Я зажег выделенную мне масляную лампу, и уставился в потолок.
После моего выхода наружу многое изменилось. Занятия с Леа встали на поток, и я уже мог спокойно объяснить, где стоит тарелка или назвать части тела. Ввиду этого прогресса, я узнал, где и как меня нашли, а так же сколько я пролежал без сознания на этой самой койке. Без малого тридцать дней я мертвым грузом висел на плечах этих людей. Но самым странным оказалось то, что физически я был здоров уже на вторые сутки после моего обнаружения, даже отгрызенные пальцы вернулись на место. Леа сказала, что на меня было страшно смотреть после работы сероволков, и даже Сорас не был уверен, что удержит меня в мире живых. Но удержал.
Это поражало. Нет, не то, что я был на грани смерти, ведь я этого не помню. Поражала работа чар Сораса, ведь физическое восстановление конечностей за сутки, да еще и с органами в придачу — это блаженный сон любого жителя Земли. Части моего тела буквально нарастили. Одновременно с этим, меня беспокоило наше местоположение и отшельнический образ жизни целителя. Кто же бродит по этому миру, если такой остроухий чудотворец живет в глуши, окруженной деревьями?
К сожалению, я еще не мог понять туманные объяснения по поводу работы чар, так как сложно найти примеры, на которые можно ткнуть пальцем, а закорючки, которые Леа назвала общей письменностью, мне никак не давались, что усложняло процесс. Но обозвать это магией было самым простым решением.
К слову, язык, на котором мы общались, также общий.
Как я понял из наших с Леа разговоров — я атлан, и это, в придачу к заостренным ушам девушки и ее отца, говорило о разнообразии разумных существ в этом мире. Как минимум мой слух уловил еще два слова, которые я определил как названия рас: фойре и грендар.
Несмотря на заботу и терпение, которое проявили мои спасители, я опасался открыто расспрашивать об обитателях этого мира, его истории и, самое важное, о магии. Мне было комфортнее позиционировать себя не знающим языка атланом, который потерял память о произошедшей трагедии, и я не представлял, что будет, когда я попытаюсь объяснить свое происхождение.
— Надо спать, — пробубнил я себе.
Подгребая одеяло, мой взгляд уловил темное пятно на простыне. Я сначала не придал этому значения, но пролежав с полминуты, пытаясь уснуть, меня словно ударила молния. Подорвавшись, я соскочил с кровати и, схватив лампу, приклеился глазами к своей находке.
Темно-коричневое пятно, как если бы к простыни прижали разогретое железо, выделялось так же четко, как припаленный сигаретой белый лист. Только его форма была отпечатком моих скрюченных пальцев.
По-видимому, мой сон был настолько волшебным, что я от ужаса прижег горячей рукой плотную ткань.
Воодушевившись проявившимися способностями, я часто задышал и хотел было направиться к Сорасу, но одернул себя. Спина покрылась потом, а сердце разогналось аки резвый жеребец на выгуле, отбивая ритм по внутренней части груди.
— Неужели это мои чары? — спросил я у простыни дрожащим голосом.
Вдох. Выдох.
Мне нужно было срочно придумать логичный способ оправдать свои расспросы о магии или, лучше всего, ее полное непонимание. Но какой?
Промучившись пару часов, я решил, что если Сорас не излечил мою амнезию, его магия не действует на мышление. Значит, есть шанс, что он может не знать, как именно работает потеря памяти. Мог ли я выборочно потерять память о магии, но не забыть свое имя? Теоретически, мог. Но будет ли для него достаточно этого объяснения, вот в чем вопрос.
Та простота, с которой они творят магию, уже давно вышибла возможность округлять глаза при каждой возможности, и пора было исправлять это дело. Или хотя бы оправдать.
Конечно, было неприятно обманывать Леа, ведь девочка так добра и открыта, что сложно представить себе ее с факелом в руках, отмахивающейся от меня, как от прокаженного. Да и вообще, отец с дочерью проявили невиданную для меня заботу, безвозмездно исцелив и занимаясь моей реабилитацией. Но вариантов не так много.
Заучив, как мантру, слезливое обращение к целителю, я все-таки заставил себя уснуть.
…
— Сорас, прости, что скрыл это, но я забыл не только о том, что со мной случилось.
Целитель нахмурил тяжелые брови, и его вены на лбу вздулись.
— Видишь ли, я совсем недавно это понял. Но кажется, я не могу вспомнить ничегошеньки о магии, — пропел я.
— Маг’хи? Что это такое, Са-арг тебя забери? — спросил недовольно Сорас, закидывая зайца-рогача в сумку.
Я начал сомневаться в своем решении подойти к этому разговору во время охоты и неуверенно объяснил:
— Ну, это когда ты лечишь или Леа создает ветер.
— Хм, ты имеешь в виду эйк’таш? — удивленно спросил он и провел ладонью над моей грудью.
Я почувствовал тепло и кивнул.
— Маг’хи…Странное слово, Атлан. Ты вообще странный, — задумчиво сказал он, поправив очки.
Я напрягся, но старался выглядеть спокойным и наивным.
— Ну, там, откуда я родом, мы иногда называем эйк’таш магией. Это не слишком распространено на Фариде.
— О как.
Он резко пригнулся, и я последовал его примеру. Впереди мелькнула белая шерсть рогача, и я затаил дыхание.
Никак не привыкну к охоте.
Сорас передал мне лук и указал на замершего пушистика.
Я молча натянул тетиву и, прицелившись, выпустил стрелу. Она прошла над головой белого рогача, естественно, спугнув его.
Целитель проворчал себе под нос что-то про Са-арга и, хлопнув меня по плечу, сказал:
— Ничего, скоро научишься.
— Научусь, — подтвердил я уверенным тоном.
Подойдя к месту, где сидел предполагаемый ужин, я подобрал стрелу и закинул ее в запасной колчан.
Лес вокруг шумел и трещал без умолку, а запах зелени и влаги заставлял ноздри чесаться. Солнечные лучи, пробиваясь через плотно раскинувшиеся кроны, создавали атмосферу волшебства и спокойствия. Мне нравилось быть в этом лесу.
— Так вот, — негромко сказал я, догнав целителя. — Я почему-то не могу вспомнить ничего об эйк’таш, словно из меня вынули это знание.
Сорас сузил взгляд, всматриваясь между деревьями и, видимо, ничего не заметив, сказал:
— Я не знаю, как тебе помочь с этим Каин. Покажи мне, где нарастить мясо, кости и ткань — я сделаю это, если хватит моих способностей, но разум для меня загадка. На Фариде нет таких практиков. На это способны только Шиадан.
Видимо, я слишком заметно скривился от очередного незнакомого слова, что Сорас сжалился надо мной и, не дожидаясь вопроса, пояснил:
— Шиадан — это высшие маги. Те, кто стоит рядом с правителями.
— Ясно. Но если это не исправить маги… эйк’таш, может быть, ты сможешь научить меня заново? — наглости моей не было предела.
Криво ухмыльнувшись, Сорас сказал:
— Хах. Этому нельзя научить Каин. Для этого нужно золото!
Я переспросил тупо:
— Золото?
— Ох, ну и повредило же тебя мальчик, — жалостливо потрепал он меня по плечу.
На какое-то время мы стихли, так как Сорас увидел рогача. Подобравшись немного ближе, он снова передал мне лук и кивнул.
Я натянул тетиву и, задержав дыхание, отпустил стрелу. Та со свистом пульнула вперед и, пролетев плюс-минус сотню шагов, пробила тонкую шкурку рогача.
— Вот так, парень, — удовлетворенно кивнул Сорас.
Я почувствовал себя непомерно мерзко, выдумывая истории про потерю знаний о магии и притворяясь в целом. Во мне была почти стопроцентная уверенность, что этот человек не отвернулся бы, узнай, что я, мягко говоря, не местный. Но все равно не мог открыто все рассказать.
— На сегодня хватит, — закинув третьего рогача в мешок, задумчиво сказал целитель. — Пора возвращаться.
И я не был против.
— Сорас, что на счет эйк’таш?
Целитель скривился:
— Ай, Каин, прекрати издеваться над древним словом! Говори лучше это, как его "маг’хи". Твой акцент ужасен.
Я весело улыбнулся:
— Что поделать, старик, что поделать…
— Я не старик! — прищурился он.
— Нет, не старик, но реагируешь как старик! Ума не приложу, откуда у тебя такая юная дочь, — театрально задумался я.
Сорас фыркнул и снисходительно сказал:
— Эх, мальчик, видимо память тебя подвела со всех сторон. Но я не стану рассказывать, как появляются дети!
— Ну, спасибо, — вяло улыбнулся я, чуть не споткнувшись о камень.
Целитель посерьезнел:
— А на счет эйк’таш разберемся. Думаю, дочка будет рада поводу рассказать что-нибудь.
Глава 6
Глава 6
— Хм-м, — приложила палец к подбородку Леа. — С чего бы начать…
— Ну, для начала, расскажи, как работает магия.
Я и Леа сидели на скамье у двери и потягивали травяной чай. Как и ожидалось, девочка была предельно рада просветить меня и после обеда сразу же потащила на улицу.
— Как работает… Странно, я никогда не задумывалась, как она работает, — глядя в небо, сказала Леа. — Ты просто думаешь про структуру, и она активируется.
— Структуру? — мои брови подскочили.
Леа кивнула:
— Ага. Так эльфы изначально называли заклинания.
— Но твой отец сказал, что для этого нужно золото.
— Золото нужно не на структуры, глупый, а на плету, — заважничала она, подняв палец. — А для сотворения, нужна к’ташу.
— К’ташу, — повторил я.
Леа улыбнулась и продолжила:
— К’ташу — это тесто для структур, материал для сотворения. Без к’ташу — нет магии.
Я решил, что так они называют ману, которая, помимо игр и книг, в мифах какого-то народа, насколько я помню, означала то ли удачу, то ли благосклонность божеств.
— Чтобы получить структуру, нужно купить плету, — обыденно сказала Леа.
— Что такое "плету"?
— Плету… Хм, это как моя письменная скрижаль, только тонкая и мягкая.
Значит, будет свитком.
— Принято. И что же происходит дальше? — спросил я.
Сделав последний глоток, Леа поставила чашку рядом с собой и вытянула вперед руку.
— Дальше ты читаешь свиток и понимаешь структуру. Потом думаешь о ней, структура формируется, и ты можешь сделать, что пожелаешь.
Над ладонью девочки мгновенно проявился полупрозрачный шар размером с футбольный мяч. Она покрутила его и швырнула в сторону леса. Через шагов десять я перестал его видеть, и лишь когда он добрался до деревьев, заметил еле видимое колыхание листьев.
— И что же, кроме свитков структуры никак не выучить? — разочарованно спросил я.
Леа вздохнула и грустно сказала:
— Нет, Каин. Это опасно.
— Опасно?
— Мы разве не учили с тобой слово "опасность"? — удивилась она.
Я запыхтел.
— Я не об этом, — терпеливо начал объяснять, — почему опасно?
— Если пытаться создавать структуры без свитка, ты можешь погибнуть. Мало того, погибнуть могут все, кто окружает тебя в этот момент, — сказала она поучительно. — Очень многие сгорели от отдачи, пытаясь сделать это сами.
— Но как тогда создаются свитки? — резонно спросил я.
Леа поерзала на скамье и недовольно сказала:
— Их создают Шиадан, архимаги. Для других на это знание наложен запрет.
После слов о запрете, я предвкушал пару половников дегтя в мире, где магией можно восстановить вырванное сердце.
— И для чего наложено это ограничение? — машинально спросил я, почесав бороду.
— Это долгая история, — послышался бас Сораса от входной двери.
Я повернулся к нему:
— А если вкратце?
Сорас поправил жилет и присел на корточки.
— В кранце? Ладно. Тысячу лет назад могущественные маги, соревнуясь в силе, уничтожали целые города. Даже планеты были под угрозой. Собравшись вместе, разумные смогли избавить наш мир от этих безумцев. Впоследствии в обжитых уголках сок’ариа, куда простираются руки таодан, установили закон о предании забвению искусства создания структур. С тех пор никто кроме Шиадан не владеет сотворением без свитков, — безэмоционально проговорил целитель на одном дыхании.
— Что значит сок’ариа?
— Великая пустота, которую ты видишь на ночном небе, — моментально ответила Леа, будто готовилась к моему вопросу.
Они имеют в виду космос? Вселенную?
Я постарался не ронять челюсть и сейчас еле сдерживался, чтобы не начать расспрашивать об этом. Это было бы слишком. Я и так слишком много свалил на амнезию.
— Достаточно кратко? — ухмыльнулся Сорас.
— Ага, — ответил я как можно спокойнее, но внутри все гудело. — И где же покупать эти свитки? Они дорогие?
— Структуры то? Малые не очень, а на всё, что выше малых, простым смертным придется горбатиться полжизни.
— Понятно… — протянул я, думая совсем не о свитках, а про обжитую вселенную.
— Кстати, Каин, — ожила Леа, — мне вот интересно, какими структурами ты владеешь. Ты еще ни разу не показывал свои умения.
Я натянуто улыбнулся и постарался ответить как можно безопаснее:
— Я уже говорил Сорасу, что не помню магию. К сожалению, это относится ко всему, что с ней связанно. Поэтому, болтушка, твоему языку сегодня будет работа.
Посмотрев на довольно улыбающуюся Леа, я подумал о том, что скрывается за ее жутким шрамом. Почему Сорас не вылечил его магией? Я не хотел поднимать неприятные темы ради своего интереса, поэтому мне оставалось только гадать или ждать откровений.
— Тогда давай после стрельбы я расскажу тебе все кааак можно подробнее. Всё, что знаю. Но с условием: если ты меня перебьешь! — предложила чертовка.
Сорас хрюкнул, забавляясь заведомо нечестной сделкой.
— Но Леа, я ведь лук пару недель в руках держу, а ты с детства! Как я тебя перебью? — абсолютно честно возмутился я.
Я действительно сомневался, что это случится в ближайшие годы. Тем не менее, девочка все равно всё расскажет, ей лишь бы поболтать.
— Ну, если проиграешь, тогда с тебя одно желание! — подняла она палец.
Сорас заступился за меня:
— Если? Леа, не мучай парня, он ведь не помнит ничего.
— Ну и что! Зато будет мотивация стараться получше, чем обычно! — хихикнула девчушка.
На том и порешили…
Я завалился на кровать и, закинув ногу на ногу, думал о планетах и вселенной. Земная технология была достаточно развита, чтобы видеть, но не посещать. Мысли наполнились кучей безумных фантазий и теорий, но всех их перекрывал один вопрос: если этот магический мир вышел за пределы этой планеты, то почему мы сидим в избе посреди леса?
Этот дом абсолютно обычный без каких-либо намеков на технологию. К тому же, фраза "обжитая вселенная" подразумевает перелеты на сотни световых лет. Это корабли, сверхсветовая скорость, какие-нибудь "кротовые норы" или ретрансляторы.
В моем представлении космическая цивилизация должна быть совсем иной: летательные аппараты у каждого разумного, принтеры еды, видеосвязь, какие-никакие андроиды…
Я же возлегал на обычной деревянной кровати с пуховым постельным бельем. Носил привычные, на мой взгляд, брюки из натуральной ткани, похожей на местный лён, и ел из деревянной посуды приготовленную мной же пищу.
— Ничего не понимаю, — перевернулся я на бок.
А еще магия.
Когда я закончил мучить лук, Леа, как и ожидалось, все равно поведала мне всё, что знает о работе чар и известных ограничениях.
Из ее слов получалось, что вселенную наполняет некая изначальная субстанция "Кель", которую я для себя прозвал Эфиром. Кель (или Эфир), проходя сквозь живых существ, оставляет в них ману. Эта мана и воздействует на реальность, представляя из себя материал, имитирующий любые процессы и структуры доступные пониманию разумных.
И это не все. Издавна известно, что в каждом существе есть Сосуд, который и является как бы фильтром Кель. Этот Сосуд нельзя увидеть глазом или почувствовать маной. Он дает разумному возможность прикоснуться к возможностям Кель через ману, но также и ограничивает доступ к полному объему доступного материала. Эти ограничения называют замками. Несмотря на то, что замки можно "снять", никто не знает, почему так происходит и для чего стоит ограничение, но так есть и так было всегда.