Часть 1 Знакомство
История одной любви
ЛЮБИТЬ ВОЛКА. БЫТЬ ВОЛКОМ.
Часть 1 Знакомство.
Знаете как обычно у женщин? Прямые волосы — завить, а завивающиеся — выпрямить. Так и у меня. Меня не воспринимали всерьез. Мелкая, с округлыми, немного детскими чертами лица. Крупными карими глазами и вьющимися непослушными темно-русыми волосами. Мой рост метр пятьдесят семь сантиметров. Ну вот кто будет воспринимать такую мелочь всерьез? Правильно — никто. И если в школе, славные детские годы на хуторе Тумак, Волгоградской области, прошли ярко и только в лучших воспоминаниях. Там все друг друга знали, в основном жили семьи старожил. То мое поступление в МГУ им. Ломоносова на юрфак это начало моей истории. Начну с начала, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова Юридический факультет — это было моей мечтой. С самого раннего детства. Мой дет, он был адвокатом, успешным и честным. Я была еще совсем крохой, когда его показали по всем новостям и напечатали во всех газетах. В лихие 90е, которые я не особо помню в силу малого возраста, и мой дед. Ему было плевать, что он защищал простого работягу пойдя против системы. Суд он выиграл, не просто очистил имя подзащитного, а в ходе разбирательства выявил оборотней в погонах подставивших подзащитного и указал на нескольких заинтересованных, среди которых мог быть виновный. Это его и погубило. Деда нашли на окраине Волгограда растерзанным, якобы диким зверем. Только откуда взяться дикому зверю в городе? Вот тогда родители и переехали из огромной четырех комнатной квартиры в центре города на хутор. Сначала приехали похоронить деда рядом с бабулей, которую я не застала, а потом решили остаться навсегда, в старом доме, нашем, семейном, так сказать родовом гнезде. Вот тогда, увидев деда по телевизору, я решила, я стану как он. Я росла, в возрасте, рост мой остановился на отметке ниже среднего еще в пятом или шестом классе. Но вместе со мной росла и мечта стать адвокатом, как дед. И мечтала я учиться именно в МГУ, тоже, как дед. Но мои родители дали добро только на Ростов, Москва слишком далеко и дорога, для семьи рабочих. Я соглашалась, но мечтать не прекращала. Поэтому и пошла на авантюру, села на поезд до Ростова, а там пересела до Москвы. Сдала вступительные экзамены и поступила на бюджет. А родителям сказала, когда было поздно что-то менять. Учеба началась. Тут-то я и столкнулась со своими проблемами мелкого роста. Меня не воспринимали всерьез. Что бы я не делала, для всех я была маленькой, беззащитной девочкой с детскими чертами лица. Ребята воспринимали меня как сестру, даже мажоры и задиры умилялись мной и словно котенка тискали. Мои влюбленности воспринимали как забавную игру маленькой девочки во взрослую жизнь. А педагоги, они любили меня за знания, но откровенно говорили, что адвокат во мне не вырос. Девчонки не видели во мне соперницы и если и строили пакости, то только по учебе, чтобы не выделялась. Меня не спасали даже шпильки, из которых я не выпазила весь третий курс влюбившись в Виталика из параллельной группы. Он смеялся с моих попыток понравиться ему и говорил, что я словно котенок, милый и маленький, забавный котенок. И когда я оважилась его поцеловать, он рассмеялся, извернулся, поцеловал меня в макушку и рассмеялся. Заявил, что я ему как сестра, а их не целуют. Тогда я поставила новую цель, я стану лучшим адвокатом, такой себе дамой — стервой и перестану быть котенком в глазах окружающих. Цель-то я поставила, только как ее достигнуть я не знала. Это в документах я Елена Макаровна Волкова, а в жизни, скорее волчонок, хотя на вид котенок. Поэтому начала я с прозвища, на котенка я стала демонстративно обижаться и не реагировать. А потом добилась практики с лучшим адвокатам Москвы по гражданскому праву. Еще студенткой, после практики, он взял меня на пол ставки в помощники. Это был шаг, том направлении, которое я выбрала еще ребенком. Закончив ВУЗ я уже имела отличную практику и хорошую славу. Шеф прозвал меня волчонком, не из-за фамилии, нет, а как игрушка из детства, кручусь и выкручиваюсь. Работа мне нравилась и зарабатывала я очень даже не плохо. Кто будет воспринимать всерьез мелкую недоросль? Никто, вот и не готовились к слушаньям оппоненты. А проигрывая дела удивлялись. Но гражданское право мне наскучило быстро, уже через полгода собственная практика не радовала. Поэтому я пошла на курсы и в практиканты к не очень удачливому, но очень дотошному и честному адвокату по уголовному праву. Я мечтала стать как дед и шла к этому. Мой наставник научил меня многому, очень. Он словно собака, видел или чувствовал вину обвиняемых, находил слабые места, но не всегда удачно ими пользовался. Поэтому он был не богат и не особо успешен. А иногда он просто отказывался от дела. Смотрел на подзащитного, долго, изучающее и уходил не возвращаясь. Моя уголовная практика началась с беды, мой наставник попал в аварию. Я перехватила дело как ведущий адвокат и выиграла его разгромно. Мой наставник гордился мною и со временем, уйдя от дел оставил мне свой кабинет и старые связи. А я шла к цели, к осуществлению мечты, быть как дед, непобедимой в своем деле. О как удивлялись мои подзащитные видя метр с кепкой, как смеялись, но как искренне благодарили и хвалили в итоге. Как и учил мой наставник, я не брала тех дел, где моя совесть говорила стоп. Я так же долго смотрела, изучала и решала для себя, смогу ли я спать если он выйдет избежав наказание.
Так было и в этот раз. Я смотрела на взрослого мужчину. Его темные волосы уже почти полностью посеребрила старость. На лице глубокие морщины. Серые глаза. Он сидел в комнатке за столом для свиданий с адвокатом, но сидел так уверено, гордо. Он не сломлен. Его обвиняют в убийстве с особой жестокостью, ему грозит пожизненное заключение, а он сидел словно так и должно быть. Не надменности, но уверенный в себе. От него словно волны на берег, исходила сила, уверенность. Я смотрела на него изучала не скрывая взгляда, он смотрел на меня и тоже излучал, словно видел больше, глубже. Он посмотрел на меня ласково, с заботой, прямо в глаза.
— Не стоит браться за это дело, дочка. Не злись, ты по возрасту как моя дочка. И не пыхти так, ты же адвокат, а не паровоз. Врать, как советовали твои коллеги, что приходили раньше, я не буду. А вина за мной есть. В деле правду написали. Так что не стоит тебе мараться в этом деле. Ты же волчок, счастливица Фемиды, а мое дело решенное.
— Браться за дело или нет, решу сама.
— Ну, так и я могу отказаться от представителя. — Он говорил, улыбаясь, по-доброму, по-отечески.
— Вы убили?
— Да. И не жалею.
Это все что мы обсудили, дальше молчали оба. Молчали и изучали друг друга. Дело его я изучила от корки до корки. Он признался сам. Убил на окраине города человека, первым, что попалось под руку — грабли, палки, голые руки. От его жертвы осталось кровавое месиво, еще теплое, когда он привел полицию к месту преступления. Недалеко были найдены волчьи следы. Мои коллеги предлагали сослаться на них. Но он отказался от всех уловок. Честно на предварительном заседании признался в своей вине. Без подробностей и пояснений, просто сказал, вину признаю. Но что-то в этом всем было, не уловимое, не понятное, что заставляло снова и снова возвращаться к папке с бумагами, в котором было его дело. Князев Николай Федорович, владелец рыбного хозяйства, нескольких ферм, базы отдыха в лесном массиве Звенигорода, владелец лесного массива, части прудов вдоль реки, огромная территория леса до самых границ заповедника. Сети магазинов натуральных продуктов по Москве. Нескольких кафе разбросанных по Москве и области и модного ресторана в центре. Активно борется за сохранение живой природы, но при этом владеет охотничьим клубом, закрытым. Семьянин, два сына и три дочери. Старший сын и средняя дочь имеют свои семьи. Что могло толкнуть такого человека на убийство? И не простое, с особой жестокостью, голыми руками. В деле этого не было, только голые, сухие факты. Вызвал полицию, встретил у дороги весь в крови, указал на труп, назвал его имя и фамилию, признался в убийстве, пояснил, как и чем. Все обнаружено тут же. Причины не называет, связи между ним и жертвой не установлены.
На третий день раздумий я не выдержала, поехала к его жене. Вообще, это дело не принесет денег. Обвиняемый отказался от адвокатов, всех кто приходил к нему с целью наживы, и суд назначил госзащитника. Одного он выгнал с синяком под глазом, оправдавшись перед судьей тем, что врать не будет, а этот «слизняк» другого не умеет. Второго прямо в зале суда на предварительном слушанье увели с охраной, он пытался угрожать семье обвиняемого, если не оплатит услуги. Судья назначила меня. Как мне сказала, по большому секрету, моя знакомая, она же секретарь у судьи, что судья так и сказала обвиняемому, что его единственный шанс на адвоката — это одна заноза, неугомонный волчок, не проигравший до этого случая ни разу, но все бывает в первый раз. Но дело не в деньгах, это дело засело назойливой мушкой.
Жена Николая Федоровича, как она сказала тетя Катя и никак иначе, была дородной зрелой женщиной. Во взгляде была печаль и боль. Волосы полностью белые, не крашеные, просто седые, заплетены в косу, толстую, на зависть молодым, свою, натуральную. Морщинки разрезали лицо в добром выражении, она часто улыбалась. На ней светло-зеленый брючный костюм и вязаный крючком длинный френч серого цвета. Выглядит она как-то тепло, радушно. Только печаль, боль, поселившаяся в ее глазах, выдает ее состояние.
— Не знаю чем тебе помочь девочка. Мой муж признался. Это его слово, и я ему верю и принимаю.
— Ну должна же быть причина. Почему хороший человек вдруг нарушает закон, убивает, хладнокровно, словно зверь.
На последнем слове моя собеседница вздрогнула.
— Он хороший человек, ты права, детей любит, и меня очень. Верный мне был и останется верным. Но чем тебе помочь — не знаю.
Уходила я в еще большем несогласии с собой, чем когда пришла. Эти люди не бедные, совсем не бедные, их доход выше среднего, а в доме все удобно, хорошая техника, но нет того сверх нужного, которым обычно кичатся наши богачи. Дом из сруба в два этажа. На верху не была, не знаю, что и как. А вот внизу, удобная и большая кухня плавно перетекает в столовую с огромным столом. Большие панорамные окна и мягкие ковры на полу. Во дворе Беседка со столом не меньше чем в столовой в доме. В ней мы и общались с тетей Катей, супругой обвиняемого, Екатериной Степановна. На столе огромный медный с выбитым узором самовар, варенье, домашнее и пирожки с вишнями. Так меня встречала хозяйка дома. Забор тоже из сруба, вдоль забора росли ухоженные кусты роз, в углах участка черемуха, калина и сирень. Под окнами дома были узенькие клумбы с разными цветами, не высокими кустарниками. Среди них волчий аконит, мята, розмарин и лаванда. Эти клумбы почти близнецы тех, что у меня дома, на хуторе. Поэтому и запах близкий и родной, из детства родом. У семьи Князевых есть квартира в Москве и не одна. Но как сказала тетя Катя, после несчастья ей там без мужа делать нечего, поэтому она живет тут, на земле их предков. В Химках в СНТ «Вашутино», красивый район. Лес, речка, озера. Их дом был среди тех, которые тут старожилы, как сказала моя собеседница, старый дом Князевых стоял тут еще до Долгорукого, при первом владельце этих земель. Мы много говорили с хозяйкой, но ничего конкретного я так и не выяснила.
На автобус я опоздала и шла на электричку. Доеду до метро, а там в свою коморку. Пусть и съемная, но мой уголок. Шла в раздумьях, поэтому не слушала и не ждала ничего особого. Да и что может случиться? Встретится пару попутчиков или наоборот, тех, кто вернулся с работы и торопится от станции домой. Все-таки до Москвы рукой подать, да по самой Москве дольше ехать. И тут, на этой самой мысли, я столкнулась с кем-то, видимо таким же замечтавшемся, как и я. Ну как столкнулась, я буквально на него налетела уткнувшись в него.
Я подняла глаза вверх. Сначала увидела широкую мужскую грудь, обтянутую темной футболкой с каким-то принтом, в кожаной куртке косухе на распашку и собранную в рукавах до локтей. На улице прохладный и сырой вечер, ветерок, пусть не большой, но достаточный, чтобы пробирало сыростью и прохладой до самых костей. Как ни как уже и бабье лето прощается с нами дождями. И судя по редким лужам он тут не так давно пролился влагой. Так что комфортом и уютом и не пахнет. Мысли неслись словно скакуны в забеге. А мой взгляд не спешно поднимался выше. При моем росте, чтобы посмотреть в лицо пришлось запрокинуть голову назад. Да он словно скала возвышается надо мной. Такая теплая и ровно дышащая скала. Он же просто огромный, особенно в сравнении со мной маленькой. Его лицо, да уже темнело и лес вокруг света совсем не прибавлял, видно было плохо. Но его лицо, та злоба, даже не так, ненависть я видела отчетливо. Она словно волны накатывала на меня. Я сжалась и сделала шаг назад сглотнув. В руках только папка с бумагами по делу Князева. Ключи, которыми можно было бы расцарапать ему морду, и те в сумочке, и я сомневаюсь, что он даст мне хоть один шанс достать их или перцовый баллончик. Разве что упасть в бок и схватить какую-нибудь ветку, хоть глаз выколоть смогу. Может тогда убежать успею. Этот человек на против вселял в меня ужас и сеял панику. Мне казалось я слышу, как стучат мои зубы от страха. Я сделала еще пару шагов назад не отрывая взгляда от него, теперь я смотрела ему в глаза. Кажется, они черные. Я отступала назад пока не наткнулась спиной на новое препятствие. Теплое, значит человек. Я обернулась и увидела еще одного качка, того, кто стал моим препятствием при отступлении. А по бокам у него стояли такие же широкоплечие качки. И все трое смотрели на меня так же, как и тот первый, с такой же жесткостью, нет жестокостью во взгляде. Под этими взглядами я чувствовала себя не просто мелкой, а словно я маленькая, глупая карманная собачонка или мелкий щенок сбежавший от заботливых хозяев и теперь дикая стая бездомных, одичавших или даже бешеных собак окружили меня. И они готовы кинуться и разорвать меня на мелкие кусочки. Дикий страх и паника сковали меня. Я стала тяжело дышать. Сердце билось уже не в груди. Все мое тело дрожало и вздрагивало в ритме быстрого набата, ставшего словно колокол в моей голове биением сердца.
— Что тебе надо от теть Кати?
— Опять за компроматом и сенсацией гонишься?
— От какого издания прислали такую маленькую, щупленькую смертницу?
Трое качков передо мной кидали фразы с угрозой и призрением в голосе. А потом совсем близко, почти у самого уха полушепот того, первого пробил меня новой волной страха, нет не контролируемого ужаса.
— Ты же в логово маньяка пришла, боишься? Правильно, бойся.
Он говорил медленно, окутывая своим теплом из-за спины и заставляя меня сжиматься, почти теряться и растворяться в страхе, почти теряя сознание. Я новая сглотнула и во рту появился вкус желчи и крови. Видимо я от страха прикусила внутреннюю часть щеки до крови. Только это не помогало взять себя в руки и унять ужас, завладевший мною. К черту все уроки самообороны. Что я, метр с кепкой могу сделать? Что могу противопоставить четырем здоровым качкам?
— Что молчим, детка?
Подал голос один из трех впереди стоящих качков. А я зажмурила глаза со всей силой, так что побежали пятна перед глазами и больно стало от сильно замкнутых век. Ну предлагала же Екатерина Степановна переночевать. Ну вот какого я ушла?
— В чем дело, мальчики?
Новый женский голос вырвал меня из мыслей прощания с собственной жизнью. Может поможет. Может она не одна. Может успеет добежать до домов и позвать на помощь. Эта надежда придала сил. Я стала дышать полной грудью. Я и не заметила, что почти не дышала. Я открыла глаза. Из-за трех качков передо мной никого видно не было. Да и темнота и мушки перед глазами совсем не помогали.
— Да вот, очередная журналистская тварь пришла поживиться на чужой беде.
Равнодушно ответил один из трех подходя ближе и обдавая меня своим горячим дыханием. Он словно выплевывал яд мне в лицо. А сзади в затылок опять с жаром страха накрыло ненавистью вместе со словами.
— Тебе не говорили, что на чужом несчастье деньги счастья не приносят?