И если со мной она говорила не больше пару часов, то со Светой разговор затянулся на долго. Мы все ждали в гостиной и лишь тетя Таня и Станислава Владимировна управлялись на кухне готовя обед и весело переговаривались. И когда к обеду из выделенной, в этом доме мне, спальни вышла зареванная Света и задумчивая Галина Викторовна у тети Кати выпала стопка тарелок и разорвала возникшую тишину громким звоном бьющейся посуды.
— Беседы со Светочкой, — спокойно и безапелляционно заговорила доктор — мы с ней решили сделать регулярными. Два раза в неделю, пока вы будите привозить меня в среду и субботу сюда, к ней. А когда она будет готова, я вам сообщу, она будет ездить ко мне.
Пояснять что-то она не стала, как и Света. Они прошли на кухню. Света взялась убирать осколки. А Галина Викторовна взялась помогать накрывать на стол, при этом привлекая к этому Лизу. Она вообще села напротив Лизы и активно беседовала со всеми сразу, но при этом как-то больше с Лизой. А после обеда посадила всю семью за рисование. Все рисовали свои страхи. У Лизы были волки, защищавшие ее на рисунке и человек напавший на нее. У нее было много рисунков где этот человек один или с кем-то пугал ее и даже бил. Она талантливая девочка, ее рисунки были узнаваемы, хоть и по-детски изображены. Потом Галина Викторовна разговаривала при всех о рисунках каждого. И начала она со взрослых, потом дошла до родителей Лизоньки. У всех них был страх потерять семью. А потом пришел черед ко мне и Свете. И мы обнаружили, что страхи у нас похожие. У нас, как и у Лизы, были люди и волки. Только у меня был человек и волк со шрамом как главный ужас и его два брата, А родители и дедушка как защитники. Только вот дедушки нет… А у Светы была целая стая волков и она одна забитая и зажатая в угол. Да, художники из нас всех, от слова худо. Но страхи были определено узнаваемы в наших каракулях. И еще, среди стаи ее страхов я тоже увидела волка со шрамом. Все кроме Светы и Лизы сожгли свои страхи. Галина Викторовна сказала, что все мы справляемся со своими страхами, доверяем другим, делимся и оберегаем друг друга. А Две девчонки, Света и Лиза, решили хранить в себе не тепло и заботу семьи, а собственные страхи. Поэтому она будет их оттуда вынимать и девочки будут жечь свои страхи сами, когда смогут их отпустить. А потом, Лиза и Галина Викторовна расположились на ковре, мне дали команду включить запись, и они стали играть. В игре Лиза выбрала куклу — себя, солдатиков — своих защитников и семью, и мягкие игрушки — свои страхи. Она показывала свои страхи и рассказывала свою историю на игрушках.
Похищение. Лиза играет во дворе, погода отличная, солнышко пригревает и воздух горячий. Она босиком носится по газону в обнимку с мягкой игрушкой — волком из «Ну, погоди». Они катаются на качели, прыгают на батуте, носятся по газону при включенном поливе. Сегодня особый день — день костров и дедуля разрешил ей пойти с ними, впервые. Костры у озера, высокие. Вечер принес прохладу, а костры — жар. Но все шумят, разговаривают и не только между собой, но и с Лизой. Она чувствует себя взрослой. Там были дети, но все старше ее и с ними со всеми взрослые разговаривают как со взрослыми, с равными. Музыка не играет, но многие поют сидя у костров. И к какому бы Лиза не подходила, везде ее принимали, молча двигались и она садилась рядом. Ей хотелось побывать у каждого костра. Поэтому на долго она не засиживалась. И вот костер у самого края поляны, там только женщины, они обсуждают мужчин. Кто-то мужей, кто-то своих женихов, а кто-то тех, кто им нравится, но еще не знает об этом. И даже Лизу спрашивают, как остальных, как взрослую, кто ей нравится. А потом вой волков, словно продолжение одной из песен услышанной Лизой у костра. Женщины улыбаются и прислушиваются. Многие встают и радуясь, смеясь, уходят. У костров остается все меньше и меньше людей. Они уходят в лес, тот что чуть дальше окружает поляну и озеро. Вой нарастает разными голосами, становится все громче и громче. Но он не страшный, он словно песня, в нем Лизе слышится тоска и ожидание, а потом радость и нежность. И вот другие голоса, странно, она различает голоса волчьего воя, они снова поют с тоской, печалью. Их прерывают другие с радостью и нежностью. И так повторяется, и нарастает. А потом песня удаляется и вовсе затихает. Только тогда Лиза замечает, что у костров осталось не много взрослых, совсем не много и дети разных возрастов. Мы все собираемся у центрального костра. И кто-то начинает рассказывать страшилки, а потом взрослые рассказывают истории любви. Мальчишки кривятся, а Лиза слушает, краснеет, но ловит каждое слово. Она тоже хочет, как в этих сказочных историях встретить свою настоящую любовь. И вот их история обрывается, на поляну влетают четверо голых и грязных мужчин и волки, страшные волки. Они не поют, как до этого слышала Лиза. Они рычат и скалятся. А один, самый страшный мужчина с порванным ухом, он угрожает. Он требует отдать всех девочек из детей и тогда все останутся живыми. Взрослые окружили нас, детей, отказались. И тот, что самый страшный с разорванным ухом, он улыбается, так страшно… Лиза начинает плакать, тихо всхлипывать глотая слезы. А тот, что улыбался, лишь повел плечом, и волки кинулись на взрослых. Лиза закрыла глаза, но это не помогала. Она слышала, закрывала ладошками уши, громко кричала, но все равно слышала. Как рвется одежда, как рычат и щелкают зубами волки, как кричат люди, как что-то ломается и рвется. Она чувствует солоноватый запах, так похожий на тот, который был, когда она порезала руку и кровь лила и лила. Слезы текли ручьем, глаза она закрывала так сильно жмурясь, что даже сквозь них летали мушки ярких всполохов. А на лицо, руки и ноги постоянно попадала брызгами горячая жидкость. И Лиза боялась даже подумать, что это кровь, что кто-то ранен. Она плакала и кричала, жмурилась и закрывала уши руками. А потом все вдруг стихло. Кто-то поднял ее на руки и крепко прижал.
— Ты славная добыча, будешь хорошей девочкой и все у тебя будет хорошо.
Кто-то чужой, не знакомый и страшный крепко держал ее и… он нюхал ее. А Лиза еще крепче закрыла глаза и уши. Кричать уже не получалось, голос сорвала и теперь она могла издавать лишь хриплые, еле слышные всхлипы и поскуливания.
— Уходим, срочно, они возвращаются.
И Лиза услышала песни волков, знакомых ей голосов. В них был страх, ненависть и печать, боль. Она распахнула глаза и попыталась вырваться из рук незнакомца. Это был тот самый, с разорванным ухом. Но он еще крепче ее сжал и зарычал, человек рычал так же страшно, как и его волки. Лиза вырывалась, кусалась и царапалась. Но она еще ребенок, вот сейчас она поняла насколько она маленькая и слабая. А взрослый и сильный дядька не выдержал. Он взял ее за плечи и на бегу стал трясти, а потом освободил одну руку и дал пощечину, но такую сильную, что Лиза потеряла сознание. Она не увидела трупы людей, оставшиеся у костров, не увидела и идущих за ней волков и других чужий и голых мужчин, их стало больше, которые так же держали на руках девочек. Очнулась она в комнате, мрачной с одним окном, а на нем решетка. В комнате стояло много кроватей, очень близко друг к другу. На кроватях лежали девочки. Знакомые ей с поляны и не знакомые вообще. Те, другие, все были в платьях. Они лежали не подвижно, бледные, с не ухоженными волосами. Со знакомыми Лиза взобралась на одну кровать, они обнимались и плакали. Другие не реагировали никак. Просто лежали и ровно дышали смотря перед собой. А потом послышались тяжелые шаги, и они приближались. Вот тогда отреагировали лежавшие девочки. Они слетели с кроватей и забились в самый дальний угол пряча лица. Звук отодвигаемого засова и скрип открываемой двери. На пороге стоял тот, что с порванным ухом, а за ним было еще двое. Один очень красивый дядя и второй старый и кривой. Тот, Лиза прозвала его безухим, ведь ухо было не просто разорвано, часть его отсутствовала, а рядом с ним на щеке и шее были полоски шрамов. Безухий подошел к сжавшимся в углу девчонкам и ухмыльнулся. Постоял глубоко вдыхая запах. Лиза чувствовала запах страха, нет, ужаса. И безухий ушел от них к нам, сжавшимся на кровати. Он осмотрел всех внимательным взглядом. Грубо выхватил за руку двух постарше и потянул за собой. Они сопротивлялись, плакали и кричали. Лиза и еще пару девочек кинулись на помощь, мы повисли на девчонках и отпивались от безухого. Но он только встряхнул тех, кого тянул, жестко. А потом ударил ногой Лизу, потому что она первая поднялась и снова кинулась на него. Все кинулись помочь Лизе. А безухий потащил девочек к двери, на пороге кинул их в руки стоявших на входе. Закрыл дверь на засов и ушел. Вернули девочек спустя ночь. Они были в крови, побитые и усталые, они не стояли на ногах. Одежда была разорвана, обуви и трусиков не было вообще. С ними принесли большую кастрюлю с кашей, пачку одноразовых тарелок и ложек, бутылки с водой. Все ели молча. А возвращенные девочки, их другие положили на кровати и кормили силком. Лиза не знала, что случилось. Но понимала, что-то ужасное. Те девочки, которые тут были раньше молчали. Они просто лежали целый день на кроватях и не отвечали на вопросы, вообще не реагировали ни на что. А потом, когда начало темнеть, снова принесли кастрюли с едой. Суп, пюре и котлеты. И бутылки с водой. Забрали старые и мусор и оставили одежду для наших избитых девочек. Ужинали молча, а потом силой кормили избитых девочек. А когда стемнело, опять послышались тяжелые шаги. Но их было много. Снова открылась дверь и на пороге был безухий. Мы, новенькие, столпились у кроватей побитых девочек, а остальные опять сбились в дальний угол. Он прошел к девчонкам в углу и рявкнул так, что даже стекло в окне задрожало.
— На выход, бегом, все!
Они побежали, все молча потянулись к выходу. А там их хватали мужчины и уходили. У дверей с той стороны коридора оставалось все меньше мужчин. Кто-то хватал сразу двух, кто-то закидывал на плечо, а кто-то жестоко толкал свою жертву в спину. Безухий дождался, когда последняя из них исчезнет из вида в проеме и тогда, медленно с улыбкой на лице пошел к нам. Только улыбался он не добро, словно скалился и ждал от нас чего-то, что даст волю его силе. Лиза не выдержала, вышла вперед всех, словно заграждая остальных и пыхтя потребовала остановиться. Он остановился и засмеялся. А отсмеявшись вытер проступившие слезы и улыбнулся по-другому, оценивающе смотря на Лизу.
— Ты, только моя. Подрастешь и станешь моей окончательно.
Он в один прыжок подошел к нам и откинув Лизу на кровать, так что она перелетела пару стоявших ближе, принялся хватать девчонок постарше и выкидывать их в руки стоявших в дверях мужчин. Лиза упала, тут же поднялась и кинулась прыгая с кровати на кровать на безухого. Она вцепилась в его шею, кусала отгрызая ему уши и отплевывая кровь, он метался пытаясь скинуть ее, но не получалось. А за дверью рыча и крича стояли мужчины, они просили разрешения войти. Но он запрещал, крича почти рыча, что накажет свою не послушную девчонку, сильно накажет. И вот он сумел схватить ее за волосы и резко, больно, сдернул Лизу со спины. Он сжал ей шею глядя в глаза. Лиза пыталась сопротивляться, но даже крикнуть не смогла, так и потеряв сознание. Очнулась она одна в комнате. За окном было темно. И были слышны вой, дикий, страшный, удары и крики. Лиза сжалась, скрутилась на кровати, прикрыла глаза и тихо заплакала. Что бы она не слышала, было страшно, очень.
А потом все как-то стихло и лишь в коридоре были слышны шаги и звуки открывающихся дверей. Когда открылась дверь в ее тюрьму, она даже не пошевелилась. Страх уже перегорел, как и тревога, она была пустой и не подвижной, как те девочки, которых она увидела тут, когда впервые очнулась. А потом голос, такой знакомый и долгожданный, голос родных. Сначала она услышала дядю Сережу.
— Она тут! — Потом папу и дедушку.
— Милая, родная.
— Ты в порядке?
— Где болит?
Они говорили перебивая друг друга и обнимая, гладя ее, вырывая из рук друг друга и прижимая к себе. А у Лизы вновь появились силы, но только на то, чтобы молча плакать. Она не могла даже поднять руки и обнять родных.
Потом больница. Большая больница, где целый этаж с уже знакомыми девочками, худыми и побитыми и все они молчаливые и с мокрыми глазами. Еще были несколько взрослых женщин, они не могли даже ходить. Лиза ходила от палаты к палате, от постели к постели, она расчесывала им волосы, гладила, держала за руку и вытирала молчаливые слезы. Она все еще не могла говорить, не то, что не хотела, а не могла. Тот безухий, когда душил повредил Лизе горло и любая попытка что-то сказать причиняла боль, сильную боль. Девочки поправлялись, к ним приходили родные и они плакали молча обнимаясь. Кто-то начинал говорить. Из тех, кого похитили с ней, кроме Лизы и первых пострадавших девочек, всех выписали. Остальные лечились. К ним приходили врачи и осматривали, некоторые просто разговаривали. Некоторые начали говорить. А Лиза, горло уже не болело, но говорить с доктором она не хотела. Было страшно, вдруг если она расскажет ей не поверят. Или накажут, или вернется тот безухий. Было страшно и Лиза стала представлять, что этого не было. Только во сне безухий возвращался и обещал наказать не послушную девочку. Лиза знала точно, она не его, она мамина, папина, дяди Сережи и тетей Светы, Марины, она дедушкина и бабушкина, она дядина и тетей — брата и сестер папы, но не того безухого. Но чтобы он не вернулся, она решила быть самой послушной. И тогда сны прекратились. Только теперь она боялась волков, и ее любимый мягкий защитник из мультфильма «Ну, погоди» стал ужасом. Вдруг он сможет позвать тех страшных волков, которые были с безухим. Он же не послушный…
Когда играя куклами Лиза рассказывала свою историю, все слушали молча. А мне стало страшно. Боже, да они уже объединились и насиловали девочек похищая их. Галина Викторовна была спокойна, нет, в глазах у нее была видна боль и ужас, но внешне она была спокойна. Она жестом показала, что запись надо остановить и всем тихо и не заметно уйти. Мы так и сделали. Все вышли на улицу. И там я начала задыхаться, я просто сложилась пополам и стала хватать воздух ртом. Боже, как же мне тогда повезло. Я осталась жива и не изнасилована. А Лиза, она еще не все понимает, но помнит то, что эти твари сделали с другими. Через время осознала себя на руках у сидящего в беседке Сергея. Он крепко держал меня целуя в макушку и что-то шепча. Напротив, сидела в объятиях мужа Татьяна. Петя успокаивал Свету держа ее руку и поглаживая. Владимир Петрович тихо переговаривался с тетей Катей. И я заговорила. Посильнее прижалась к Сергею и рассказала свой сон. В сокращенной версии, без подробностей, просто и ровно. Почему-то мне казалось, то так надо, так лучше. Потом сказала о том каким нашли дедушку и о том, кого он защищал и от кого. «Видимо мой страх перед этими нелюдями обрисовал их дикими и кровожадными зверями — волками. Как и дедушку и отца — сильными и заботливыми зверями, которые становятся волками только когда защищают меня». Так я закончила свой рассказ, я даже не смотрела на слушателей. Просто делилась своими страхами. Я уже давно сложила «два плюс два». Наверное, я, как Лиза, была похищена, почти, но мои родные успели вернуться раньше. Мы молчали. Потом заговорила Света.
Он касался меня. Он пел призывая. Я не отвечала, и он злился. Бил. А потом сам меня лечил, зализывал раны на теле языком. Я была в отдельной комнате, одна. Он оставил меня голой и за попытки закрутиться простыней или одеялом бил. Сильно. До потери сознания. А когда я приходила в себя он был рядом. Он сам меня мыл по несколько раз, везде. Гладил. Злился, что я не реагирую на его ласки. А я словно кукла, все эмоции высохли. Я не хотела ничего помнить. Поэтому, всегда, когда он был рядом, а он был рядом почти всегда, я вспоминала истории из моих любимых книг. В подробностях, я представляла, что я читаю книгу и все что происходит, не со мной. Просто автор извращенец и слишком подробно описал историю главной героини. А потом появился папа и Сергей. Сначала я услышала их. Они кричали она здесь, но кричали не мне. И тогда я захотела умереть. Я не знала, что Лиза была через стенку, не знала, что было с ней и остальными. А когда услышала радостные голоса, но радовались они не мне… Моя книга стала мрачной. Искали не меня и радовались не мне. Когда дверь, замкнутая на ключ, вылетела с петель, я жалась уже от своих. Когда папа пытался дотронуться до меня, взять меня на руки или за руки… Я кусалась и сопротивлялась. Я была уже не человеком в тот моментом. Я была загнанным диким зверем, одиночкой. Папа отступил уговаривая меня. А Сергей, он всегда такой, делает свое и плевать ему на все. Он типа знает лучше. Только тогда он действительно был прав… Он сгреб меня сжимая в медвежьих объятиях и вытащил на улицу. Не уходил от меня в больнице. Молчал пока не заговорила я. Слушал и говорил со мной, но не о случившемся, как все, а просто обо всем чем угодно, но другом. Я стала выгонять его на ночь. Но знала, что в больнице он сидит под запертой дверью и ждет. И однажды я выгнала его, но дверь не закрыла. И он пришел. Когда пришел сон с ним… с этим… зверем, Серый молча зашел, обнял крепко в медвежьих объятиях и сказал, чтобы я спала. А я в его объятиях не то что шевельнуться, я дышать толком не могла, но боялась что он отпустит. Все будет хорошо. А позже он оставался на ночь. До тех пор, пока я не стала с ним говорить об этом. Только тогда он перестал со мной спать, хотя я долго его уговаривала. Сначала дежурил на диване в комнате, потом притащил диван под мою спальню и дежурил там. И только убедившись, что ночью я сплю, стал спать в своей кровати. Я не знала, что с другими, что с ними, что с Лизой… Мне было больно, что ее нашли первой, не меня…