Мы переглянулись. Вероятно, наше умертвие было не единственным.
— Не завидую я командору, его ждет непростая ночь, — покачала головой Улиса.
— Ждет, — согласилась я, поспешив к прилавку, планируя вызвать стражу и предоставить им разбираться с умертвием.
Руки подрагивали, когда я до упора вдавила кнопку тревоги.
*
Стража прибыла быстро. Три незнакомых капрала и неизменный лейтенант Мабэти. Казалось, мирозданье чувствует, как мы друг другу неприятны, и развлекается тем, что сталкивает нас вновь и вновь.
Узнать у лейтенанта что-нибудь важное не удалось, он был, как всегда, неразговорчив и обезоруживающе равнодушен — глядя в его утомленное, пустое лицо, я и сама теряла весь запал. И если сначала — пока один страж затаскивал обезвреженного господина Тартена на телегу, а двое других неподалеку разбирались с еще одним поднявшимся, что досаждал магазинчику тканей, — я еще старалась допытаться, как продвигаются поиски проклявшего, что с моей подругой и много ли умертвий покинуло свои гнезда, отправившись на охоту, то спустя минут десять сама сделалась вялой и тихой. Боевой запал мой угас, погребенный под усталой невозмутимостью лейтенанта.
Покинули нас стражи быстро, оставив в память о случившемся лишь разводы на стекле — последний привет от господина Тартена — и горький запах табака — один из капралов курил не переставая, раскуривая одну папиросу за другой. Как он утверждал, табачный дым отпугивает запах смерти — самое то при работе с мертвыми.
Из полуоткрытой входной двери тянуло сыростью — ее стоило бы закрыть, активировать защиту, подняться на жилой этаж и выпить чаю. А потом долго и основательно отогреваться в ванной, чтобы сон мой был особенно крепок и глубок.
— Когда это кончится? — спросила я у Улисы, раздраженно захлопнув дверь, и слишком резко активировала защиту — по дверному косяку скользнуло несколько искр, а я отшатнулась назад, тихо ойкая и тряся обожженной рукой.
— Хороший вопрос, — ведьма, потерянная, стояла посреди магазина, не зная, чем себя занять. — Вероятно, когда-нибудь.
— Пойдем наверх, поужинаем, — решила я, хотя есть совсем не хотелось.
Улиса пожала плечами, она готова была согласиться на любое предложение, лишь бы найти для себя дело.
Вечер прошел в унылой тишине. Ведьма изводила себя мыслями о том, что мы не успели покинуть город и теперь вынуждены были в неведении и тревоге дожидаться развития событий. Надеясь на градоправителя, Бэйса и нашу доблестную стражу.
Я думала о Бароне.
Он не появлялся уже несколько дней, и это нервировало. Обещал же приходить каждый вечер. И не приходит.
С одной стороны, это радовало — болезнь обессилила меня полностью, мне просто нечем было с ним делиться. И наступление сумерек я каждый раз встречала в нервном нетерпении, готовая к опасному недовольству Высшего, но он не приходил, и я выдыхала с облегчением. С другой стороны — он не приходил, время шло, и моя тревога ширилась. Из-за всего, что творилось в городе, я не могла не думать о плохом…
Покосившись на кухонную раковину, я рассеянно потерла бинты, под которыми неохотно заживали следы от укуса; еще пара дней — и я точно решусь пожертвовать несколько капель крови для призыва Барона. Просто чтобы убедиться, что он меня игнорирует, а не умер где-нибудь страшной смертью.
Пока на такое безумство банально не хватало духу… да и здравый смысл был еще жив.
— Шелл, тебе плохо? — обеспокоенно спросила Улиса, отвлекая меня от моих безумных мыслей. — Ты совсем бледная.
— Нет, все хорошо, — я кашлянула и исправилась: — Все как обычно.
— Ты не выздоравливаешь.
— Да, меня это тоже очень злит. Вероятно, это из-за нервного перенапряжения. Я никак не могу заставить себя не думать о том, что все вокруг умирают, — я поморщилась и на всякий случай спросила: — С тобой ведь ничего не случится?
— Если ты не будешь больше злить Барона, то я совершенно точно переживу это сумасшествие, — усмехнулась она.
Я серьезно кивнула, чуть успокоившись, — Улисе хотелось верить.
— Иди спать, — велела ведьма. — Я уберу со стола, сил нет на тебя смотреть.
Я благодарно улыбнулась и благоразумно покинула кухню, пока Улиса не передумала: доброта, даже такая своеобразная, у ведьм проклевывается редко и очень быстро пропадает. Но прежде чем выполнить строгое повеление, я заглянула в ванную и с минуту придирчиво себя рассматривала, все больше уверяясь, что Улиса меня просто пугает.
Ну да, несколько бледновата, отчего темные круги под глазами видны особенно отчетливо — ну так я такой весь первый год ходила, пока только привыкала к городской жизни, непростому характеру моей работодательницы и, собственно, к самой работе. А красный нос и чуть воспаленные глаза — вообще не сильно и заметно… если не присматриваться особо.
— Не красавица, — вынуждена была признать я, — но и не совсем уж безнадежна.
С такими жизнеутверждающими мыслями я и добралась до кровати, а потом быстро и крепко уснула, не почувствовав даже, как раздраженными тычками Улиса отвоевывала честно мною нагретое место у стены, сдвигая меня к краю кровати. Я вознамерилась проспать до самого утра, а потом еще чуть-чуть сверх положенного… а может, и не чуть-чуть.
Но, как это уже повелось в моей непростой жизни, все оптимистичные планы разбились об одного Высшего.
Меня разбудило какое-то копошение, хриплые вздохи, скрип половиц — растревоженный дом выказывал свое недовольство столь дерзким появлением в его стенах незваного гостя. В небольшой комнатке витали едва уловимые запахи дыма и почему-то дождя, повеяло сырой прохладой. Барон вновь явился совершенно в неподходящее время.
В бессильной злости борясь со сном, я пыталась одновременно открыть глаза и понять: зачем вообще о нем беспокоилась? Еще вызывать хотела, кровь свою готова была жертвовать. Ну не дура ли?
Барон сидел на полу у кровати, откинув голову на перину, немного промочив подол моей сорочки и простыню. Среди ночи мне, как всегда, стало жарко, и одеяло я откинула, чем спасла нежный гусиный пух от встречи с водой.
— Вы мокрый, — просипела я, с трудом сглотнув ком в горле.
— Попал под дождь, — негромко пояснил он, не поворачивая головы. Как смотрел в темный угол, так и продолжил смотреть, будто бы там было что-то интересное.
Я не слышала шума дождя, но на всякий случай поднялась на локтях — Улиса позади недовольно завозилась и пробормотала что-то гневное в подушку — и глянула в окно (ведьма, следуя каким-то своим ведьмовским традициям, никогда не зашторивала его на ночь): на чистом небе ярко сияла однобокая растущая луна, и звезды задорно перемигивались между собой, ничуть не скрытые тучами.
— Дождя нет.
— Здесь нет, — согласился Барон. Неторопливо, будто бы даже неохотно, он перевел взгляд на меня и сухо заметил: — Ты бледная.
— Вы тоже, — отозвалась я, но он меня будто бы не услышал.
— И совершенно бессильная.
Сердце сжалось и пропустило удар — лишь бы наказывать не взялся…
Кашлянув, я спросила:
— Чаю хотите? — ничего другого просто не придумала. Я не была виновата в своем бессилии, я ничего не делала, чтобы так получилось, но и оправдания придумать не могла.
Понимание того, что я действительно должна оправдываться за свою усталость, несколько ужасала.
Барон прищурился, но после недолгих раздумий кивнул. Поднялся на ноги и, прежде чем покинуть комнату, велел мне:
— Оденься. — Я была удостоена еще одного взгляда и хмурого: — Теплее. Здесь холодно.
Я не стала говорить ему, что температура понизилась из-за незаконного проникновения подозрительной и крайне опасной личности — так уж работало защитное плетение, — и ответственно подошла к требованию Барона: отыскала на самой дальней полке вязаные шерстяные носки — мою первую, мучительную и единственную попытку освоить рукоделие. Они были большие, страшные, но теплые и, вопреки своему жуткому внешнему виду, мягкие. После недолгих раздумий на плечи набросила серый шерстяной платок, укрыв им просторную и длинную белую сорочку. И побрела на кухню, утепленная просто на пределе своих возможностей.
Барон уже сидел за столом, был совершенно сухим, и дымом от него больше не пахло. Камзол висел на спинке стула, жилет был расстегнут, а рукава рубашки подвернуты. Выглядел он непривычно и оттого тревожно.
— Что-то произошло?
— Что-то всегда происходит, — пожал плечами он.
— Но мучает-то не всегда, — проворчала я.
Барон повел плечом — исчерпывающий ответ на мое замечание.
Ставила чайник я в задумчивой тишине, под странным взглядом Высшего.
Терпеть это получилось недолго.
— Случилось что-то плохое, да? — спросила у него, медленно опустившись на стул, для надежности опираясь на край стола: сил во мне было чуть, и ноги предостерегающе дрожали, обещая подогнуться в любой момент. Засевший в груди кашель давал о себе знать изматывающим зудом где-то внутри, за ребрами, но мне пока удавалось его подавлять.
Несколько секунд Барон просто недоверчиво смотрел.
— Тебе действительно интересно?
Я пожала плечами.
— Если хотите, я выслушаю. Людям после такого вроде бы становится легче, может и вам…
— Тебе стало? — спросил он пытливо, небрежно обрубив мою мысль.
— Что?
— Тебе стало легче, когда ты рассказала мне о своем горе?
— А у вас горе? — опешила я.
Ответа на его вопрос у меня не было. Я слишком плохо понимала свои чувства. Боялась в них разбираться и просто сваливала все в кучу, выживая как-то среди тесных сплетений страхов, робкой радости, ночных кошмаров и гордости, и еще многих и многих других своих ощущений, не каждому из которых могла бы даже дать имя.
Барон коротко усмехнулся.
— Не уверен, — сказал он и замолчал.
Я не тревожила его своим любопытством. Пока Высший, хмурясь, рассматривал столешницу, сосредоточенно вглядываясь в одинокую крошку хлеба, будто она таила ответы на все его вопросы, я рассматривала Барона, все больше поражаясь тому, насколько же он странный.
Предупреждающий тонкий свист чайника спугнул мое любопытное созерцание.
— На Потухшем острове идут дожди, — говорил Высший, пока я заваривала чай и рылась в шкафчике, разыскивая печенье. — Вероятно, причиной этому послужила моя работа с барьером. Не так давно я заметил в нем трещину…
Я резко обернулась, расплескав кипяток по полу, но даже не обратив на это внимания.
— Защита порой истончается, это не опасно, если вовремя заметить и исправить, — поспешно заверил меня он. — Раз в пару сотен лет, быть может реже.
— Вы исправили? — спросила я с замиранием сердца. Если вдруг окажется, что барьер, возведенный Высшими и защищающий наш искалеченный обломок земли от полного выгорания в бесконечности, скоро треснет… Что ж, проблема с проклятием уже не будет казаться настолько страшной. В скором времени мы все всё равно умрем.
— Исправил, хотя сил ушло много. Этот участок возводил не я. — Барон нахмурился. — Возможно, будь Рассах сейчас жива, проблем бы не возникло.
— А она мертва?
— Спит. Очень крепко спит, можно сказать — мертва. — Он хмыкнул. — Временно.
Я попыталась представить себе это, но воображение упорно рисовало застывшее лицо господина Тартена — для меня результат «временной» смерти выглядел примерно так.
Картина не вдохновляла.
— Но вы все исправили и нам уже ничего не грозит? — дотошно уточнила я.
— Да.
— Спасибо.
— О, — он небрежно махнул рукой, — не стоит. Ты меня уже отблагодарила.
— Когда это? — я совершенно точно не помнила за собой ничего такого. В смысле, благодарить его мне доводилось, но точно не за обыденное в его понимании спасение мира.
— Когда впервые поделилась со мной своей жизнью после изматывающего укрепления барьера.
— А…
Стала ли я чувствовать себя лучше, узнав, что у нашей первой встречи и первого же жуткого питания такая уважительная причина? Совсем нет.
Угроза разрушения нашего неказистого мира уже давно устранена, а от необходимости терпеть общество Высшего меня до сих пор так и не освободили. А самое ужасное — меня это уже не сильно-то и беспокоило.
Все же правду говорят: человек способен привыкнуть ко всему. Даже к чудовищу из легенд.
— Но я не уверен, что погодные аномалии — нормальное явление для Потухшего острова, — продолжил Барон, не обратив внимания на мое замешательство. — Дожди не прекращаются уже неделю. Лавовые жилы потухли, если земля станет пригодной для растений…
— Почему это плохо?
Высший пожал плечами:
— Это неплохо. Вероятно, — он поморщился. — Но мне приятно было думать, что в этом изменчивом мире есть хоть какое-то постоянство. Теперь его нет.
— Но если Потухший остров будет пригоден для жизни, значит, появится новая земля, расширение территорий…
— Ни велари, ни тем более люди не осмелятся там поселиться, — оборвал мои радостные размышления Барон. — Даже если не брать во внимание, что путь к острову лежит через владения морских ведьм, близость барьера пагубно влияет на живые организмы. Остров просто некому заселять.
— Почему это?
Я двигалась непозволительно медленно, и это раздражало меня саму. На то, чтобы накрыть стол для простого чаепития, мне понадобилось в два раза больше времени, чем обычно.
— Раньше это был материк. До… Излома. Но во время возведения барьера что-то случилось, Рассах не смогла захватить его весь и достаточно жестко отрубила большую часть, что привело к непоправимым последствиям. Остатки материка, тогда уже названные островом, впитали излишки темной магии, земля стала погибать. Мы все наблюдали за этой завораживающей и невероятной борьбой жизни с губительной силой Рассах. Недолго я верил, что остров сможет выправиться, но близость барьера сделала свое дело — некогда плодородные земли омертвели. После мы пытались возродить остров. Завозили на него людей, продовольствие, но ничего не выходило. Люди сходили с ума за один сезон.
Я поежилась и упрямо заметила:
— Это было раньше, но сколько времени уже прошло. Может, Излом, наконец, оправляется от случившегося. Может, все налаживается. Нас ждут светлые времена.
Барон рассмеялся. Не обидно, а будто с облегчением.
— А ведь ты правда в это веришь…
Я смешалась, не смогла найтись с ответом и просто пожала плечами — верю, да. Ну право слово, что в этом такого? Зачем смотреть на меня с таким исследовательским интересом? Чуть ли не с восторгом? Наивных дурочек он раньше, что ли, не встречал?
— Когда дождь закончится, я покажу тебе этот остров, — пообещал Барон, благосклонно следя за тем, как я разливаю чай по глиняным чашкам.
— Зачем? Чтобы я увидела его и поняла, как ошибалась?
Он покачал головой:
— Чтобы ты увидела его и повторила свои слова. Возможно, тогда в них поверю и я.
Я молча поставила перед ним полную чашку, пораженная оказанным мне доверием: попытаться изменить мнение Высшего… Едва ли такой чести удостаивалась хоть одна его еда.
— Что ж, — он понюхал чай, остался доволен и бодро попросил, почти потребовал: — Порадуй меня, скажи, что этот забавный командор справился с вашей небольшой проблемой.
— Небольшой проблемой? — нахмурилась я. — Мертвецы вышли на улицы, это катастрофа!
— О, — поскучнел Барон, — значит, не справился. Видимо, я переоценил его.
— Город большой, — зачем-то встала на защиту Бэйса я. — Стража делает все, что может. Говорят, все нижние кварталы уже проверены, но ничего не было обнаружено.
— Говорят? — недобро переспросил он. Кристалл над головой с тихим потрескиванием опасливо притушил свет, из углов кухни поползли зловещие тени. — Я велел тебе не выходить…
— Я и не выходила, это все Улиса. Ходила за продуктами, собирала сплетни. Ей можно! — быстро проговорила я, опасливо косясь по сторонам, поджимая пальцы на ногах и упрямо давя порыв запрыгнуть на стул. Облегченно выдохнуть смогла, только когда тревожный полумрак рассеялся и светильник вновь заработал в полную мощность.
— Ведьма? — приятно удивился Барон, стирая с лица злое недовольство. — И не сожгли ее еще?
— Теперь-то, может, и попробуют, — пробормотала я негромко.