меня смотрит.
— Я — трус? Да я за помощью побежал! Тебя спасать.
— Ага, я смотрю помощь ты в яблоке нашел. — Иронично ответила я, складывая руки на груди и нервно покачивая ногой.
— А… — Генрих посмотрел на яблоко. — Это чисто машинально вышло.
Чисто машинально сидел тут и грыз яблоко, пока я там выкручивалась из последних сил моей бедной фантазии.
— Это была твоя идея, а попалась я.
— Каждый сам за себя. — Беспечно ответил он. — Кому-то надо было спастись.
Свалился геморрой на мою голову. Вернее белка. На мою беду говорящая. Взяв с вазочки гроздь винограда, поинтересовалась:
— Нашел что-нибудь?
Генрих прямо-таки просиял. Точно что-то нашел. Надеюсь, находка не навлечет на нас праведный гнев коменданта и нас не посадят за решетку до конца наших дней.
Белка запрыгнул на мою кровать, откинул подушку, залез под простынь и вынырнул с изрядно помятым листком бумаги.
— Я, в отличие от тебя, делу пользу принес. — Важно прокомментировал он явление листка народу.
Возмущение? Да, присутствует.
Генрих развернул листок, разгладил, на столик положил и…
— И что это? — Другой вопрос на ум пока не пришел.
На листке были выведены какие-то каракули, стрелочки, таблички, схемы, что-то совершенно непонятное моему мозгу. Генрих своим беличьим сообразительным умом начал мне скрупулезно объяснять:
— Это — лагерь, — Он указал лапой в точку в центре, — Это — башни, — Он показал в шесть точек по периметру “лагеря”, - Это центральный корпус, это столовая, эту пруд с противно завывающими страшными дамами… — Он поочередно тыкал в разные места листа.
— А стрелочки?
— А это я пока не знаю. — Досадно признался Генрих, подперев подбородок лапой и берясь за другое яблоко.
От центральной башни стрелка шла ко всем башням, к третьей — самая жирная. От третьей стрелка шла к пятой, а от пятой — к центральному, где подписано было “больничное крыло”, а оттуда снова к третьей башне. Всемирная паутина какая-то. И это я еще умолчала про десяток других стрелок, переплетающихся друг с другом.
— Да тут голову сломать можно быстрее, чем разобраться в этой ерунде.