— И тебе привет, Радов. Я жив, точнее относительно жив и иду в магазин, — хмыкнул Павел, перепрыгивая широкую лужу, занявшую почти весь тротуар по сухим участкам, недовольно зыркнув на прыгавшего по ней школьника. Который от его взора едва не пропахал носом асфальт. — Надо купить сметану и прочую фигню. У меня тут масленица намечается.
— Она ж закончилась давно уже, — удивился Сергей и Паша закатил глаза, обгоняя по бордюру ползущих впереди старушек, тоже занявшись всю дорогу, отодвинув трубку и рявкнув недовольно:
— Живее можно?! Что как обмороженные кильки на перевалочном пункте Уссурийск-Суйфэньхэ?!
— Хамло! Еще и матерится!
Паша удовлетворенно шагнул вперед, не обращая внимания на пыхтение позади себя, рассеянно разглядывая вывески магазинов и кафешек, вновь сунув телефон к уху.
— Это у тебя закончилась, а у Киры только началась, — хмыкнул он и тут же услышал в трубке гробовую тишину, — Серый? — озадаченно поинтересовался, и наконец, на том конце мрачно спросили:
— Кенар, ты, что ее простил?
Паша тяжело вздохнул, слыша этот отеческий недовольный тон своего лучшего друга Сергея Радова, обводя взглядом улицу и прикидывая, где бы лучше перейти дорогу.
— Да. И прежде, чем начнешь читать нотации я был не против, — отозвался Павел, решительно пресекая любые попытки наезда на Киру. Не сейчас точно, даже не завтра. Да и вообще не в ближайшее время. Не хочет он пока об этом думать и о том, что между ними сейчас происходит. Пока она в таком состоянии и пока они даже не добрались нормально до целостных отношений со свистоплясками в постели, романтикой и розовыми соплями, о чем можно еще рассуждать.
— Я просто не хочу повторения того же самого. Ты мое мнение знаешь, Кенар. Мужик ты взрослый, умный, вот только из-за этой бабы твои умные мозги набекрень стоят и извилины поперек, — пробурчал Сергей и Канарейкин хмыкнув, шагнул на пешеходный переход с остальной толпой.
— Сейчас мне все равно не до этого. Меня нужда выгнала в магазин. Сильная, безжалостная нужда выгуляться, — потянул он и на том конце снова замолчали, а затем раздался тихий смех, перерастающий в гомерический хохот. Да, умный Сергей тоже все понял сразу и даже быстрее, чем паша с бодуна.
— Ну, что Паша, — ехидно ответил Радов, смакуя эту новость, — иди, погуляй. Пока еще можно. Женщи-и-ины они такие, да. — Хохотнул он в очередной раз и Павлик, тяжело вздохнул, приметив яркую вывеску супермаркета, видневшуюся между домами. Вот прав все же Радов. Женщины такие женщины и имя им — коварство и суровая жизнь с перерывами на боевые действия раз в месяцок.
Глава 8 — Выпусти пар — стоять жарко
Кира понимала, что ведет себя, как конченная стерва, но ничего поделать не могла. Это все чертовы гормоны и бунтующая матка, которая вспомнила, что она у нее есть. И именно тогда, когда они только помирились, достигнув первого за месяц соглашения. А ведь она надеялась поговорить с Пашей, а не заниматься дурацкими блинами и нести какую-то чушь про масленицу!
Все началось с раннего утра, когда Леонова проснулась в благодушном настроении, готовая на подвиги и даже английский завтрак, которым собралась их побаловать в это субботнее утро. На часах было семь утра, Сникерс сонно моргал и даже не просил, есть (видимо убравшийся уже под утро Паша его покормил), потому можно было спокойно понежиться в душе. Квартира благоухала запахом морского бриза, сияла чистотой и стерильностью, как в операционной. Никаких яблок, никаких разбросанных вещей, не считая вчерашних джинсов, небрежно брошенных ею на дверцу своего шкафа. За которые, к слову, стало чуть-чуть стыдно, потому пришлось убрать. И вот уже будучи в душе, девушка стянула пижаму, отбросила ее в сторону и включила воду, покрутив вентили до нужной температуры, потянула снять белье, как почувствовала неладное.
Спазм скрутил живот. Слишком знакомый, чтобы не понять его значение и слишком не вовремя появившийся, потому что, откровенно говоря, Кира совсем забыла об этой важной ежемесячной детали. А ведь в прошлом месяце ее цикл тоже скакал, но скорей всего из-за переживаний, внутренних и внешних. Вот и в этом месяце стоило бы вспомнить об этом.
— Боже, какой кошмар, — вздохнула она. Слыша, как прокрался Паша и тихонько захлопнул входную дверь, исчезая из квартиры точно напуганное привидение. Стало чуть-чуть стыдно. Хотя нет. Ей было очень стыдно. Во-первых, за утреннюю сцену и тот факт, что она его разбудила с утра, хотя он почти не спал. И, во-вторых, за упоминание прокладок. Вот уж настоящая стыдоба. Сколько лет они знакомы, она никак не может к этому привыкнуть, и каждый раз выдает подобный финт.
Хотя, пожалуй, было еще, в-третьих — поцелуй, который заставил ее потерять всякую связь со вселенной. Паша поступил именно так, как поступают во всех крутых романах или фильмах — заткнул ее поцелуем, который полностью сорвал крышу сознания.
Начисто. На корню. Вместе с кровлей.
Она горела, как Нотр Дам. Хотя немного кощунски сравнивать себя с великим собором, но ничего не могла поделать. Поцелуй выжег внутри головы все мысли, оставив раздрай и пустоту, пустыню, безжизненную и опасную. А что было бы, если бы они зашли дальше?
— Все, не могу больше, — выдохнула Кира, покачав головой и переворачивая очередной блинчик. Она неуверенно покосилась на свое отражение в одной из стеклянных дверцей навесного кухонного шкафа и невольно оценила свой внешний вид.
Волосы растрепанны после того, как она позволила им высохнуть без фена и расчески, с левой стороны на щеке уже назревает пара небольших воспалений (и кто говорил, что после тридцати они исчезают?), бледное лицо, темные круги. Кошмар, сплошной ужас. Может ей подкраситься? Или замазать прыщи?
Вот Паша будто бы и не пил вчера, проснулся в прекрасном виде, даже не помят, только волосы немного торчали, отчего хотелось пригладить их рукой, а она, опять же, напала на него с дурацким веничком. Мужчинам гораздо проще выглядеть с утра хорошо, особенно, если они от природы красивы и харизматичны. Про себя Кира такого сказать не могла.
— И чего он во мне нашел? — в очередной раз задалась она вопросом и тут же нахмурилась, отчего между бровей пролегла складка. Что бы не нашел, он простил побег. Вряд ли конечно до конца. Кира знала, что им еще предстоит обсудить все произошедшее, когда они оба будут готовы к разговору. Во всяком случае, именно это им было нужно, чтобы дальше строить что-то.
Или может не стоит строить, и она все придумала? Может Кенар, таким образом, ей мстит?
Размышления прервал мяукнувший кот, потеревшийся о ноги, смотрящий на нее внимательным взором. На его мордочке будто читалось: прекрати так много думать.
— Я знаю, но это само собой выходит, — вздохнула девушка, взяв в руки крупное красное яблоко из тех, что уже успела помыть, принявшись отчищать его от кожуры, дабы приготовить домашний джем. Тоже сама себе мороку создала, но раз уж взялась, то стоило бы закончить. Тем более это отвлекало, пока таблетка обезболивающего действовала, притупляя боль внизу живота.
За посторонними мыслями Кира даже не заметила, как успела начистить целый килограмм и даже не услышала, как вернулся домой Паша, аккуратно снявший ботинки и шурша пакетами с покупками, тихонько пробрался на кухню.
Очнулась лишь, когда его руки обвились вокруг талии со спины, прижимая к крепкому телу, окутывая запахом духом, таких привычных и любимых, смешанных с сигаретным дымом, который не раздражал даже сейчас.
— Решила еще и блины яблочные испечь, чтоб совсем до изжоги? — шутливо поинтересовался он, утыкаясь носом куда-то в основание шеи, с шумом втягивая носом запах, исходящий от нее. Кира невольно хмыкнула, продолжая методично чистить яблоко, ощущая как бунтующие гормоны. Точно разбредшие по кухне тараканы заметно притихли в его объятиях.
— А ты что ли не боишься, что я тебя прирежу? — спросила Леонова, прекратив чистить яблоко, с наслаждением прикрывая глаза, когда Павел чуть сильнее прижал ее к тумбе, заставив опереться в нее рука, и коснувшись губами ее правого уха, тихонько мурлыча словно кот:
— Глупости, какие, у меня есть меры воздействия на твое пси-поле. Утром испробовал новый метод — помог. Теперь уже не сможешь мне навредить, — она почувствовала его улыбку и невольно рассмеялась. Вот что за клоун. И опошлит, и поюморит.
— Тебя не Кенар надо звать, — фыркнула Кира, чувствуя, как руки поднялись выше, забираясь под шелк маечки пижамного костюма, продвигаясь прямо к ее груди, но замерев холмиками, чуть щекоча пальцами ребра, заставляя мурашки пробежаться по всему телу.
— А как?
— Лиса ты. И фамилия у тебя должна быть Лисичкин, — чуть задохнулась от собственных слов, когда его пальцы немного приподняли грудь. Такая легкая, небрежная ласка, сводящая с ума тело, выворачивающая сознание и душу наизнанку. Паша и, правда, игривая пронырливая лиса, а она походу — глупая курица, беззастенчиво в него влюбленная.
— О, фыр-фыр-фыр, — передразнил он лисенка, которого как раз показывали в научной передаче о жизни лис в природе по телевизу, тихо шумящему где-то чуть дальше над их головами. Этот рыжий наглец сейчас идеально характеризовал Кенара, которым уже самым подлым образом убрал руки от ее груди, обхватив девушку за бедра и разворачивая к себе лицом, отчего хотелось смутиться. Он тут весь такой красивый, а она даже не накрашена. Сейчас увидит ее лицо, эти прыщи, встрепанные волосы…
Поток идиотских мыслей был прерван поцелуем. Жарким, властным, влажным и из-за чего даже стон получился каким-то необычайно низким для нее. Или это стонал Паша? Неважно кто, на переднем плане все равно маячили эмоции, которые дарили движения его языка и губ. Руки сами собой потянулись к его волосам, с удовольствием зарываясь в золотисто-каштановую копну одной рукой, а другой, проводя кончиками, по легкой щетине, обводя каждый острый угол, каждую черточку его лица, скользя на шею.
Нет, определенно, такие эмоции подделать нельзя. Невозможно врать с таким упоением целуя кого-то, прижимая к краю стола так сильно, что он впивается в спину, оставляя красный глубокий след на коже. Причиняя боль, которую совершенно не ощущаешь, будучи погруженным под глыбой невероятных, сумасшедших ощущений, давящих сверху вниз.
Губы исчезли, заставив девушку жадно вдохнуть воздуха в попытке вновь поймать их, но те ускользнули куда-то в район шеи, выводя и выжигая каждым поцелуем знак на ее коже.
— Нам ведь нельзя, — прохрипел паша между поцелуями, водя руками по ее тело, вновь задирая ткань, сминая мягкий шелк между пальцами, поднимая его вверх и заставляя девушку обхватить его плечи, дабы приподняться на цыпочки. Рывок и вот она снова на столе, будучи затылком в опасной близости от шкафа, но разве это кому-то мешает?
Абсолютно нет.
— Просто заткнись, Паш, — выдохнула Кира, с жадностью тяня его тонкий темный свитер наверх, дабы коснуться его кожи, но он отчаянно ей мешает, заглядывая в горящие золотом глаза.
— Кира, правда, нельзя. Потом будешь со своими гормонами мне анафему устраивать из-за собственной стыдливости, — хмыкнул он, хотя горящий зеленый взор говорил о том, что он не прочь бы и продолжить. Девушка сглотнула накопившуюся слюну, стараясь унять пожар внутри, ощущая влагу между бедер и это явно не ее ежемесячная проблема, а кое-что серьезнее и существеннее. Как и выразительный бугор, скрытый под темными джинсами. Секунда на принятие решения, от которого ей будет потом дьявольски, просто невероятно стыдно. К щекам приливает горячая кровь, а вот ладонь самопроизвольно скользит по его груди к ремню, хватая бляшку. Непослушные пальцы пытаются расстегнуть ее, пока удивленный Паша стоит на месте, ошарашено хлопая глазами.
Кира решительно спрыгнула со стола, не давая себе и секунды на раздумье, потому что потом на это точно не решится.
— Кира… — выдохнул ошарашенный Павел, когда девушка опустилась перед ним на колени, расстегивая с третьей попытки ремень, тяня молнию на ширинке, даже не пытаясь отступить или замешкаться.
— Просто помолчи или я передумаю, — выдохнула она, бросив на него смущенный взгляд и чувствуя, как кровь бешено приливает к щекам, распространяя ее по всему организму. Кажется, даже шея стала розового цвета, стоило потянуть вниз боксеры, освобождая его член из плена одежды. Она даже задохнулась, невольно разглядывая его воочию, каждую вену, приличную толщину, которую даже ее длинные пальцы не могли обхватить до конца. Как и впечатляющая длина, от вида которой появился легкий мандраж и страх, будто у малолетки-девственницы, вроде «а поместится ли?…».
Паша замер и задохнулся от восторга, когда она обхватила его пальцами, сделав первое поступательное движение на пробу, словно пытаясь понять и осознать.
— Ощущаю себя монашкой, — хрипло пробормотала, чувствуя. Как его пальцы зарылись в ее волосах. Взгляд вновь неуверенно поднялся на его перекошенное от страсти лицо. — Если что, это реально в первый раз.
— Для первого раза у тебя уже зачет пять баллов, — прошептал Паша, когда она коснулась губами головки, чуть лизнув, едва сжимая пальцы, ощущая приятную твердость его органа. Язык скользнул по всей длине уже смелее, когда стон над головой стал громче, а жажда опробовать нечто новое и неизведанное заглушили голос разума и перебороли напрочь всякое смущение.
Кира не спеша пробежала кончиками пальцев по гладкой коже, касаясь внутренней стороны бедра и вновь возвращаясь к его члену, когда она спустя пару секунд раздумий, наконец, погружает в рот, ощущая тяжесть на языке. Непривычные, такие незнакомые чувства, игра, в которую она постепенно втягивается, чувствуя, как Паша сжимает ее волосы, направляя каждое движение ее головы, входя глубже в горячий, наполнившийся слюной рот, отчего скольжение облегчается, а ее язык постепенно привыкает и даже принимается изгаляться, выписывая невероятные узоры, будто живя отдельной жизнью.
Раньше минеты для Киры казались чем-то странным. Ее немногочисленный сексуальный опыт как-то не доводил девушку до познания этой науки, да она и вовсе не считала эти знания такой уж необходимость в сексе. Хотя пару раз ее партнеры намекали, но девушка открещивалась, то брезгуя, то, просто не желая заниматься подобным.
Но вот именно сейчас, с Пашей, стоя на коленях и чувствуя, как его толстая головка почти добирается до самой глотки, но, не проникая глубже, дабы не вызвать тошноту — это не казалось чем-то унизительным и странным. Его стоны и пальцы, перебирающие нежно волосы, направляющие движения, все это было таким манящим. Словно в какой-то момент она обрела власть, получив ее в руки и не только их.
Паша напрягся, а Кира ощутила, как он крепче сжал ее голову, с трудом выдыхая:
— Кира, я сейчас… кончу.
Как будто она бы отпустила этот невидимый для него поводок. Отнюдь, ее пальцы заскользили вдоль всей длины, губы вновь обхватили член, погружая глубже, чувствуя, как он сдается. Миг и он выстрелил внутри ее рта. Пряная жидкость наполнила рот. Не сказать, что вкус был сродни нектару, но терпим, однако и противно Кире тоже не было.
Она сглотнула, выпуская его член, откашливаясь, с трудом переводя дыхание, поднялась с пола на дрожащих ногах, чувствуя, как ее потряхивает от пережитого. Впрочем, не только ее.
— Десять баллов набрала? — хрипло поинтересовалась, переводя дыхание и прислоняясь к краю стола, глядя на натянувшего джинсы Павла, который едва смог справиться с ремнем, подняв на нее зеленые горящие глаза. Хоть на его лице все написано, она по-прежнему не понимала, что он сейчас чувствует. Понравилось ему? Он в восторге? Или в легком недоумении? Может разочаровался?
Рой мыслей вновь наполнил пустую голову, превратив ее в жужжащий улей, который исчез после одного единственного предложения сказанного хриплым голосом:
— Вот теперь я точно конченный влюбленный дебил.
Глава 9. Бить баклуши — тяжкий труд
— Так вы что же, не переспали?
Кира закатила глаза, раскладывая на столе бумаги и отчаянно пытаясь спрятать пунцовое лицо от вездесущего взора Ланы, которая с любопытством продолжала разглядывать ее. Чего они все привязались? После того, что случилось на кухне, она еще долго не могла осознать, что на это решилась. Точнее сказать, вообще не поняла, как решилась на такой поступок. В голове был полный сумбур из мыслей, а в душе раздрай. К слову, они так толком и не поговорили. Не смогли, потому что из-за месячных и того что случилось, все отошло на второй план. Субботу и воскресенье они провели просто вдвоем, наслаждаясь тем, что снова могут проводить время, вспоминая, как это весело смотреть вместе комедии на большом диване Павла. Разложив его и обнимаясь, поедая соленые фисташки и запивая это дело лимонадом. Правда в случае Киры, она еще и торт целый съела, отчего пришлось в срочном порядке пересесть на легкую еду и вытерпеть пару шуток Паши на тему задницы Кардашьян. Правда, он быстро замолк, когда ее гормоны в очередной раз дали о себе знать.