* * *
Он с детства знал, что особенный. Не такой, как все вокруг, глупые, ограниченные, ведомые. Насекомые, копошащиеся у его ног. С ними у него не могло быть ничего общего. Он другой, рожденный для великих свершений. Когда еще была жива его мать, она каждый вечер, целуя его перед сном, повторяла:
— Мой чудесный мальчик, моя звезда.
Отец уделял ему мало внимания. Появлялся в детской редко, мимоходом гладил по голове, задавал ничего не значащие вопросы и даже не дослушивал ответы. Поначалу он расстраивался, винил себя, стремился доказать отцу, что хороший сын. Но потом мать ему все объяснила. Дело вовсе не в них, не в жене и ребенке. Дело в мерзких тварях, проклятых шлюхах, крадущих внимание его отца у семьи. Отец слаб, повторяла мать, слаб и ничтожен. Но он, ее сын, ее сокровище, к счастью, почти ничего не унаследовал от недостойного родителя. О нет, он совсем иной. Смелый, благородный, одаренный превыше всякой меры разнообразными талантами.
Так он себя и воспринимал: сверхчеловеком, спустившимся к обычным людям, снизошедшим до них. И мерзкая шлюха, посмевшая усомниться в его превосходстве, заслуживала самого сурового наказания. Расправившись с ней, он понял, что наконец-то нашел свое предназначение. То дело, которому сможет посвятить жизнь. Пусть не сразу, не в тот же день, когда его выворачивало от ужаса содеянного. Но уже к утру в памяти всплыли поджатые губы на узком материнском лице и ее презрительные слова о девках, недостойных отравлять воздух одним своим существованием.
И тогда на него снизошло умиротворение. Он понял, что все сделал правильно. Все, кроме одного: оставил валяться сдохшую тварь во всей ее уродливости. Жившее в нем стремление к совершенству протестовало против отвратительности смерти. Но он осознал свою ошибку и больше ее не допустит.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Джейкоб Лоренс заметно нервничал. Суетливо перекладывал на столе бумаги из одной стопки в другую, то и дело поправлял чернильницу. Позабытая сигара дымилась в пепельнице. Столичный гость, высокий брюнет лет тридцати — тридцати двух, устроился в кресле и внимательно разглядывал меня, не скрывая насмешки, — во всяком случае, именно так мне казалось. Темно-карие, почти черные глаза, худощавое лицо с резкими скулами, прямые брови, тонкий нос с горбинкой — я бы назвала его привлекательным, если бы не исходившее от гостя чувство опасности. Словно дикий хищник развалился на ковре перед камином, притворяясь обленившимся домашним котом. Но стоит только подойти поближе, протянуть руку — и сомкнутся стальные челюсти, заставив сильно пожалеть о собственной беспечности.
Лорд Реймонд Логан. Вернее, его светлость Реймонд Логан, герцог Деримонт, королевский кузен, сильнейший менталист королевства.
— Обойдемся без титулов, — сухо бросил его светлость, когда Лоренс, запинаясь (неслыханное дело), представил высокое начальство. — Как у вас принято обращаться к сослуживцам?
— По фамилии, — коротко ответил шеф, взяв себя в руки.
— Вот и отлично. Я буду рад, если меня не станут выделять. Вы не против, Донн? Хотя вас бы, признаться, я бы предпочел называть по имени.
Да он издевается? Можно подумать, у нас в Управлении служит как минимум полдюжины королевских кузенов, и с каждым из них я запросто болтаю после работы в пабе за углом. Но под насмешливым взглядом я вздернула подбородок повыше и процедила:
— Договорились, Логан. И это… никаких имен. Не принято.
Здесь я лукавила, ведь того же Гудвина могла назвать и Джоном. Но Гудвин — парень свой, привычный, а от чужака стоит ждать только неприятностей.
— У вас есть еще вопросы, ваша… ох, простите, Логан, — стушевался бедняга Лоренс, — или я могу отпустить офицера Донн?
Новый знакомый смерил меня очередным насмешливым взглядом.
— У меня много вопросов. Думаю, мы могли бы обсудить их, например, за обедом. Что скажете, Донн? Согласны показать мне какое-нибудь милое заведение с хорошей кухней и невысокими ценами?
— Если вы не против компании Гудвина, моего напарника, — быстро ответила я. — Мы уже договорились пообедать вместе.
— Джон Гудвин? — уточнил Логан, давая понять, что уже успел ознакомиться с личными делами сотрудников, работавших по делу Душителя. — Хорошо, у меня и для него имеется парочка вопросов. Встречаемся у проходной?
— Договорились, — пробормотала я. — А сейчас, с вашего позволения, я удаляюсь. Мне надо еще сдать отчет о деле Райена.
И объяснить Гудвину, как умудрилась втравить его в очередные неприятности. Какими бы ни были его планы на обеденный перерыв, их придется менять. И что-то мне подсказывало, что приятель новостям вряд ли обрадуется.
* * *
Джон вздохнул, посмотрел на часы и попросил подождать его несколько минут.
— Срочно надо зателефонировать кое-кому, Донн. Не скучай, я скоро.
Он потрепал меня по плечу и вышел. Должно быть, побежал отменять свидание, назначенное на обеденный перерыв. На прошлой неделе он познакомился с очередной любовью всей своей жизни, о чем успел оповестить почти все Управление.
Волны безумной страсти захлестывали Гудвина примерно раз в три месяца. У него загорались глаза, он оставлял немыслимые суммы в цветочной лавке, заражал всех вокруг бодростью и радужным настроением. Насколько мне известно (а мужчины, как я с некоторым удивлением узнала, придя работать в Управление, любители посудачить не хуже женщин), Джону нравился сам процесс ухаживания. Цветы, шоколадные наборы, прогулки в парке. Если женщина отвергала его, то Джона это только раззадоривало, и он удваивал усилия по завоеванию неприступной дамы. Как только крепость сдавалась и Гудвин получал приглашение в спальню возлюбленной, его интерес остывал. На лице его все чаще появлялось тоскливое выражение, вечерами он старался подольше задержаться на работе, становился унылым и раздражительным. Потом роман сходил на нет — Джон ухитрялся расставаться со своими женщинами как-то так, что каждая пребывала в уверенности, будто это она оставила надоевшего возлюбленного. А еще через пару недель Гудвин встречал очередную даму сердца, и все начиналось сначала.
— Удружила ты мне, Донн, — вздохнул он, вновь появляясь в кабинете. — Хорошо еще, что у Анни в аптеке стоит аппарат и туда можно зателефонировать. А если бы ее не оказалось на службе?
— Прости, — покаянно произнесла я. — Очень не хотелось обедать наедине с его настырной светлостью. Твоя Анни служит в аптеке?
— Да, помощницей, — пояснил Гудвин. — Моет пробирки, рассыпает порошки, что-то в этом роде. Я с ней познакомился, когда зашел за мятными пастилками. Но лучше расскажи мне о герцоге, я-то его еще не видел. Чего следует ожидать, как думаешь?
Я поморщилась.
— Пытается втереться в доверие, прикинуться своим парнем. Велел звать его по фамилии, представляешь? Ну, и напросился с нами на обед, но это тебе уже известно.
— Не с нами, — проницательно заметил приятель. — С тобой. Не думаю, что его обрадовало известие о третьем сотрапезнике. Уверен, он собирался за тобой поухлестывать.
Я разозлилась.
— Конечно, такая экзотика — женщина-полицейский. Будет чем потом похвалиться в столице. Вряд ли кто из его друзей успел одержать подобную победу. Актерки, танцовщицы, певицы, светские дамы — таких в его окружении много. А вот сотрудниц Управления пока не попадалось.
Гудвин, прищурившись, с любопытством рассматривал меня.
— И чего ты так раскипятилась, Донн? Что, столичный хлыщ произвел на тебя впечатление?
— Это ты о чем?
Гудвин ухмыльнулся.
— Посуди сама, Донн: я только высказал предположение. Его светлость просто пригласил тебя на обед, так? Скорее всего, он бы попытался закрутить с тобой, но вдруг я ошибаюсь? А ты разозлилась не на шутку, как будто он позвал тебя не в трактир, а в кровать. Или ты не все мне рассказала? Что утаила? Взгляды, намеки, попытки пощупать прямо при Лоренсе?
Негодование разом спало. Действительно, с чего это я взяла, будто Логан так уж стремится заполучить меня в любовницы? Должно быть, из-за того, что первые месяцы работы в Управлении сослуживцы мне прохода не давали. Заключались пари с безумными ставками на то, кто первым сумеет затащить меня в койку. Обо всем этом поведал насупленный, упорно отводящий взгляд в сторону Лоренс. И предупредил:
— Будь осторожна, Николь. Конечно, со временем они свыкнутся с тем, что работают с бабой. Но не сразу. И если ты только дашь повод…
— Не дам, — отрезала я. — Скажите, шеф, а почему вы взяли меня на эту должность?
Вопрос занимал меня с того самого дня, когда Лоренс подписал бумаги о моем назначении. Ведь ему, действительно, проще было бы отказать мне.
— Можно подумать, у меня имелся выбор, — пробурчал он. — Выгляни за дверь: видишь очередь из менталистов? То-то же, и я не вижу. Приди ко мне хоть один мужик с даром, тебе бы кроме должности машинистки или сотрудницы архива ничего не светило. Да и то сомневаюсь. Ссориться из-за машинистки с леди Донн — то еще сомнительное удовольствие. Так я приобрел хотя бы ценного сотрудника.
Но у меня тогда сложилось впечатление, что шеф сказал вовсе не то, что думал. Хотя с бабушкой они действительно поругались, причем сильно, до разрыва дружеских отношений, из-за моей работы.
— Эй, Донн, — вырвал меня из воспоминаний голос Гудвина. — Ты не уснула? Давай решать, куда поведем нашу столичную шишку на обед.
— А что здесь думать? — отозвалась я. — Выбор небогатый. В паб его светлость не пригласишь, остается "Матушка Нильс". Вот туда и пойдем.
* * *
Небольшой уютный трактирчик "Харчевня матушки Нильс" спрятался во дворе за углом. О его существовании знали все сотрудники Управления и забегали время от времени пообедать или поужинать. Появлялись бы и чаще, но цены к ежедневным посещениям не располагали. У плиты стояла сама почтенная вдова Нильс, по залу степенно расхаживали с подносами ее дочери, а зятья следили за порядком и выполняли грубую работу.
— Обед за мой счет, — непререкаемым тоном заявил Реймонд Логан, усаживаясь за угловым столиком. — Проставляюсь, как и положено новичку.
Гудвин хмыкнул, а я почувствовала очередной прилив сильной неприязни. Вот зачем, спрашивается, его светлость пытается изобразить из себя простого парня? Хочет втереться в доверие, выпытать побольше сведений? Повстречайся мы в иных обстоятельствах, он бы не удостоил и взглядом ни Джона, ни меня.
Пухленькая румяная светлокосая Луиза принесла меню, улыбнулась мне, Гудвину и зарделась под взглядом Логана.
— А скажите-ка мне, красавица, — немного развязно начал тот и подмигнул Луизе, — что лучше заказать? Я человек в вашем городе новый, но о вашем заведении уже наслышан. Мол, вкуснее даже в ресторациях не готовят.
Я даже восхитилась столь неприкрытой лестью. А его светлость, похоже, тот еще лгун. Вряд ли он до обеденного перерыва слышал хоть слово о трактире.
— Сегодня у матушки суп из бычьих хвостов, — охотно ответила польщенная Луиза. — Ох, и наваристый вышел. А еще рагу из телятины.
Я злорадно посмотрела на Логана: что, получил? Это не суфле из крабового мяса и не фаршированные трюфелями перепелки, здесь такими изысками не угощают. Но герцог и бровью не повел.
— Значит, суп и рагу. Отлично. И бутылку красного вина на ваш выбор.
— Рабочий день еще не закончился, — скучным голосом вставила я.
Очень хотелось вывести королевского кузена из себя, посмотреть на его реакцию. А если повезет — то и уловить хотя бы тень его настроения, обрывки эмоций. Вряд ли он такой непроницаемый, каким хочет казаться.
— Небольшое нарушение правил не считается, особенно если о нем никто не узнает.
Гудвин рассмеялся.
— А вы мне нравитесь, Логан. Полагаю, мы сработаемся.
Вот только я оптимизма напарника не разделяла.
Луиза принесла бутылку, стаканы, корзинку с ломтями мягкого белого хлеба с золотистой корочкой, расставила на столе, то и дело бросая взгляды искоса на Логана.
— Сейчас подам суп, — пообещала она.
Логан кивнул, разлил вино, дождался, пока подавальщица отойдет и велел:
— А теперь рассказывайте. Все, начиная с того дня, когда обнаружили первый труп. И постарайтесь не упустить ни малейшей подробности. Начинайте, Гудвин, Донн дополнит, если что забудете.
* * *
Первый труп обнаружили полгода назад. Конечно, тряпичная роза во рту убитой навела Лоренса на нехорошие подозрения, но никто из сотрудников Управление в тот момент и подумать не мог, с каким опасным неуловимым сукиным сыном нам придется иметь дело. Меня вызвали на осмотр, но я не смогла обнаружить ни малейшего следа. Тогда все решили, что мерзавцу просто повезло. Тело двадцатилетней Розы Хельварес увезла в родную деревню строгого вида крепкая пожилая особа — тетка. Она ни проронила ни слезинки над столь трагически погибшей племянницей, только сделала правой рукой отвращающий беду знак.
— Беспутная, как и ее мамаша, — произнесла осуждающе и приложила платок с траурной каймой к сухим глазам. — Та неведомо где сгинула, а вот девку ее мне хоронить придется.
У меня сложилось впечатление, что бедная Роза обретет свой последний приют на погосте возле предков, а не в общей яме для невостребованных тел, по одной лишь причине — тетушку чрезвычайно заботило, что подумают о ней соседи. Лишь боязнь людского осуждения заставила ее упокоить племянницу по-человечески, а не бросить труп в морге.
Конечно, Розу нельзя было назвать приличной девушкой. Не знаю, что рассказывали о ней родственники деревенским знакомым (и что она сама писала родне), но устроиться на работу по приезду в город ей не удалось. От таких же неприкаянных девиц, снимавших одну конуру на пятерых, Гудвин узнал, что наивная крестьянка подалась за лучшей жизнью. Пытала счастья в местном театре, режиссер которого высмеял глупышку, старалась пристроиться в ночной клуб, но в первый же вечер была освистана посетителями. Взятые с собой из дому деньги быстро закончились, и из меблированных комнат Розу выставили на улицу. Рыдающую девушку заметила на скамейке в парке Мамми — известная сутенерша. Выслушав несчастную, пообещала устроить ее судьбу — если Роза будет послушной. Возвращаться в деревню и выслушивать теткины попреки и насмешки подружек та не хотела, вот так и оказалась в клоповнике среди "цветов улиц". С наступлением ночи обитательницы комнатушки вызывающе наряжались, ярко румянили лица и выходили на нехитрый промысел. Мамми они отдавали треть доходов, за что та договаривалась с выходцами из Нижнего города об охране. Однажды Вивиана, одна из девушек, решила схитрить и соврать, что заработала меньше, чем в действительности. На следующий день избитую Вивиану, с многочисленными кровоподтеками, заплывшими глазами и выбитыми зубами, доставили в городской госпиталь для неимущих, а на ее место Мамми и привела Розу.
О клиентах товарки никто из девушек ничего сообщить не смог. Вызванная в Управление Мамми хитро щурила небольшие глазки, притворялась смиренной и все повторяла:
— Что вы, мистер, ничего я не знаю, просто сдаю девушкам комнатушку. Уж чем они себе на жизнь зарабатывают — не мое дело.
Только лишь осознание того, что убийца вряд ли постоянно пользовался услугами Розы, удержало Лоренса от допросов с пристрастием. Он понимал, что сведений о мерзавце из Мамми не выжмешь по той причине, что ей самой ничего не известно, поэтому со вздохом велел отпустить сутенершу.
А еще через два месяца обнаружили новый труп.
Хильда Бакстон родилась в зажиточной семье. Отец ее занимался реставрацией мебели, считался одним из лучших мастеров графства. Дочери он постарался дать хорошее образование, мечтая выдать ее замуж "за благородного". И даже присмотрел подходящего жениха: отпрыска находившегося на грани разорения дворянского рода.
— Эх, имелся бы у него еще и титул, — вздыхал мистер Бакстон, сидя вечером со стаканчиком шерри в кресле-качалке. — Ну ладно, каков уж есть. Грех жаловаться. Скоро моя девочка будет откликаться на "леди Хильду".
Мистрис Бакстон осуждающе качала головой и напоминала мужу, что жених беден, как церковная мышь.
— Ерунда какая, — отмахивался мистер Бакстон и похлопывал себя по солидному брюшку. — Накопленного мной хватит, чтобы прокормить еще один рот. Да и много ли надо тощему юнцу?