Он какое-то время молчит. Крутит в пальцах пробку. И выдаёт то, чего я никак не ожидаю.
— Смерть хорошо прочищает мозги, Ива. На многое начинаешь смотреть по-другому.
— Так ты меня не ненавидишь? — тупо спрашиваю, вспоминая его жаркий предсмертный поцелуй. — Ты тогда сказал…
Он сдвигает брови.
— Что ты заладила? Глупость я тогда ляпнул, с каждым может случиться. Из вредности, такой уж я. Устраивает тебя этот ответ?
— Её устраивает, — подаёт со своего места голос Аркадий. Потягивается, как большой кот, с хрустом в суставах, с удовольствием. — Вань, хватит его пытать, а то он скоро в самом деле заведётся. Давайте, что ли, перекусим, не зря же вы так старались.
Мага разливает тёмное, почти чёрное вино по тяжёлым хрустальным бокалам. Я достаю из ящика стола тяжёлые двузубые вилки и ножи со специально зазубренными лезвиями. Всё здесь прочно, обстоятельно, надёжно.
И я упорно гоню мысли, каким бы человеком стал мой суженый, не случись у него много лет назад… я.
***
— Аркаша, а что собственно, происходит? — спрашиваю. — Есть во всём этом какая-то нелогичность. Вроде бы жизнь была у вас… нет, с точки зрения попаданца обычной её не назовёшь, но для вас-то всё устоявшееся, размеренное, идёт своим чередом. Прибыл новенький — встреть, обучи, отправь на все четыре стороны, дальше Игрок сам додумывает. А если закрыть глаза на квесты и Сороковники — нормальный мир. А вот… — запнувшись, не решаюсь заговорить о Николасе, чтобы избежать лишних вопросов, — один человек мне рассказывал, что вся эта большая Игра была не всегда, она закрутилась лет двадцать назад.
— Двадцать один год, — уточняет Мага от камина, где раскуривает сигару. Подозреваю, что он запросто может зажечь её магией, но ему нравится щипцами ворошить угольки, выбирать подходящий, священнодействовать… Одним словом — устраивать из привычной операции церемонию. Как, впрочем, и его папочке. — Двадцать один. Тебе это ни о чём не говорит? У нас это возраст совершеннолетия.
— И что?
— Так, ничего особенного. Есть версия… — Мага вытягивается на диване в полный рост и, откинувшись головой на валик, полностью отдаётся созерцанию сизо-голубых струй, запускаемых в потолок. Аркадий, убедившись, что продолжения не будет, поворачивается ко мне.
— Помнишь нашу небольшую заварушку у реки? Ну, когда меня подстрелили, а ты вылечила? — Киваю. — Мы сперва решили, что эти степняки были собраны под чей-то квест, очень уж похоже, когда для команды добровольцев сходную по параметрам группу из нечисти выставляют. Однако сколько на них тех козлов нужно? А их, степняков, вдоль границы собралось не меньше тысячи. Сидят тишком: в город не суются, деревеньки вокруг не трогают. Сами на рожон не лезут, если только на заставу случайно напорются. Ждут.
— Кого?
— Вот вчера мы и увидели — кого. Ипатий с утра гонца прислал, с сообщением, что пополнение у козлоногих, да такое — что теперь не поймёшь, кто кого дополняет. Похоже, что степная орда — на подхвате у тех, кто прибыл. — Аркадий плещет в стакан на донышко, но не пьёт, а только вдыхает терпкий аромат. — Орки. Тролли… Ваня, один такой горный тролль — как два твоих Васюты, что в ширину, что в рост, честное слово, я видел. Их там штук двенадцать, не меньше, и надо ещё подумать, как их завалить, тут же совсем иная тактика нужна: стрела их не берёт — шкуры словно каменные, а на длину копья ещё подойти надо, разве ж они тебя подпустят? Такой на одну ладонь посадит, другой прихлопнет — мокрое место останется. Правда, тут недавно кое-кто хорошую идею подал, но чтобы её внедрить, хотя бы одного тролля надо грохнуть. Вот завтра и попробуем. Самые крупные — циклопы, но те дураки, да ещё и одноглазые. Хотя весом и массой берут, это да. Гарпии какие-то новые, злые, в переговоры не вступают; дикие вепри, кентавры, ламии…
— А это кто? — не выдерживаю. Про остальных-то я знаю.
— Это вообще какой-то выверт. Изначально — женщины-змеи, на Горгон похожи, только с нормальными головами, а в боевом трансе в кентавресс превращаются. Зубы, копыта, яд — всё в ход идёт, жуть просто, даже для меня, воробья стрелянного. Вы, бабы, если ввяжетесь в драку — свирепеете хуже берсерков, а эти ламии — хуже баб. Не остановишь.
— Зачем? Аркаша, для кого их сюда согнали?
Он задумчиво взбалтывает вино; по стенкам стакана ползут густые вязки потёки. Поднимает на меня глаза.
— Для нас, Ваня.
— Я не понимаю. Что вы сделали? Что мы сделали такого? Или это очередной эксперимент Игрока?
Тут из своего угла снова напоминает о себе Мага.
— Это не эксперимент, — он пыхает сигарой. — Ему надоел город, который слишком хорошо приспособился к его причудам. Выращивает персов, отбивается от его творений, а главное… — Мага рывком приподнимается, — стал слишком самостоятельным. Одни ваши дружины чего стоят, что рыцарская, что русичей.
Мой бывший — впрочем, уже теперешний — начинает выхаживать по комнате. Думать ему это помогает, что ли?
— Игрок собирает не какую-то шваль. Степняки — это так, чтобы массой нас задавить, а вот крупные монстры — не просто Актовые, они Финальные. Он выманивает на бой самых умелых, чтобы расправиться со всеми одним ударом, обезглавить город и напомнить, кто здесь хозяин. Уничтожит — и где-нибудь на новом месте начнёт всё сызнова, с послушными исполнительными юнитами.
Аркадий медленно опускает стакан на стол.
— Сегодня прилетели драконы, — глухо сообщает. — Таких я ещё не видел. Как он их выманил с гор?
— Драконы? Вот как… Огневая мощь, да ещё с воздуха — это у него самая крупная боевая единица. Значит, завтра Финал, дорогие мои. Один на всех, — буднично сообщает Мага. — Если не ошибаюсь, с нашей стороны тоже выдвинуты сильнейшие? Васюта с дружиной там уже который день, а кто ещё прибыл?
— Аскольд. Рустам. Ниль" хи. Гоблин. Будут маги с Рахимычем. Будем мы с Лорой.
— Если их разобьют, — тяжело говорит Мага, — город сравняют с землёй. Зря я сюда привёз Иву.
— Зря, — соглашается Аркадий. — Да ведь дело сделано. И не поверю я, чтобы некромант да на собственный дом лучшие охранные чары не наложил. Отсидится Ваня здесь, ничего с ней не сделается.
Я пытаюсь возразить, но оба мужика зыркают на меня столь выразительно, что слова застревают в горле.
А там ещё и Васюта…
А мне — отсидеться… Впрочем, что ещё остаётся? Какой из меня толк на войне, положа руку на сердце? Под ногами путаться, мешать? Много ли я там настреляю, приученная к неподвижным неживым мишеням?
— С нами Орден паладинов, — возвращается к теме Аркадий. — Нет только ваших. У вас этот дурацкий нейтралитет.
— Знаю.
— Мага, ты же воин, — видно, что Аркадий подбирает слова чрезвычайно осторожно. — И хороший воин, не только в квестах бывал. Я же тебя по Чёрному перевалу помню. Среди вас немало хороших бойцов. Почему вы отсиживаетесь?
— Слишком ценим жизнь. Смешно? На самом деле так оно и есть. Умирать страшно. А нам ради посвящения приходится делать это добровольно, и лишний раз повторять не хочется.
Он отбрасывает в камин сигару, выкуренную наполовину. Подходит к окну, смотрит в ночную темень.
Оборотник яростно сверкает глазами.
— Но ты-то идешь!
— Иду. Один за всех. Знаешь, сколько в Мире осталось некромантов? Триста сорок два человека, Аркадий. Это — включая женщин, детей и стариков. Триста сорок два, на всей планете. Мы вынуждены собой дорожить.
"…моя дорогая донна… очень дорогая…"
Вот почему у них так ценятся дети — и матери.
Мужчины ещё о чём-то говорят, но я не вслушиваюсь. Мысли мои вновь возвращаются к прежнему. Васюта никуда и не уезжал, думаю с горечью. Но и не вернулся. Он выбрал не просто Сороковник — войну, возможно, справедливо рассудив, что квест может сработать и там, на поле боя. А скорее всего — перед лицом реальной, не игровой угрозы для целого города, опекаемого им же, вынужден был, скрепя сердце, отодвинуть в сторону игры, и заняться тем, что ему предназначено самой судьбою: защитой всех, кто остаётся за его плечами. Чтобы каждая мать, а не только я, могла вернуться к своим детям и жить с ними долго и счастливо, любить кого-то другого, быть любимой, радоваться жизни, в то время как для него завтрашний день может оказаться последним.
— Могу я поехать с вами? — робко спрашиваю, забыв о предыдущих благих рассуждениях.
Некромант, развернувшись от окна, смотрит пристально. Отблески каминного пламени играют на чеканном лице, отражаются в глазах. Он пока молчит, но на лице его прописано: ты обещала, Ива!
Вместо него отвечает Аркадий.
— Нечего тебе там делать. Выкинь эту дурь из головы; ты сидишь здесь.
— Аркаша…
— Зелень ты ещё. Необстрелянная.
— Но я умею…
— Пробный бой ничего не значит, ты ни разу не была в самой гуще. Потеряешься, растеряешься — ближайший воин тебя мечом срежет или просто конём затопчет. Ты это брось, видел я таких умниц: цепенеют от страха — и капец. И не думай, Васюте про тебя даже словом не обмолвлюсь, чтоб перед боем не брал в голову лишнего, вот закончится всё, — он косит на Магу, — тогда и будете разбираться.
— Если закончится в нашу пользу, — мрачно говорит Мага. Он снова изучает ночную улицу. Я закрываю глаза от досады. Прав Аркаша, прав, но как же мне тут высиживать, когда, быть может, завтра уже будет поздно… До меня доносится еле уловимый аромат хризантемы, холодная ладонь стискивает плечо. Как он смог подойти так бесшумно?
— Будь благоразумна, Ива. И не забывай о своём обещании.
— Но это совсем другое, — слова даются мне с трудом. — Он может погибнуть. Ты же сам говоришь — сильнейшие против сильнейших.
— Мы с Аркадием тоже можем погибнуть; разве тебя это не волнует? — Щеки мне так и опаляет стыдом. — Вот что я тебе скажу: он прав. Если останется, кому разбираться — сделаем это после боя, я ни от кого не прячусь по углам. Но пока — будь добра, не путайся у нас под ногами. Там ты будешь только мешать.
— Мага-а! — я сдерживаю рыдание. — Но не могу же я тут просто отсиживаться, пока вы там умирать будете, пойми! Чем-то женщины всё-таки занимаются на войне! Хоть раненых буду перевязывать!
— Для того полно паладинов, — припечатывает Аркадий. — И медкоманды при дружине, опытной, обстрелянной, у них всё отработано, ты — лишнее звено. Не ной, Ваня. Кроме Лориных девиц там ни одной бабы нет, и тебя быть не должно. Всё.
Я с треском отодвигаю скамейку и ухожу от них наверх. Меряю шагами спальню, бешусь не хуже Маги. Решили они… Нора, первее меня освоившая кровать, недоумённо за мной наблюдает.
Не запрут же меня, в конце концов!
И что? Дождусь, когда они уедут — и сбегу, как пацаны в Великую Отечественную, "на фронт"? Я даже не знаю, в какую сторону идти, а сердобольных прохожих, чтобы дорогу подсказали, вряд ли встречу. И на чём добираться, на своих двоих? Аркадий, было дело, ко мне на выручку летел совой минут сорок. Это лётом, а сколько пешком времени отнимет? И неизвестно, какая нечисть на дороге может пошаливать.
Ванька-а, с тоской шепчет внутренний голос. Ванька-а… Что делать-то будем?
Я останавливаюсь в изумлении. Это ты у меня спрашиваешь, голос? Ты же всегда мне советы давал! Ну да, отзывается он уныло. А здесь — даже и не знаю, что сказать.
Набегавшись до нытья в коленках, возвращаюсь в кухню. Хмурые лица мужчин светлеют, несмотря на то, что вид у меня подозреваю, далеко не ласковый. Должно быть, думали, ещё немного — и придётся им справляться с моей истерикой и слезами. Нет уж. Сцепляю зубы.
Молча сажусь за стол. Протягиваю Аркаше пустой стакан, долго, как и он, вдыхаю аромат красного винограда и чёрной смородины — и успокаиваюсь. Но пить не пью, чтобы голова оставалась ясной.
Придётся сидеть и ждать.
И вдруг щёки мои снова опаляет. Да, Ива, ты останешься. Потому что — страшно тебе или нет, а ты высунешь свой нос за дверь и пойдёшь расспрашивать, не появлялась ли тут не так давно странная компания: мужчина и женщина, а с ними — девочки-близняшки? Ведь их могло занести куда угодно! Я найду, кого спросить. Я… Йорека этого отыщу, вряд ли его, недотёпу, призовут на войну, а он ведун, хоть и недоучка, и наверняка есть у него хрустальный шар, и пусть бедный Йорек как хочет, так туда и заглядывает, а я с него не слезу, пока не выбью информацию…
Я это сделаю.
Поднимаю руку, как на уроке в школе, чтобы привлечь к себе внимание.
— А как так получается, — спрашиваю, — что разборки… простите, — что бой будет не здесь? Почему вдоль границы? Уж проще было бы сразу город штурмовать!
Мага хмыкает. Они с Аркадием переглядываются — и, по видимому, решают, что ничего крамольного в том, что я спрашиваю, нет, и вряд ли эти сведения помогут мне сбежать или как-то обвести их вокруг пальца. А я хочу знать: смогу ли завтра вообще на улицу выглянуть? Не прорвутся ли монстрюки и сюда?
— В самом городе и по периметру поставлена магическая защита, — сообщает Мага. — Долговременная, качественная. Отдельные барьеры соединены в общую сеть, по несколько ячеек на квартал. Взломаешь одну — дальше, чем в следующую, не пройдёшь, надо снова ломать. А пока тратишь время — ведуны засекут прорыв и прихлопнут нарушителя. Так что город атаковать — себе дороже: слишком медленно и по энергии затратно. В прошлую войну во время прорыва ведуны нарочно барьеры сняли, дали чужим войти, растечься по улицам — и снова поставили. Добить нападающих по отдельности было делом техники. Так что вряд ли Игрок сунется сюда во второй раз, он свои ошибки помнит наверняка, потому и выбрал границу. Там чистое поле, всё как на ладони. И с воздуха можно атаковать, а нам в этом плане ответить нечем…
— Есть чем, — оживляется Аркаша. — А если мы дадим тебе дракона? Ты говорил — тебе нужен труп? Будет. Сможешь тогда нас сверху поддержать?
Мага прикидывает что-то в уме, морщит лоб.
— Поддержать не проблема. Нужна группа прикрытия. Драконы и живые сами по себе туповаты, а чтобы мёртвым управлять — надо полностью на него переключиться. Как бойца вы меня потеряете, да ещё рядом со мной двоих щитоносцев поставить нужно, чтобы мне на броню не тратиться.
— Поставим троих. И у Лоры девах выпросим, пусть гарпий отпугивают. А гарпию потянешь?
— Да пусть собьют нескольких. Дракон не вечен, его свои же расколошматят, так что заготовки понадобятся… Ива?
Я вздрагиваю. За их изощрёнными обсуждениями они меня вроде бы и не замечали, но вот, оказывается, я им понадобилась.
— Поможешь мне? — Обогнув стол, Мага присаживается рядом. — Когда я просматривал твои воспоминания, как-то не придал значение вашей с Николасом методике, счёл, что по мелочи энергию таскать несерьёзно; но завтра мне может понадобиться всё, до чего дотянусь. Покажи.
Да, это верно. Ему понадобится всё. Прищурившись на огонь в камине, отлавливаю энергетический протуберанец с языка пламени, затем второй… Стоп. Это я для себя лично таскаю. А вот как бы…
— Где те куколки, Мага? — спрашиваю. — Ну, те самые, что ты из детской взял?
У него очень выразительное лицо, надо признаться. Сперва на нём читается недоумение, затем этакая снисходительность… а потом, наверное, он вспоминает о кукле-Доле. Пожалуй, не надо игнорировать эту обережную блажь, может пригодиться… Он идёт за камзолом, висящим на спинке стула у стены.
Вот они, Чучундрик и Чувырлик. Забавные милые игрушки, от нечего делать сотворённые нашими девочками — на скорую руку, но от души. И ауры на них — в равных частях моя и Магина и, я надеюсь, обе действенны.
— Бери в каждую руку, — командую Маге. Сейчас я — главная.
Я — хороший проводник. Я накрываю ладонью ладонь суженого поверх Чучундрика, вновь подцепляю протуберанец от огня — и направляю в куколку. В Чувырлика закачиваю энергетику земли, она тут совсем рядом, под дощатым полом и бревенчатыми перекрытиями. Это под камнем и бетоном земля слабеет, а здесь её силы хватает на то, чтобы на Чувырлике дыбом поднялись нитяные волосики.
Я отнимаю руки. Странное ощущение — левая сторона тела горит, правая — стынет подвальной сыростью. И бегают, бегают по мне и внутри меня огненные и фиолетовые светляки, никак не угомонятся. Не мешкая, сбрасываю излишек энергетики в кольцо, сама, без напоминания, без подсказки, на автомате, и попутно радуюсь выработанной полезной привычке.