Меня то знобило, то бросало в пот.
Когда, вконец, обессилив, я приняла решение.
Взяла телефон и блокнот, куда выписала телефонные номера.
Набрала номер и стала ждать.
После долгого монолога автоответчика, мне, наконец, ответили:
— Редакция первого канала…
— Здравствуйте, меня зовут Светлана. Я звоню вам, потому что мне больше некуда идти за помощью…
— Что у вас случилось?
Открыла было рот, чтобы начать рассказывать и не смогла проронить ни слова.
Зажмурила сильно глаза и костеря себя за страх и слабость, сбросила вызов.
«Трусиха!»
Обхватила голову руками и сжала её.
— Ладно. Хорошо, — сказала вслух. — Завтрашняя встреча покажет, стоит ли мне обращаться к общественности, или всё-таки, у Северского проснётся хоть капля совести.
Этой ночью мой сон был мрачным и пугающим. Я несколько раз просыпалась в слезах и, в конце концов, встала в пять утра и, решив больше не мучиться, пошла на кухню выпить кофе, а потом собраться и ждать человека от Северского, который за мной приедет.
Меня страшил этот день. Ведь именно сегодня, этот человек вынесет приговор…
«Господи, пусть Северский сжалится и позволит мне работать у него, не подписывая отказа от сына!»
Весь вчерашний день мои чувства метались от слепой ярости к отчаянию и безысходности, но сегодня, я верила в себя и в силу своего убеждения.
Северскому придётся пойти мне на встречу, иначе, я пойду кричать о своей беде всему миру! И тогда вряд ли ему удастся избавиться от проблем, которые я, таким образом, ему создам.
Глава 15
Светлана
И снова я в этом стильном, но холодном и неуютном доме.
Меня бросало то в жар, то в холод: страх душил и парализовывал, но лишь усилием воли я заставляла себя двигаться и верить в лучший для себя исход сегодняшней встречи.
«У меня всё получится», — сказала про себя, вкладывая в эту фразу максимум уверенности.
Дрожащими руками, вынула из кармашка своей сумки телефон и заранее включила на нём диктофон. Потом убрала в карман пиджака.
Ещё в прошлый раз я должна была сделать эту запись.
Но ничего, у меня есть новая возможность.
Если Северский снова начнёт настаивать на своём, у меня хотя бы будет реальное доказательство, с которым я смогу пойти за помощью. Уверена, общественность всколыхнётся.
Наконец, мы дошли до кабинета Северского.
Его человек попросил меня подождать, а сам скрылся за дверью.
На мгновение закрыла глаза и прочла про себя молитву.
Не верила я, что судьба и высшие силы разлучат мать с сыном. Ведь живём не в дикое, а цивилизованное время… Наверное…
Мужчина почти сразу вышел и сказал:
— Дмитрий Мстиславович вас ждёт. Проходите.
Несмотря на высокие каблуки, которые я сегодня позволила себе надеть, добавлявшие несколько сантиметров к моему росту, но я всё равно почувствовала себя очень маленькой в просторном кабинете, где меня ждал этот страшный человек. Сегодня я выглядела по максимуму хорошо, насколько это было возможно с моим опухшим от слёз и недосыпа лицом и потухшим взглядом. Но я держалась и старалась выглядеть гордо.
Дмитрий Северский сидел за своим столом, подавшись чуть вперёд, сжатые сильные руки лежали на столе, и он смотрел прямо на меня – в мои глаза. Я тоже посмотрела ему прямо в глаза, чёрные, как ночь глаза с невероятно густыми и чёрными ресницами. Глаза Северского напоминали мне чёрную бездну…
— Здравствуй, Света, — поприветствовал он меня и кивком головы указал на тот же стул, на котором я сидела вчера. — Садись.
Села на стул, продолжая смотреть на мужчину и стараясь не опускать взгляд, так как его аура меня сильно нервировала и подавляла. Хотелось забиться в угол и покорно склонить голову. Но нет!
Я гордо и упрямо смотрела на мужчину.
— Здравствуйте, Дмитрий Мстиславович, — поприветствовала его тоже. — Позвольте увидеть моего сына.
Его чёрные брови сдвинулись.
— Это зависит не от меня, Светлана, — сказал он. — Сначала, я хочу услышать твой ответ.
От его наглости у меня перехватило дыхание. Если бы речь не шла о счастливом разрешении этой страшной и странной ситуации в отношении моего мальчика, я бы тут же выбежала из этого проклятого кабинета, громко хлопнув дверью!
— Я готова пойти на то, что стану у вас работать, Дмитрий Мстиславович, с условием, что вы не станете препятствовать моему общению с моим же сыном, — сказала нарочито спокойным голосом, хотя мне хотелось кричать и крушить всё подряд, особенно, располосовать острым, как бритва ножом, его холёное лицо! — Мы оба понимаем, что если я подпишу отказ, то вы сделаете всё возможное, чтобы я никогда больше не смогла увидеть своего мальчика. Я не верю в ваше благородство, Дмитрий Мстиславович. Едва я подпишу отказ, то тут же окажусь за дверью вашего особняка и угрозами в свой адрес, чтобы никогда не приближалась к вам и моему ребёнку.
Сердце моё замерло от дурного предчувствия, когда увидела, как злоба и гнев исказили его лицо. Он вскочил и наклонился вперёд.
— Что за бред ты несёшь! — воскликнул он с негодованием.
— Это не бред, Дмитрий Мстиславович, — ответила довольно холодно. А внутри сгорала от страха.
Он обошёл стол и остановился подле меня, нависая горой, которая вот-вот обрушится на меня своей смертельной мощью и придавит меня, поглотит…
— Да будет тебе известно, что у меня и в мыслях не было так поступать с тобой, — сказал он резко, чеканя каждое слово.
Грозное выражение на его лице и холодность тона не оставляли сомнений в том, что он действительно о таком даже не думал.
— Жизнь меня научила ожидать от людей только самого худшего, — сказала ему и подняла к нему лицо. — Не вам ли не знать, что люди хитры, изворотливы и для своего блага готовы пойти на всё, даже на низкие и подлые поступки.
Он вернулся на своё место. Медленно опустился в кресло, а потом сказал:
— Ты права. Большинство людей подлые. Мне хочется верить, что ты не из их числа.
— Я не такая, — сказала твёрдо и вздёрнула подбородок.
— Тогда, отдай мне свой телефон, Света, — попросил вдруг он и протянул руку с раскрытой ладонью.
Недоумённо посмотрела на него и на его ладонь, сглотнула и непонимающе пробормотала:
— Зачем вам мой телефон?
— Ты пишешь на него наш разговор, — сказал он обыденным тоном, правда, убрал руку и сжал её в кулак.
Он пояснил, видя мой шокированный взгляд:
— По всему моему дому расставлены камеры видеонаблюдения. Ты решила, что умнее и хитрее меня, Света, да? Что ты собиралась делать с этой записью? Шантажировать меня? Или отправилась бы прямиком на телевидение? Хотя нет, постой… Ты бы отдала её моим врагам. Верно?
Сначала я подумала, что права в своих суждениях, а потом, мне в голову пришла мысль, что богатство и статус Северского могли сделать его постоянной мишенью для вымогателей и шантажистов.
— Либо ты добровольно отдашь свой телефон, либо его всё равно изымут, но тогда, моё предложение навсегда утратит силу. У тебя пять секунд. — Он посмотрел на часы. — Один, два, три…
Подрагивающими пальцами достала из кармана пиджака телефон и положила на стол перед Северским.
Он перестал отсчитывать и замолчал. Убрал мой телефон в ящик своего стола и после, посмотрел мне в глаза. Его лицо оставалось бесстрастным, жёстким и холодным, будто айсберг.
Ни слова не говоря, он протянул мне документ и ручку.
Я едва не разрыдалась от отчаяния, но потом, опустила взгляд на бумаги и замерла.
Здесь был только договор на работу. Заявления на отказ от ребёнка я не увидела.
Вскинула удивлённый взгляд на Северского и пробормотала:
— Спасибо…
— Я не такой уж монстр, каким ты меня представляешь, — сказал он хмуро и после секунды молчания, добавил: — Читай и подписывай. Потом пойдём к Филиппу.
* * *
Светлана
— Помощница няни? — удивилась я.
— Да, — сказал Северский. — Уж извини, но ты пока не знаешь привычек Филиппа. Марта тебе всё покажет и всему научит. Она с ним рядом с самого рождения.
Кольнули его слова – с самого рождения…
Вздохнув, кивнула и слабо улыбнувшись, подписала договор.
Протянула Северскому его экземпляр, а свой сложила вдвое и убрала в сумку.
— Я готова. Идёмте к Филиппу? — сказала, ощущая покалывание на кончиках пальцев.
Меня так и распирало от нетерпения. Скорее хотела оказаться рядом со своим сыном и взять его на руки, прижать к своей груди, зацеловать его сладкие щёчки, лобик, носик и навечно остановить время…
— Не спеши, — остановил он мой пыл. — Ты толком не прочитала договор.
Я напряглась.
— В договоре имеется пункт о неразглашении. Ты должна молчать о том, что происходит в этом доме. А также должна навсегда забыть, что Филипп – твой сын. Ты – помощница няни, потом переведу тебя на должность няни. Помни это, Света.
Потупила взгляд и с силой сжала сумку.
— Поняла, — сказала тихо.
— Хорошо. Надеюсь это так. Ни тебе и ни мне не нужны проблемы, верно?
— Не нужны… — пробормотала тихо.
Посмотрела в его холодные глаза и увидела в них… тревогу?
Северский боялся!
А ведь он и правда, сильно рисковал. В голове тут же возникла мысль, что я смогу доказать правду и вернуть своего сына…
Снова посмотрела мужчине в лицо и вздрогнула.
Он глядел на меня так, словно прочёл мои мысли.
— И без глупостей, Света, — добавил он.
— Конечно…
— Пойдём, познакомлю тебя с Мартой. Заодно побудешь с моим сыном, — сказал он совершенно другим уже тоном – дружелюбным и мягким. Исчезла холодность и резкость.
Зато меня в самое сердце кольнули его слова: «побудешь с моим сыном».
* * *
Когда я взяла своего родного сыночка на руки, малыш сначала заплакал и начал вырываться.
Конечно, ведь я для него незнакомая и совершенно чужая тётя.
— Тише, тише… — сказала я ласково. — Я всего лишь хочу с тобой познакомиться. Меня зовут Светлана, Света. И я теперь всегда буду рядом с тобой…
Марта бросила на меня недовольный взгляд и потом многозначительно посмотрела на Северского. Тот никак не отреагировал.
— Филипп не приучен к чужим рукам, — сказала она строго и попыталась отнять у меня ребёнка. Я увернулась и прижала малыша к себе, гладя его по упругой спинке.
— Он сейчас успокоится, — сказала уверено и начала покачивать своего малыша. Чтобы он скорее привык ко мне, тихонько запела.
Филипп тут же перестал плакать и весь сосредоточился на одном — на моём голосе.
Когда закончила петь, малыш с интересом смотрел на меня и изучал своими любопытными и цепкими пальчиками.
— Удивительно, — произнесла Марта с озадаченным видом. — Филипп кроме меня и вас, даже мать родную к себе не подпускал. Вы же помните, Дмитрий Мстиславович, какую истерику он нам всем закатывал, стоило Веронике Леонидовне или кому-то другому к нему прикоснуться.
Я широко улыбнулась. Ничего удивительно, ведь Филипп почувствовал, кто я. Он узнал меня, свою родную маму. Мы же с ним девять месяц провели вместе. Он слышал мой голос, мою песню, которую только что спела ему, малыш ощущал мою бесконечную любовь к нему и знал, что я его очень ждала…
Северский глядел на меня с сыном каким-то странным взглядом: хмурым, но при этом тоскливым.
Но мне было всё равно на его чувства.
Сейчас весь мой мир замкнулся на одном маленьком человечке – моём сыночке.
— А посмотрите на эти глазки, — ворковала я с ним. — Какие чудесные голубые глазки. А носик? Прекраснее носика нет ни у кого на свете.
Филипп сидел у меня на руках с довольным видом, он слушал меня и улыбался.
А мне так приятно было ощущать на руках тяжесть его тела.
Боже, а как он пах! Во всём мире не было аромата прекрасней.
Мой малыш… Мой родной и любимый сынок. Моя кровь и плоть. Ты только мой. Ты не сын Северского и не сын моего бывшего мужа. Ты – мой сын. И пусть мои губы молчат, но мысленно я кричу тебе: «мой сынок!»
Ты видишь и чувствуешь мою любовь к тебе. Я всегда буду рядом, мой маленький. Буду оберегать, дарить свою любовь и нежность, и клянусь, что когда-нибудь, ты обязательно узнаешь, что я твоя мама.
Под присмотром всё той же Марты и даже Северского, я покормила Филиппа. Мне позволили это сделать самой.
Малыш покорно ел ложечку за ложечкой, и когда я приговаривала, что следующая ложечка за маму, за папу, за Филиппа, он сначала улыбался, а потом широко открывал рот.
— Светлана, а вы нашли к нему подход, — заметила Марта, всё ещё находясь под впечатлением, что малыш так быстро, практически мгновенно принял меня. — Боюсь, что такими темпами, кроме вас, он никого к себе не подпустит.
В её голосе послышались ревностные и недовольные нотки.
Её слова напрягли меня. Я быстро взглянула на Северского, но тот лишь сказал:
— Прошу тебя, Марта, не переживай ни о чём. Просто знай, что мой сын в надёжных руках.
Благодарно улыбнулась мужчине.
Марта же насупилась и бросила на меня хмурый взгляд.
— Как скажете, Дмитрий Мстиславович, — сказала она покорно.
После сытного обеда, я принялась играть со своим сыном. Ему нравилось со мной, и малыш без конца начал издавать разные звуки и что-то лепетать, словно рассказывал мне о том, как он тут жил всё это время без меня.
Когда малыш наигрался и начал зевать, Марта нравоучительным тоном заявила, что Филиппу Дмитриевичу пришло время укладываться спать.
— Послеобеденный сон необходим ребёнку, — объясняла она мне, будто я этого сама не понимала.
Северский всё это время находился рядом.
Я также сама уложила сына в кроватку, сама села рядом и, гладя его по шелковистым светлым волосикам, прошептала:
— Я знаю одну песенку, которую в детстве перед сном мне пела моя мама.
Поцеловала его в розовую щёчку и, касаясь его маленьких, словно кукольных, пальчиков, негромко запела:
— Ложкой снег мешая, ночь идёт большая. Что же ты, глупышка, не спишь? Спят твои соседи белые медведи, спи скорей и ты, малыш. Мы плывём на льдине, как на бригантине по седым, суровым морям. И всю ночь соседи, звёздные медведи светят дальним кораблям.*
Когда Филипп заснул, я ещё долго смотрела на него, и мои глаза наполнились слезами. Какое же это счастье, находиться рядом со своей кровиночкой! Несколько часов с сыном и все мои переживания, слёзы, боль души и сердца — всё исчезло. Филипп — моя боль и он же — моё лекарство.
Посмотрела на задумчивого Северского и прошептала ему:
— Спасибо.
Глава 16
Светлана
Три месяца спустя
После того как проснулась и привела себя в порядок, как обычно, направилась в комнату своего сына, чтобы переодеть его, а потом накормить.
Подошла к детской и только взялась за дверную ручку, как услышала за дверью восторженные взвизгивания Филиппа.
Кстати, мне пришлось признать, что Северский умеет обращаться с ребёнком.
Сердце заныло. Дмитрий любил Филиппа, и эта любовь проявлялась во всём – начиная с игрушек, которые он покупал едва ли ни тоннами, самым лучшим питанием и, конечно же, его заботой.
Не смотря на загруженность в работе и даже дома, но он всегда находил время побыть рядом с малышом.
Вспомнила недавний разговор с мамой.
Как же мне хотелось рассказать ей о Филиппе, обрадовать её измученное и болеющее за меня и брата сердце, что она бабушка и что её внук жив, здоров и прекрасен.
Она не очень была рада тому факту, что я работаю помощницей няни в доме председателя арбитражного суда. Мама считала, что я добровольно режу себя без ножа и просила меня найти другую работу, не связанную с детьми.
Мне пришлось убедить её и утешить, что наоборот, так мне легче, и я дарю нерастраченную любовь и нежность этому малышу.
«Моему сыну».
Но мне приходилось молчать и не говорить правду. Больно лгать матери, которая не меньше, а даже больше меня вынесла за свою жизнь.
Я помнила слова Северского о том, что он может помочь моему брату, отправив его в клинику, где его смогут поставить на ноги.